Добрые друзья

Мистер Окройд умолк, выпил чаю, а жена недоуменно воззрилась на него, пытаясь понять, к чему он клонит.

— Дай закончить, — сказал мистер Окройд, хотя его не перебивали. — Сижу я опять без дела, значит. Тут приходит Симпсон, на сей раз с директором, стариком Торли. Они малость отдышались, огляделись, и Торли указал на меня. «Чем он занят?» — спрашивает. «Эй, Окройд! — кричит мне Симпсон. — Ну-ка, быстро за дело!» «Не могу!» — кричу я и иду к ним объясняться. А Торли только махнул рукой, проорал: «Давай, давай!», и их обоих след простыл. Ну а в обед мне рассказывают, что на фабрику явился сам великий господин, сэр Джозеф Хигден — хотя отец у него был такой же цеховой мастер, как мой. «Небось опять решили народ поувольнять», — смекнул я. Часа в три к нам явился сэр Джозеф в компании Торли и Симпсона. Смотрю: сэр Джозеф рукой машет. А Торли оглядывается по сторонам, замечает меня и что-то бормочет Симпсону. Минуты через две Симпсон подходит и говорит: «Прости, Окройд, но через неделю тебя отсюда попросят». «За что? — говорю. — Что я сделал?» «Сам виноват. Сейчас всех подряд увольняют, а Торли видел тебя утром без дела». «Я тут ни при чем, — говорю. — Пойду перекинусь с ним словечком». Ну я и перекинулся, да все без толку. Не успел я начать, как Торли меня оборвал и заявил, что опытные рабочие должны подавать молодым пример, а не лодырничать. Ясно дело, взбесился я, наговорил лишнего. «Рассчитайте его и отдайте карточку, — заявил Торли. — Чтоб больше ноги его не было у Хигдена».

— Вот как бывает, если не держать язык за зубами, — укоризненно заметила миссис Окройд. — Предупреждала ведь.

— Что я, железный, по-твоему? — вопросил мистер Окройд. — Утром меня обозвали штрейкбрехером, после обеда — лодырем, тут кто угодно не выдержит! Словом, в пять часов мне выдали деньги и карточку, а я отправился в профсоюз, рассказывать им свою историю. Секретаря не было. Это тот самый Мондери, у которого один пролетариат на уме. Я ждал, ждал, а когда он наконец явился, угадай, кто с ним? Тот самый молодчик из профсоюза, товарищ. Смеются себе, болтают — прям лучшие друзья. Два товарища, так их и эдак. Начал им рассказывать, что стряслось, да все впустую. Начали из меня душу вынимать: известите тех, уведомьте этих… Терпеть не могу, собачонка я им, что ли? В общем, не выдержал я, послал их к чертовой матери и ушел. Вот такие дела.

Жена сидела неподвижно, сверля его взглядом. На несколько секунд ее лицо смягчилось, как будто она вот-вот заплачет, но потом мистер Окройд с аппетитом набросился на выпечку и подлил себе еще чаю, и глаза миссис Окройд вновь недобро заблестели.

— Ну, и что теперь делать?

Мистер Окройд отставил чашку — маленький жест отчаяния с его стороны.

— Сяду на пособие, пока новая работа не подвернется.

— Надолго?

— Не спрашивай, сама знаешь, как нынче в городе с работой. Чую, этим инструментам еще долго без дела валяться. — Он встал и посмотрел на диван, где лежала его сумка с инструментами. Потом взглянул на свою старую рабочую форму и вдруг принял, неизвестно как и почему, маленькое и весьма странное решение. — Пойду переоденусь, — сказал мистер Окройд и ушел наверх.

Когда он спустился, жена накрывала стол для Леонарда. Мистер Окройд увидел ее плотно поджатые губы и сразу понял, что она тоже на что-то решилась. Он стал ждать, пока жена заговорит, а тем временем обратился за утешением к трубке старого доброго «Моряцкого».

— Ну, тогда решено, — начала она.

— Что решено? — настороженно спросил он.

— Сдадим комнату Альберту Таггриджу, — заявила миссис Окройд и сразу, пока муж не успел вынуть изо рта трубку, завела оправдательную тираду: — Только не начинай, я тебя очень прошу, не начинай! От работы ты запросто избавился, но от этого дохода я избавиться не позволю! Если малый еще хочет жить у нас, пусть живет, и чем раньше въедет, тем лучше. Хлопот по дому станет поболе, но это мое дело, а не твое. Я даю разрешение. Надо же на что-то жить! Тебя не особо спрашивали, пока ты работал, а теперь и вовсе не спрашивают, ясно?

