Жених напрокат

— Рейчел... — произносит он и краснеет. Пытается объяснить, что это была ее инициатива, что Дарси начала первой...

— Она сказала, что это был лучший секс в ее жизни, — бросаю я, отходя. Он в одиночестве остается у стойки. — Классно. Мои поздравления.

Даже сквозь пары спирта понимаю, что у меня нет никакого права упрекать Декса. Он всего-навсего занимался любовью со своей будущей женой. Он ничего мне не обещал — ведь не случайно мы решили не обсуждать свой роман до Четвертого июля. Вполне могу оценить все здраво. Я попала в эту ситуацию по доброй воле, меня не втянули. На меня не давили — ни морально, ни физически. И все- таки я ненавижу его.

Оглядываю толпу и пытаюсь найти Хиллари. Декс идет следом и хватает меня за руку пониже локтя. Роняю стакан, он разбивается.

— Супер. Посмотри, что ты сделал, — говорю я, кивая на осколки.

— Сейчас куплю другой.

— Не надо.

— Рейчел, пожалуйста... я ничего не мог поделать. Дарси начала первой, я клянусь.

Внезапно позади нас появляется Хиллари.

— В чем дело?

Слышала ли она что-нибудь?

— Ни в чем, — быстро отвечает Декс. — Рейчел злится, что я уронил ее пиво.

— Выпей мое, — говорит Хиллари.

— Ничего, возьми, — говорю я, протягивая ей второй стакан. Она неохотно берет его и спрашивает, где Дарси. — Мы сами ее искали, — отвечаю я.

И смотрю на Декса. Он пытается притворяться, но ему это плохо удается. В его широко раскрытых глазах беспокойство, рот кривится в неловкой усмешке. Держу пари, что в душе, в обществе Дарси, у него было совсем другое лицо.

Конец, думаю я. Драматический вопль обманутой женщины. И отправляюсь на поиски Маркуса. Милого Маркуса, который предложил мне свою колу на пляже и который ни с кем не помолвлен.

Глава 11

— Все, что было между вами, можно объяснить простой физиологией, — говорит Итон, когда я утром в понедельник перед ним отчитываюсь.

— Вовсе нет, — протестую я, вспоминая, что у Дарси по этому поводу была исключительная точка зрения. Согласно ей, будто мужчина никогда не изменит своей жене с менее привлекательной женщиной, это просто невозможно. Кажется, сейчас я опровергаю ее теорию.

— Неужели? — невозмутимо говорит он. — В таком случае ему захотелось чего-то новенького. Более утонченного. С твоей стороны было лишь незначительное усилие... теперь дай же ему понять, что продолжать отношения с невестой для него неприемлемо.

— Ну, в любом случае... у нас с ним все закончилось, — говорю я, понимая, что эти два слова присоединяют меня к разряду тех наивных женщин, которые твердят, что хотят наконец порвать, говорят, что все кончено, а сами молятся, чтобы это оказалось неправдой, и хватаются за всякую соломинку. На самом деле единственное, чего им хочется, — это еще одного, последнего, разговора, точнее — якобы последнего, потому что они изо всех сил постараются создать повод для новой встречи. Горькая правда в том, что и я стараюсь. Надеюсь, что забудется ссора в «Толкхаусе». Не следовало заговаривать с Дексом. Мне больно от того, что он, возможно, теперь вообще не захочет меня нидеть. Может решить, что игра не стоит свеч — слишком нее сложно.

— Закончилось? — подозрительно спрашивает Итон.

— Да.

— Браво, — в лучших английских традициях говорит он. — Взяла тайм-аут?

— В общем, да, — отвечаю я, как будто мне действительно не составляет труда порвать с Дексом.

— «В общем, да». Приедешь в Лондон на Четвертое июля?

В прошлом письме я сказала, что постараюсь, но это было до уговора с Дексом. Теперь же я не хочу уезжать. Именно потому, что у нас с ним все-таки ничего еще кончилось.

— Сомневаюсь. Меня уже пригласили в Хэмптонс, — говорю я.

— И Декс там будет?

— Да, но я все же хочу отдохнуть, за свои-то деньги.

— Правильно. А-га!..

— Не говори в таком тоне.

— Ладно, — соглашается он. — Но ты когда-нибудь ко мне соберешься? После экзамена на адвоката ты тоже не поехала. Из-за Ната.

— Приеду. Обещаю. Может быть, в сентябре.

