Страница 31 из 35
— Говорит Алан Стрит. Насчет работы, что вы вчера предложили. Помните?
— Угу. Берете?
Алан чуть было тоже не сказал ему в ответ: «Угу».
— О’кей, Стрит. Платим вам тридцать пять в неделю плюс издержки в разумных границах. Контракт на двенадцать недель, и материалы подписные. Во вторник или среду спросите в редакции Фарли. Давайте лучше во вторник. О’кей?
— О’кей, — ответил Алан, решив, что пора осваивать их язык. — Буду во вторник.
— Чудно. Вчера после вашего ухода босс шел на пари, что вы откажетесь. — Маркинч хмыкнул. — Моя взяла. Слушайтесь Фарли — хотя вас, наверно, потянет дать ему пинок в зад. Он знает работу и вас может научить. Увидимся в Лондоне, Стрит.
Только и всего. Пара рекомендаций от соответствующих лиц, разговорчик-другой за стаканчиком-другим — и ты принят, ты свой. Возвращаясь к Бетти, Алан вдруг ощутил досадливое презрение ко всем безликим миллионам глазеющих со стороны и выжидающих, как распорядятся их жизнями.
— Отличный кофе, — похвалил он Бетти.
— Я же сказала. Ты вот не веришь, а я и вправду умею неплохо делать все по дому, когда хочу. Поневоле научилась во время войны. С работой все в порядке? Когда приступаешь?
— Назначено явиться на Флит-стрит во вторник.
— Это нужно отпраздновать.
— Согласен. Когда — и где?
Она улыбнулась своей особенной улыбкой. Алан смотрел с пониманием.
— Прошу тебя, — сказал он, — не выплывай из таинственных зеленых глубин с такой улыбкой на устах, если ничего не хочешь ею сказать.
— Я размышляю, — задумчиво отозвалась она. А через несколько мгновений, подняв голову, одарила его такой неотразимой, откровенно безнравственной ухмылкой, что он сразу же сказал:
— Что бы это ни означало, мой ответ: «Конечно да, Бетти».
— Вот что, милый, я обдумала, как отпраздновать. Давай закутим. Я все равно сегодня вечером собираюсь в свой домик и машину зафрахтовала до вторника, ты как насчет того, чтобы поехать со мной? Тогда во вторник ты оттуда подашься в Лондон, а я вернусь сюда. Будем мы одни. Там в полумиле по шоссе неплохой ресторанчик, если нам понадобится еда и питье. Можно будет отлично провести время. Ты это заслужил. Да и я тоже. Так как?
Он кивнул, улыбаясь, подошел к ней и запрокинул ей голову.
— Один только раз, и все, — шепотом предупредила она. — Здесь вправду небезопасно. Подожди, пока приедем туда.
Он возвратился на свое место за столом. Руки слегка дрожали, и он долго, старательно набивал и раскуривал трубку.
— Мне надо будет незаметно пробраться домой, захватить чемодан с кое-какими вещами. Когда мы едем?
— Я думаю, после чая, так в половине шестого или около того. Знаешь что? Я отвезу тебя, сама притаюсь за углом, пока ты соберешь чемодан, и мы укатим вместе. На дорогу уйдет час с небольшим. Мой домик — божественный уголок, милый. А теперь поговори со мной спокойно. Расскажи, какая я. Ты один умеешь со мной разговаривать как надо.
И до самого чая он сидел, поглядывая через стол на изысканные черты, которые по временам кривила мимолетная тайная ухмылка, и плел невесть какую чепуху, потом не мог вспомнить ни слова. В пустопорожней болтовне, перемежаемой долгими, внимательными взглядами, время летело, будто сон, но где-то в глуби этого сна бился пульс, его кровь отсчитывала секунды. Подали, потом убрали чай, все промелькнуло, как тени на стене.
— Мы словно сидим в чайном домике какого-то забытого китайского императора, — сказал он.
Она ответила ухмылкой. А потом вскочила, вся — энергия и целеустремленность.
— Пора ехать. Помоги снести кое-что в багажник.
В двухстах шагах от поворота на аллею, ведущую к Суонсфорд-Мэнору, она выпустила его из машины. Здесь было безлюдно.
— Только живей. Никаких семейных встреч и разговоров. Если меня заметят, скажу, что условилась довезти тебя до станции.
— Больше пяти минут не задержусь, — пообещал он и зашагал по аллее.