— Избавь меня от Альберта хотя бы на сегодня, — тихо проговорил мистер Окройд.

Жена рассердилась пуще прежнего.

— Сколько можно тянуть! Вот что я тебе скажу: если мы не пустим Альберта, Леонард тоже уйдет. Намекал на это вчера вечером. Вряд ли сын бросит любимую мать, но кто его знает? Ты все время на него наседаешь. И что мы тогда будем делать? Он хоть деньги зарабатывает приличные!

Тут мистер Окройд тоже не выдержал:

— Если Альберт придет, уйду я!

— Не глупи! Куда ты пойдешь? Поселишься на свое жалкое пособие в Мидлэндской гостинице?

— У меня и окромя пособия кое-что есть! Я тебе еще не говорил. — Мистер Окройд отнес свое уязвленное самолюбие к входной двери и там, пуская клубы дыма, предался размышлениям. Он перенес трубку из одного уголка рта в другой и случайно задел локтем карман: там хрустнули четыре пятифунтовые бумажки.

— А, вот и наш стариканчик! — сказал вернувшийся с работы Леонард. Отец прошел за ним в гостиную. — Чай готов, ма? — весело крикнул юноша. — Ну и денек!

— Как прошло, Лен? — спросила его мать, снимая с огня большой пузатый чайник.

— Пре-вос-ход-но! Знаешь, сколько я заработал чаевых? Угадай. Восемь и три! Восемь шиллингов и три пенса! Непыльненько. Умница наш Грегсон!

Миссис Окройд налила своему герою-завоевателю чашку чая.

— Ладно хоть кто-то деньги приносит, — заметила она. — Твой отец ушел от Хигдена.

— Что случилось? — Внимательный наблюдатель непременно заметил бы легкую перемену в лице и тоне Леонарда.

Его отец оказался внимательным наблюдателем.

— Ну хватит, хватит! После поговорим. Что там у тебя, газета?

В руках у Леонарда действительно была газета, и мистер Окройд забился с нею в угол дивана, где стал упорно и угрюмо изучать страницы «Браддерсфорд ивнинг экспресс», стараясь не слушать перешептывающихся за столом жену и сына.

Четверть часа спустя, открыв шестую страницу, мистер Окройд мог больше не заставлять себя вчитываться. Размещенная там статья целиком и полностью завладела его вниманием. Он уставился на заголовок: «Уличное ограбление. Горожанина обчистили рядом с домом». В глаза бросились обрывки фраз: «Известный житель Браддерсфорда, мистер Джордж Джобли… проживающий на улице Парк-драйв района Мертон-Парк… возвращался вчера вечером домой… Мистер Джобли побывал на нескольких скачках… недалеко от дома разлучился с друзьями… стал жертвой ограбления… пропало по меньшей мере 120 фунтов… необычное дело… самое громкое ограбление за несколько лет… мистер Джобли отделался легким испугом». Мистер Окройд дошел до последней строчки и обомлел: «Полиция заявляет, что владеет важной информацией, которая поможет им найти преступника».

— Слыхали о малом по имени Джордж Джобли? — громко спросил мистер Окройд.

— Да, это букмекер, которого вчера ограбили, — ответил Леонард. — Я с ним не знаком, но видел не раз. Он из наших клиентов.

— А выглядит как?

— Высокий такой, краснолицый. Всегда в клетчатом костюме и штиблетах. А что?

— Ничего, — соврал мистер Окройд. Джордж! Так звали вчерашнего пьяницу! Он опять уставился на статью. «Полиция заявляет, что владеет важной информацией…» «Обождите, так пропало же сто двадцать фунтов, а не двадцать! — подумал он. — Нет, я тут ни при чем…» У невинного человека есть сотни способов оправдаться, но ни один из них не шел в голову мистеру Окройду: его мир рушился, из-под него только выбили очередную опору. Удар за ударом!

Словно в подтверждение этого из дверей раздался веселый рев:

— Добрый, добрый, добрый вечер! Вот она, семейная идиллия! С удовольствием отведаю копченой селедки! Здорόво, Лен! Здрасьте, миссис Окройд! Конечно же, это Альберт, Альберт Таггридж собственной персоной!

— Господи! — простонал мистер Окройд, откидывая газету и поднимаясь с дивана.

— Добрый, добрый вечер! — все так же громко, но уже с обидой в голосе поздоровался Альберт. — Что я натворил?