— Хорошо. Но на Четвертое июля будет большой праздник.

— Вы ведь его там не отмечаете, — говорю я.

— Да. В самом деле, забавно, что англичане не отмечают день нашей от них независимости... Но я праздную в душе, Рейчел.

Смеюсь и говорю, что осенью постараюсь прилететь.

— Ладно. Напишу тебе, когда у меня будут свободные выходные. И расскажу о своих делишках.

Он знает, что я ненавижу слово «делишки». Так же, как терпеть не могу, когда говорят, что пообедали в «кафешке». Или просят «скоренько» перезвонить. У Итона есть излюбленные выражения, которыми он меня нарочно изводит — например, «дкз», то есть «делай как знаешь».

Улыбаюсь.

— Забавно звучит.

— Вот и классно.

Едва я вешаю трубку, телефон звонит снова. Автоответчик сообщает, что это Лэс. Предпочла бы не отвечать, но знаю, что в нашей конторе такая тактика не проходит. В итоге он будет злиться еще больше.

— Как ты отправила копии протоколов? — гаркает мой патрон, едва я успеваю поздороваться. Лэс всегда пренебрегает приличиями.

— Что ты имеешь в виду?

— Вид связи. Пакетом? По электронной почте?

«Нет, прибила к парадной двери, ты, осел», — думаю я, вспоминая устаревший тип доставки, опробованный некогда нью-йоркскими юристами.

— По почте, — бросаю взгляд на потрепанный экземпляр «Гражданского судопроизводства».

— Отлично. Превосходно, черт возьми, — говорит Лэс своим обычным ехидным тоном.

— Что?

— Что?! — орет он в трубку. Отставляю ее подальше от уха, но его голос раскатывается по всему коридору. — Ты все испортила к свиньям собачьим! Вот что! Бумаги нужно было передать лично! Ты не удосужилась почитать постановление суда?

Вспоминаю письмо судьи. Черт, он прав!

— Да, — мрачно говорю я. Он ненавидит извинения, и их в любом случае у меня нет. — Ошиблась.

— Ты что, какая-нибудь хренова стажерка?

Смотрю на свой стол. Он прекрасно знает, что я работаю пятый год.

— О Господи!.. Я хочу сказать — Рейчел, это же преступная халатность! — рычит он. — Против тебя могут возбудить дело, и тебе придется уволиться, раз уж нет головы на плечах.

— Прости, — говорю я и сразу же вспоминаю, что чем больше извиняешься, тем больше он злится.

— Не извиняйся! Лучше исправь то, что натворила! — Он вешает трубку. Не думаю, что хоть раз в жизни Лэс закончил беседу обычным «пока», даже если в тот момент был в хорошем настроении.

Нет, я не стажерка, кретин. Плевать мне на такие тирады. Давай уволь меня. Кого это волнует? Вспоминаю, как начинала работать в этой фирме. Стоило старшему компаньону приподнять бровь, я в слезах уходила к себе в кабинет, и моя паника была сильнее, чем страх потерять место. Однако с годами я становилась все менее чувствительной, а теперь меня вообще трудно пронять. Сбережений у меня больше, чем у кого бы то ни было в нашей конторе, и я успешно делаю карьеру адвоката. Нет, к черту слово «карьера». Оно — для тех, кто хочет преуспеть. Я хочу лишь выжить и вовремя получить заплату. Офис — это всего-навсего работа. Можно прийти и уйти. Воображаю себе, как увольняюсь и следую принципу «будь что будет». Тогда в старости я могла бы сказать, что хоть мне и недоставало в жизни серьезного романа, но работа у меня была.

Звоню адвокату противной стороны, очень рассудительному, средних лет мужчине с легким дефектом речи, на который, должно быть, его шеф закрывает глаза. Говорю ему, что наши бумаги были отправлены неправильно и их придется переслать обыкновенной почтой, так что они прибудут днем позже. Он прерывает меня легким смешком и шепелявит, что это не беда и, конечно, никаких претензий у него нет. Готова поклясться, этот адвокат ненавидит свою работу так же, как и я. Если бы любил, то взбесился бы. Ведь у Лэса будет лишний день, раз противная сторона получит документы позже.

Посылаю Лэсу сообщение: «Адвокат сказал, что ничего не имеет против того, чтобы получить документы сегодня». Пусть знает. Я тоже могу быть не слишком любезной.