Внизу в холле никого. Он взбежал по лестнице в свою комнату, покидал кое-что в небольшой чемодан, вышел с ним на площадку — и столкнулся лицом к лицу с Дианой.
— Куда это ты?
— Я принял предложение насчет работы в «Листке». Приказано явиться в редакцию.
Лгать Диане было неприятно, но ничего лучшего не пришло в голову.
— Прямо сегодня? А где ты будешь ночевать?
— Пока не знаю. Не важно.
Она пристально посмотрела ему в лицо.
— Ты что-то затеваешь, Алан. — Она посторонилась, чувствуя, что брат торопится. — Хорошо, иди. Ты не обязан со мной делиться.
Она уже не обвиняла. Она говорила отреченно, почти безнадежно. И отступила не на шаг, а куда-то далеко-далеко. И даже стала с виду меньше, старше, сокрушеннее.
Ничему этому не было места в мире, где он провел весь день. Его словно задело жалостью по живому нерву, так стало вдруг больно.
— Сейчас не могу рассказать, Ди, — ласково проговорил он. — У меня сегодня был странный день. Потом все расскажу. Мы ведь с тобой так толком и не поговорили. Подожди немного, поговорим еще. И пожалуйста, не смотри так, Ди. Ничего еще не кончено.
Он со всех ног сбежал вниз по лестнице с таким чувством, будто радужный шар жизни уже отнесло вперед, и надо теперь догнать его и вспрыгнуть внутрь. В холле опять никого не оказалось. Алан быстро зашагал по аллее. Бетти уже открыла дверцу машины.
— Придется вернуться по Кроуфилдской дороге, — сказала она, трогаясь с места, — а потом свернем на шоссе. Там сейчас движение, наверно, не большое. Где-нибудь через час будем на месте.
И она запела своим странным немузыкальным голоском, более юным и незрелым, чем сама хозяйка, словно отставшим от нее в развитии. Что-то в этом было трогательное, но сейчас немного неподходящее, ближе к тому, что он ощутил только что при встрече с Дианой.
— Мне становится довольно весело, — сказала Бетти.
— А мне весь день было весело, — отозвался он, — но теперь неуклонно становится еще веселее.
Но правда ли это? Он твердо ответил себе, что правда. И тут он заметил на дороге их. Серый костюм и коричневый костюм. Герберт Кенфорд и Эдди Моулд.
— Остановись, Бетти! Остановись! — закричал он.
— Господи! Что случилось?
— Вой те ребята, они, наверно, шли ко мне. Остановись скорее.
— Пожалуйста, — ответила она с досадой, затормозив всего в нескольких шагах от двух парней. — Но только побыстрее, ладно? И не говори лишнего, один из них знаком с моим отцом. Какие там у вас общие дела, кончай с ними поживей.
После того как Герберт крикнул и поднял руку, оба пешехода остановились, и теперь Алан подошел к ним.
— Здорово, ребята. Вы не ко мне?
Он сразу заметил, что Эдди недавно побывал в переделке и что у Герберта выражение лица еще более озабоченное и серьезное, чем всегда. Нет, они шли не просто в гости.
— К тебе, — ответил Герберт. — У Эдди к тебе очень важное дело…
— Надо поговорить, сержант, — понурясь, буркнул Эдди, а потом поднял на Алана умоляющие глаза: — А то я таких дров наломаю, что…
— … и у меня тоже есть к тебе разговор, — заключил свою мысль Герберт, — вот я и пошел с ним вместе. Да только ты, похоже, уезжаешь?
— Да. А что случилось? — Алан посмотрел на Эдди.
— Тут на месте все сразу не расскажешь, — тихо ответил Эдди. — Началось с жены, она, пока меня не было, гуляла с американцами у всех на виду, — но это как бы первый толчок. По правде сказать, я совсем запутался и вроде как дошел до последней крайности.
— А ты, Герберт?
Герберт мрачно усмехнулся.
— У меня, наверно, не такое отчаянное положение, как у старины Эдди, но я, по-моему, тоже запутался и дошел до крайности. Поэтому мы и хотели с тобой потолковать, Алан. Но раз нельзя, значит, нельзя.
Они оба смотрели на него. Ему был знаком этот взгляд, он встречал его множество раз и всегда в самых безвыходных ситуациях; на мгновенье он словно ощутил снова пот и гарь сраженья. Стало ясно, что следует делать.
— Я и сам порядком запутался, если уж на то пошло. Нам надо втроем сесть и все обсудить, верно я говорю?