Страница 3 из 35
— Энн-то в порядке. Строит планы с утра до ночи, ты же их знаешь. Я ей толкую, что еще не время. А малышня последние дни только о тебе и говорит. Ты в их глазах настоящий солдат — дядя Алан нам расскажет, как там все было, — в таком духе — и по-моему, они верно себе представляют… Вот что, старичок. Ты будь поаккуратней с Дианой.
— А что с ней?
Алан и сам понимал, но хотел услышать ответ Джералда.
— Она, правду сказать, немного нервничает, — сказал Джералд, — и понятно. Я вернулся. Теперь вот и ты вернулся. А ее парень — нет. И никогда не вернется. Ее доконало, что он так долго числился пропавшим без вести, — знаешь, столько месяцев верить, что он еще как-нибудь найдется, а потом все-таки получить известие, и не только из Министерства авиации, но еще и один парень из его экипажа, который спасся, подтвердил факт смерти. Ну, и она, понятное дело, ожесточилась немного. С мамой плоховато ладит. Ты всегда был с Дианой ближе, чем я, Алан, так что, если сможешь для нее что-нибудь сделать, ты уж постарайся, старичок. Ну, а пока — сам понимаешь, тебе не надо втолковывать, — просто будь с ней поаккуратней. Вот, худо ли бедно, мы и дома.
На старый загородный дом глазами Алана смотрели как бы два человека: один родился в нем, а теперь возвратился обратно и с нежностью узнавал каждое окошко, каждый кирпич фасада. Другой после долгого отсутствия, пройдя с боями по Северной Африке и потом по Центральной Европе, глядел на старое несимметричное строение, прижавшееся к зеленому склону холма, и вчуже дивился, отчего оно так много для него значит. Если первый зритель вернулся домой, завершив трудный военный поход, то второй стал на очередную квартиру. Сержант Стрит из Бэнфордского пехотного полка завершил передислокацию. Алан Стрит, младший сын леди Стрит и покойного сэра Вильяма, возвратился в свой родной Суонсфорд-Мэнор. От такого раздвоения немного кружилась голова. И было как-то не по себе. Пожалуй, пора взять себя в руки. Притом немедленно.
— Ты прекрасно выглядишь, дорогой, — сказала ему мать. — Вот только откуда у тебя этот ужасный костюм? Он мне напоминает кого-то, недавно у нас тут был, нелепый такой, но не помню, кто.
Зато помнила Диана:
— Насчет угля приходил. И не думай, пожалуйста, Алан, ты нисколько на него не похож. Просто он был одет примерно так же, как ты сейчас. Верно, вырядился в свой выходной костюм из госмагазина готового платья.
— Ах, вот это, оказывается, что за костюм! — оживленно подхватила мать, будто принимая участие в глупом детском разговоре.
— Именно так, — подтвердил Алан. — Костюмы, которыми брезгуют гражданские лица. Нам всем их выдали. Но это совершенно не важно, даже если бы он меня стеснял, хотя он меня нисколько не стесняет, я ведь могу теперь переодеться во что-нибудь из моих старых вещей.
— Ну, не знаю, — с сомнением произнесла леди Стрит. — По-моему, старых вещей почти не осталось. Подымешься к себе, сам посмотришь. Да, да, милый, комната твоя прежняя.
Она улыбнулась.
Мать почти совсем не постарела. В ней было заложено что-то неизменное. А вот Диана его поразила. Она утратила прежний юный вид, вся как-то высохла, поблекла. И хотя улыбалась, когда улыбались другие, и говорила приветливо, может быть, только чуточку прохладно, но в глаза не смотрела, отводила взгляд в сторону, словно ей мешала старая обида. Алан даже подумал, что уж не угораздило ли его когда-нибудь нелестно высказаться о Дереке, ее муже, — к которому он вообще-то симпатии не питал, — и она теперь не может ему этого простить? Неужели все дело в том, что он вот вернулся, а Дерек — нет?
— Эвакуированные и военные уже много месяцев как съехали, — говорила между тем мать, — но мы пока еще ничего не смогли отремонтировать, хотя Берчелл обещает внести нас в список первыми.
— Он это всем обещает, — заметила Диана.
