Путь Инкуба

Теперь ее кабал состоял лишь из одного члена — ее самой. Двоих, если считать дух Акзириана, но она его не считала. Сек Магера обещала стать не самым плохим местом для набора рекрутов, и уж точно намного лучше, чем Аэлиндрах.

Иллитиан балансировал на краю пропасти, и в тысяче километров под его ногами алчно пылало краденое солнце Горат, голова медузы с извивающимися щупальцами из черного огня, что ожидала его падения. Неустанные атаки Аэз'ашьи шаг за шагом теснили его обратно к краю моста, и его клинок отчаянно сплетал контратаки, пытаясь удержать ее на расстоянии. Иллитиан по праву считался мастером меча, но все же она значительно превосходила его в бою, и он это знал.

Он был до сих пор жив лишь благодаря теневому полю: уже десяток раз вихрь чернильной тьмы остановил стремительный нож или отвел в сторону готовый выпотрошить удар. Аэз'ашья знала, что это только вопрос времени, прежде чем энергия поля окончательно откажет, и все, что ей нужно было делать — просто достаточно долго продолжать натиск. Иллитиан все ждал, что явятся инкубы и спасут его, но он все еще был в полном одиночестве, окутанный нерушимой паутиной из стали, которая с каждым моментом стягивалась все туже.

Иллитиан увидел что-то позади Аэз'ашьи, и это так сильно удивило его, что заставило его на мгновение забыть о защите. Аэз'ашья мгновенно отскочила на безопасное расстояние, подозревая какой-то подвох. Тогда она тоже это увидела, и ее неумолимые ножи застыли на лету.

— Что это?…

Отвратительные, яркие цвета, которые пятнали преграды с начала Разобщения, угасали. Они миг за мигом меркли и рассеивались, словно грозовые облака, уносимые свежим ветром. Далеко внизу Горат начал успокаиваться, и его огненная корона стала уменьшаться, съеживаясь до нормальных размеров.

— Да, это конец. Разобщение закончилось, — сказал Иллитиан, осторожно, бочком отходя от края моста, пока говорил. Аэз'ашья хладнокровно наблюдала за ним.

— Ты думаешь, это что-то меняет? — сказала она.

— Конечно! Это все меняет! — страстно воскликнул Иллитиан. — Очевидно, наша храбрая атака на Илмею завершилась ошеломительным успехом и положила конец угрозе. За свои усилия мы достойны высочайших похвал и наград, как ты думаешь? Хотя, естественно, это сработает, только если мы оба подтвердим эту историю перед Вектом.

Аэз'ашья на мгновение задумалась над этим и рассмеялась.

— Мне нравится твой ход мысли, Иллитиан, — злобно улыбнулась она, взмахнув кинжалами, — но я думаю, что Вект вполне достаточно воздаст мне, когда я принесу ему твою голову!

Иллитиан сделал еще один шаг назад, когда Аэз'ашья напряглась для броска. За украшенным лезвием плечом суккуба он увидел своих телохранителей-инкубов, которые с грохотом мчались к ним по мосту.

— Боюсь, вместо этого тебе придется увидеть, как он отреагирует, когда ты сообщишь о своей неудаче. Вект не очень склонен прощать такие вещи, как тебе вскоре предстоит узнать.

Аэз'ашья поймала его взгляд и услышала приближающийся топот бронированных сапог. Иллитиан с удовольствием увидел боль в ее глазах, когда она поняла, что попытка провалилась. Еще несколько ударов сердца, и уже госпожа Клинков Желания станет той, кто потеряет голову. Он был удивлен ожесточенной усмешкой, которой она его наградила.

— До следующего раза, Иллитиан, — с ехидцей сказала Аэз'ашья, — будь душкой и постарайся к тому времени стать более достойным противником, ладно?

С этими словами она повернулась и прыгнула с моста, казалось, на верную смерть в объятиях Гората.

Иллитиан знал, что это не так, и с проклятием бросился к краю, чтобы увидеть ее судьбу. Он как раз успел увидеть размытый от скорости гравилет «Яд», который вылетел из-за башни и подхватил падающий силуэт, прежде чем унестись прочь. Он все еще кивал в восхищении, когда прибыли инкубы. Архонт с недовольством отметил, что только трое из них пережили бой с гекатрикс.

