Страница 31 из 52
Когда грабители увидели Нору и Люсю, выбегавших из подворотни, они на мгновение растерялись, не зная, как поступить. Но, разглядев красные повязки на рукавах дружинниц и Александра, появившегося вслед, начали действовать с необыкновенной быстротой.
Длинный бросил пальто и саженными шагами помчался в глубь двора. Двор наверняка был проходным, и нападавшие хорошо знали это. Парень с ножом собирался последовать примеру своего напарника, но к этому времени ситуация изменилась. Погнавшиеся было за длинным дружинницы остановились, сообразив, что все равно не догонят его, и повернули обратно. Таким образом, парень оказался отрезанным от проходного двора «двойным заслоном»: перед ним стояли плачущие, подбиравшие пальто жертвы нападения, а в двух шагах за ними — дружинницы. Грабитель понял, что не пробьется, и повернулся к Александру. Лучше один мужчина, чем четыре женщины, видимо, решил он и, испустив звериный крик (так страшней!), бросился на Александра, преграждавшего ему обратный путь в подворотню.
Вот тогда-то и случилось непоправимое...
Александр видел перед собой озверевшего, размахивающего ножом богатыря. В голове его проносился хаос мыслей. Надо задержать... а если прием сорвется... ведь скользко... мешает одежда... если ударит... прощай первенство...
Было бы несправедливо сказать, что Александр испугался. Нет, но тот самый автоматизм в проведении приемов, который так тщательно прививал своим ученикам Иван Васильевич, на этот раз не сработал. Не сработал потому, что Александр заколебался, начал взвешивать: девушки спасены, грабеж предотвращен, а что будет, если парень полоснет ножом? Как же первенство, к которому столько готовился, от которого столько ждал?..
Конечно, напади десять парней на Люсю, он подставил бы грудь под ножи. Больше того. Если б этим девушкам угрожала малейшая опасность, он вступил бы в борьбу. Но ведь опасность никому не угрожала. Только ему, Александру. Так нужно ли рисковать, рисковать всем, что с таким трудом добывалось годами? Он же не просто спортсмен, он мастер-самбист, и малейшее повреждение руки навсегда закроет для него спорт...
Эти мысли заняли доли секунды. И, когда парень был уже в метре от него, Александр сделал шаг в сторону.
Он отступил.
И тут же пожалел об этом. Как он мог! Правильное решение пришло, но пришло с секундным опозданием. Он рванулся вперед. Но парень уже пронесся мимо и исчез в подворотне.
Все это длилось мгновение. Занятые своей бедой, девушки, Нора ничего не заметили. Ну проскочил грабитель, вырвался. Черт с ним! Главное — не совершилось преступление.
Но заметила Люся.
Закусив побледневшие губы, сжав кулаки, она широко раскрытыми глазами смотрела на Александра. И столько в них было даже не гнева, не презрения, а изумления, ужаса, горечи, что Александр заслонился рукой...
В то же мгновение тишину ночи прорезал дикий крик. Крик отчаяния, страха, злобы.
Словно очнувшись, Люся, Нора и Александр бросились в подворотню. Когда они выбежали на улицу, то увидели, что грабитель лежит крепко припечатанный лицом к земле, не в состоянии шевельнуться. Рука его, заведенная за спину точным приемом, была зажата в руках Виктора. Тут же подбежали лыжник и гимнастка — видимо, Виктор намного опередил их. Кругом начинал собираться народ.
Виктор держал грабителя ловко, умело, как-то даже красиво.
Когда Люся и Александр оказались рядом, он поднял к ним лицо и улыбнулся.
Улыбнулся уверенно и спокойно.
Потом не торопясь поднялся, поднимая за собой бандита. Парень яростно озирался кругом, бормоча ругательства. В какой-то момент он прошипел:
— Поймал, гад, радуешься! А сначала-то сдрейфил. Да в жисть не поймал, если б я не...
Но тут парень взвыл на всю улицу: Виктор нажал ему на руку, почти вывихнув ее.
— Еще одно слово, — зло сказал он, — останешься без руки.
После этого задержанный остерегался говорить.
Его доставили в ближайшее отделение милиции, сдали дежурному. Расписавшись в протоколе, вышли на улицу.