— Пожалуйста, не перебивай, дорогая, я вовсе не собираюсь донимать Алана разговорами о Берчелле и только упомянула о нем и о несделанном ремонте, чтобы Алан понял, что у нас далеко еще не все в порядке и мы не отвечаем за это свинство…
— Что ты, мама, все замечательно! — заверил ее Алан и поглядел вокруг радостным взглядом. Они все еще стояли в длинном холле, дневной свет под низким потолком загустел почти до сумерек, только алели цветы в вазах, отсвечивала бронза и зеркально блестело полированное дерево. Все — такое знакомое Алану с детства и в то же время удивительное для сержанта Стрита, вернувшегося на последнюю побывку с войны.
— Парадной гостиной мы по-прежнему не пользуемся, — сказала мать. — К чаю накроют в старой детской. И очень скоро. Диана, проводи Алана наверх.
На лестничной площадке из-за старого резного дубового гардероба (все так же похожего на испанский галеон времен Великой Армады) вдруг, точно тролль в юбке, выступила миссис Хейк. Как непривычно было возвышаться над нею, сверху вниз заглядывая в старушечье морщинистое лицо. Да ведь ей лет семьдесят, если не больше! Побегала вокруг них на своем веку.
— Ну-ну, вот денек, за который я могу возблагодарить Господа! — произнесла миссис Хейк, обитательница уютной, средневековой вселенной. — Больше на войну не поедете, мистер Алан?
— Больше постараюсь ни ногой.
Какая она старенькая, усохшая, ей бы давно на покой пора. Хотя она, наверно, просто помрет, если расстанется с их семьей, после того как прожила при них всю жизнь. Надо поговорить с Дианой, она это понимает.
Миссис Хейк тоже захотела проводить Алана в его комнату и вообще приняла его, как школяра, приехавшего домой на каникулы.
— Все ваши сокровища на месте, мистер Алан, — гордо объявила она. — И пожалуйста, больше не разбрасывайте их, как бывало, по всей комнате, ведь я теперь обхожусь, почитай, совсем без подмоги, не то что прежде. Спросите хоть у мисс Дианы. А где ваши армейские пожитки?
— В казарме оставил.
— Оно и к лучшему. Как вспомню эти сапожищи, от них всегда грохот и пыль столбом. Ну, да вы небось хотите как всегда посекретничать вдвоем, — заключила она и вышла из комнаты.
Алан сел на кровать, а Диана устроилась в низком плетеном креслице, так они, бывало, располагались всякий раз, когда Алан приезжал домой. Он разжег трубку, выпустил в сторону сестры струю дыма и выжидательно посмотрел на нее сквозь дымовую завесу. Пока они молчали, время успело отбежать для них назад и все стало так, как было когда-то. Но вот Диана сжала губы, — казалось, она болезненным усилием заставила себя вернуться в настоящее, — и вздернула тонкие темные брови.
— Да, относительно ванной комнаты, — объявила она ему, словно гостю. — У нас на троих будет «Старое Чудище», на дядю Роднея, тебя и меня. Мама, разумеется, пользуется своей. А новую присвоил себе Джералд с семейством. Энн не вылезает из ванной все утро, а весь вечер купает детей. Просто возмутительно.
— Бог с ней, с Энн. И потом, я же всю жизнь пользовался «Старым Чудищем».
Так называлась у них древняя просторная ванная комната, где трубы старчески сипели, а высокая большая ванна походила на гроб исполина, пока наполнится — зуб на зуб не попадает.
— Да, но ты забываешь дядю Роднея. Он сидит часами.
— А где он, кстати?
— У себя в комнате, заводит граммофон, — ответила Диана без тени улыбки.
— Так он, значит, теперь занимается граммофоном?
— Да, новое увлечение. Прочел где-то, что какие-то музыкальные композиции — это, в сущности, плач по гибнущей цивилизации, — Эрнст Ньюмен, что ли, это сказал, — и теперь крутит их с утра до вечера. Нет, правда-правда!
Алан рассмеялся.
— Да ладно, Ди! Ну что тут такого? Смех один. Добрый старый Родней…
Но Диана покачала головой.
— Вот поживешь тут неделю-другую, сам увидишь, какой это смех, — раздраженно сказала она. — У меня дядя Родней вот где сидит! И мама тоже.
Но Алан уклонился от такого разговора. Еще не время. Он осмотрелся вокруг себя и заметил на стене две большие групповые фотографии.
— Наша школьная крикетная команда, — сказал он, больше самому себе, чем Диане. — Странно, я ведь никогда особенно не рвался в школьную сборную.