— Лучше поздно, чем никогда, я полагаю, — язвительно заметил он. — Думаю, я нашел причину поспособствовать тому, чтоб Кселиан вернулась к власти над Клинками Желания. Не нравится мне их новый архонт.

Аиоса, чьи доспехи были поцарапаны и пробиты в дюжине мест, обнаружила арлекина в Мировом Храме, где тот ждал ее с улыбкой облегчения на лице. Потребовалось все ее значительное самообладание, чтобы не схватить его и трясти, пока не сломается шея.

— Что ты сделал? — угрожающе прорычала экзарх.

— Сделал? Я ничего не делал, кроме того, что объединил народы, чтобы они могли устранить угрозу для всех нас. Каждый прекрасно сыграл свою назначенную роль, и теперь угроза миновала. Я невероятно рад, что ты и твои воины выжили, и очень сожалею, если я вас чем-то попутно оскорбил.

— Ты послал Караэиса на смерть!

Пестрый скорбно нахмурился при этом обвинении, отступил назад и беспомощно развел руками.

— Нет. Он нашел гибель, которая дожидалась его уже довольно долгое время. Я просто сделал так, что его жертва послужила эльдарской расе, а не силам Хаоса. Чрезмерное тщеславие Караэиса не целиком исходило изнутри, Аиоса, и ты, конечно, наверняка это почувствовала.

Аиоса мрачно покачала головой, прежде чем сделать паузу и припомнить. Она действительно испытывала напряжение, чувство, что чародей переступал границы и, не думая, пренебрегал традициями. Она неоднократно списывала это на его молодость и высокомерие, но это было очень правдоподобно.

— А инкуб? — помедлив, спросила она. — Он пытался убить дракона-духа, это невыполнимая задача. Ты сказал ему, что он добьется успеха?

— Я никогда не лгал ему, если это то, что ты имеешь в виду. Он добровольно взял на себя эту задачу, ради своей чести и города, который его принял. Морр знал, что если пойдет туда, то не вернется, и именно это я называю храбростью независимо от того, откуда он был родом. Его следует оплакивать, а не поносить.

— Он создал эту ситуацию, — решительно сказала Аиоса. — Он привел комморритов, которые осквернили святилище, и они сами навлекли на себя погибель.

— Морр был оружием в руках других, — устало сказал Пестрый. — Он не более виновен, чем пистолет может быть виновным в убийстве… Могу ли я открыть тебе фундаментальную истину, Аиоса?

Гордая маска экзарха едва заметно склонилась, и Пестрый снова поразился тому, насколько похожей на Морра она выглядела в тот момент.

— Когда я стал достаточно стар — а я очень, очень стар, несмотря на мой молодой облик — наступил момент, когда я начал спрашивать себя, скольких жизней на самом деле стоит какое-то различие в философии. Достигнув этого момента и задав себе этот вопрос, я начал размышлять над тем, кому же на самом деле приносят выгоду все эти смерти и разрушения, которые обрушиваются на нашу разрозненную расу.

Невысокий арлекин посмотрел снизу вверх в жесткие кристаллические глаза экзарха в поисках отблеска понимания. Он его не нашел. 

ЭПИЛОГ

И вот я стою, раскрытый, в конце моего рассказа. Я, именуемый Пестрый, и музыкант, и дирижер. Было бы ложно утверждать, что я предвидел все результаты, но было бы справедливо сказать, что мои предсказания оказались скорее верными, чем нет.

Вот к чему все сводится — к великой космической шутке. Все, что мы делаем, это боремся сами с собой. Материальное существование, с которым мы считаемся, на которое полагаемся и в которое верим, иллюзорно, оно только создает впечатление прочности, когда на самом деле во Вселенной нет ничего более хрупкого и недолговечного. Оно появляется из ничего и уходит в ничто, и только душа остается.

И вы видите, что это действительно ключевой элемент: бессмертные души, несомые течением по бесконечному морю эпох, вечно воюют сами с собой, и их ведут страсти, настолько мощные, настолько главенствующие над ними, что они стали сущностями, которые мы привыкли называть богами. Эти бедные души едва ли знают, что их собственная вера придает форму тому, что их угнетает, и что, борясь с этим, они лишь придают ему свои силы. Бедные, заблудшие, бессмертные души; они могут быть сокрушены, могут быть поглощены, могут быть порабощены, могут быть совращены, но они никогда не будут полностью уничтожены.