Теперь обе группы шли вместе. Сначала шли молча. Александр боялся поднять глаза на Люсю. Он был в таком состоянии, что, иди они вдоль реки, наверное, перемахнул бы через перила.
Что теперь делать? Как поступить? Как объяснить? Голова его гудела от бешено метавшихся мыслей. Сердце стучало так, что казалось, его слышно на всей улице.
Но он шел так же спокойно, как другие, и никто, наверное, не замечал, что с ним творится.
Первым нарушил молчание лыжник.
— Ну ты дал, Орлов! Ей богу, здорово! Вот что значит самбо. Честное слово, переквалифицируюсь. Что за диво — промахнешь пятьдесят километров! Толку — чуть. А тут по крайней мере польза обществу.
— Ну ты тоже, — вмешалась Нора, — по тебе только самбо да боксом, выходит, надо заниматься. Мало, что ли, пользы лыжники приносят. Возьми хоть войну...
— Это тоже верно, — задумчиво согласился лыжник, — а вот уж твой волейбол — совсем никакого толку.
— Здрасте, я ваша тетя, — возмутилась Нора, — а если не драться на фронте, не воевать, так вообще спорт не нужен? По тебе девчатам тоже боксом надо заниматься? А так спорт совсем ни к чему? Шахматы, к примеру, вообще можно закрывать.
— Тоже мне спорт... — с презрением заметил лыжник.
— Нет, какие подлецы, — заговорила гимнастка, — на девчонок с ножами! Я б таких убивала.
— Нельзя, — сказал Виктор, — не положено. Задерживать полагается, а убивать нельзя, даже руку повредить нельзя. — Он говорил неторопливо, с явной иронией.
— Руку! — возмущалась гимнастка. — Да я своими руками ему б эту руку оторвала. Здоровые, бандюги! У той жакет меховой, новый, она сказала, два года деньги копила. А эти подлецы отняли бы! И для чего? Наверняка пропили б...
Так шли они, обсуждая происшествие. Только Люся и Александр хранили молчание. И то, что Люся молчала, было для Александра самым страшным. Чего бы только не дал он сейчас, чтобы вернуть бег времени, чтобы все было как час назад. Чтоб подходили они к этой проклятой подворотне и чтоб мчался на него этот озверевший бандит с ножом. Боже мой, с какой радостью, с каким облегчением встретил бы он его сейчас! Каким неотразимым приемом скрутил ему руку, нет, не руку — голову! Ну почему, почему он колебался тогда эту несчастную, эту бесконечно долгую секунду? Ведь все могло быть иначе. Ну будь парень не в трех, а в пяти метрах от него, и эта секунда не имела бы значения. Длись она не секунду, а сотую, десятую долю...
Но бег времени людям не дано останавливать.
Или Люся, — совсем уж в отчаянии думал Александр, — ведь она могла ничего не заметить. Ведь не увидели же ничего те девушки, Нора... А Люсе понадобилось именно в этот момент посмотреть на него, увидеть его позорное движение. Но тут же он корил себя: неужели ты не понимаешь, что она смотрела боясь, боясь за тебя, подлеца, — для нее ничего не существовало в это время вокруг, кроме этого бандита и тебя. Она страшилась за твою жизнь, за исход этой схватки. Ей и в голову не могло прийти, что схватки не будет, что ты постыдно, трусливо, малодушно отступишь, сбежишь, окажешься ничтожеством и дезертиром...
Каких только жгучих, горьких слов не находил Александр, чтоб сильнее унизить себя.
«Но ведь я же хотел поступить честно, хотел задержать его, — невнятно оправдывался где-то внутри другой голос, — просто я запоздал, не успел взвесить, рассчитать».
«Что рассчитать? — обрушивался на него Александр, — Что взвесить? Все прикидывал, как спокойней, как безопасней, как уберечь великого чемпиона Лугового!»
«Но я же принял правильное решение, честное, — настаивал голос, — просто я опоздал. Если Люся все видела, она должна понять, она не могла не заметить, что я бросился на грабителя. Пусть сначала отступил, но потом ведь бросился. Я не виноват, что он так быстро промчался, что я опоздал, но я бросился, бросился! Она должна была это видеть и понять!»