Страница 58 из 61
— По-моему — вот что, — ответил Чернов: — немцы делают запасы бензина для танков и самолетов, а в закрытых вагонах, я считаю, артзапас для отступающей армии. Ведь как ни скрывают это немцы, а армии-то приходится отступать. Однако следует уточнить. Для этого пошлем нашего связного к подпольщикам, работающим на станции, и попросим выяснить точно всю обстановку.
Был отправлен новый связной. Через три дня он вернулся.
— А мы думали, что ты уж и совсем пропал, — встретил его Николаев. — Давай выкладывай, что нового.
Связной еще раз подтвердил, что вход в Новоселье очень труден, — все дороги охраняются патрулями. Он прошел только благодаря предусмотрительно данной ему справке, что он — староста. Поверив его заверениям, что он идет по делам к коменданту, часовые, тщательно обыскав, пропустили его.
Предположения Сергея Андреевича оправдались. Подпольщики — работники станции — просили передать, что, будь у них взрывчатка, можно было бы попытаться взорвать эшелоны.
— Мысль хороша. Не оставлять же боеприпасы гитлеровцам, — сказал комиссар.
Но как переправить взрывчатку?
— Это дело наладим, — уверенно проговорил командир отряда.
Решено было отправлять взрывчатку не прямо в Новоселье, а переслать ее окольным путем.
В деревушке, неподалеку от районного центра, жила у своей родственницы одна москвичка. Перед самым началом войны приехала в отпуск, не успела вовремя уйти, да так и осталась. Красивая, неглупая и энергич-ная девушка, работавшая раньше шеф-поваром в одном из московских ресторанов, сейчас служила в Новоселье, в немецкой офицерской столовой. Это место посоветовали ей взять связанные с партизанами сельские комсомольцы, в расчете, что здесь она сможет добывать нужные сведения о гитлеровцах. Расчет оправдался. За красивой москвичкой вскоре стал сильно ухаживать обер-лейтенант из хозяйственной комендатуры. Девушка держала себя строго, но поклонника не отпугивала, а всё, что узнавала от него, немедленно передавала партизанам через комсомольцев-связных.
Всё это было особенно удобно еще и потому, что, работая в Новоселье, девушка продолжала жить у тетки, в деревушке, отстоящей всего километра на три от районного центра, и каждый день, не возбуждая ничьих подозрений, ходила в Новоселье и возвращалась домой.
Через нее партизаны часто пересылали свои указания новосельским подпольщикам и получали их донесения. Через нее-то и было решено отправить в Новоселье взрывчатку для подрыва эшелонов. Девушка охотно взялась передать взрывчатку и два пистолета подпольщикам-железнодорожникам, рабочему депо, слесарю-коммунисту Данилову и рабочему водокачки — комсомольцу Артемию Федотову. Они уже были предупреждены, кто и как доставит им всё нужное для взрыва.
Дело было лишь за тем, чтобы передать взрывчатку самой москвичке, так как в деревне, где она жила, стоял сильный немецкий гарнизон. А тол и пистолеты нужно было доставить именно к ней домой, так как ее поклонник, обер-лейтенант, часто приезжал за нею на легковой машине, чтобы отвезти ее на работу. Использовать это обстоятельство для доставки боеприпасов в Новоселье было более чем удобно.
Условились о сроке. Москвичка — Вера Кильчевская — выпросила у коменданта выходной день под предлогом того, что ей нужно помочь тетке убрать огород. Встретить людей, которые принесут взрывчатку, и проводить их к девушке должен был один из живших в деревне связных.
Рано утром по шоссейной дороге, ведущей из Аксакова в Новоселье, шли двое нищих. Один из них был старый, седой, как лунь, старик с костылем в руках и надетой через плечо сумой из крепкой парусины. Старик зорко посматривал по сторонам и, прихрамывая, быстро подвигался по тропинке, обочь дороги.
Рядом с ним шагал худенький подросток. Рваные лохмотья, прикрывавшие его тело, болтались на его узких плечах. Серая дорожная пыль покрывала босые ноги, запорошила темный, свисавший на лоб чуб. И у него через плечо висела сума.
Посторонний человек, посмотрев на нищих, несомненно, решил бы, что они возвращаются из удачного похода за милостыней. Сумки были плотно набиты и явно тяжелы. Да и нищие шагали бодро, словно направляясь к какой-то определенной цели.
В последнем виноват был дед. Выйдя из отряда, он сразу пошел быстрым шагом, искоса поглядывая на Петьку, словно проверяя, не отстанет ли, не попросит ли идти помедленнее. Но Петька не поддавался. За время своей жизни в отряде Петька стал мужественнее, мускулы его налились силой.
Дед был ходок неплохой, но уставать начал сам первый. Покосившись на мальчика, он покачал головой.
— Ты что, дедушка? — вопросительно поглядел на него Петька.
— Да вот, смотрю на тебя, Петенька, и сам про себя думаю — добрым бойцом растешь. И в пути не отстанешь, и куда тебя ни пошлют, — всё в аккурате исполнишь. Даром, что возрастом мал, а не хуже взрослого. Эх-хе-хе, милок, боевые нынче ребятишки пошли. В твои-то года я еще без порток бегал.
— Как же так, дедушка? И зимой без штанов? — рассмеялся Петька. — Холодно, небось. Как ты зад не отморозил?
— А вот так. — Дед Игнашка дал Петьке ласковый подзатыльник. — Были раньше длинные такие рубашки, по колено, из холста сшиты. Вот и ходили в них, пока пора не настанет портки-то надеть.
— А когда же пора наставала штаны надевать? — приставал Петька.
— Пора, милок, наставала, когда парня женить надо было, — серьезно ответил дед Игнашка. — Вот тогда и одевали его, чтобы перед невестой стыдно не было.
— И ты, дедушка, без штанов бегал до тех пор, пока не женился? — недоверчиво спросил Петька.
— А как же? Так и бегал. Говорю, в длинной рубашке такой.
Петька расхохотался. Ему живо представился дед Игнашка в длиннющей, ниже колен, холщовой рубахе.
Но его веселье тут же прервалось. Впереди на дороге поднялась пыль, вдали замаячили всадники.
— Дедушка, — дернул Игната за рукав мальчик. — Гляди! Немцы едут.
— Сам вижу, милок, — спокойно ответил дед. — А ты не горячись. Главное — горячку не пори. Пускай себе едут. Отъездятся!
Когда красивые кони с сидевшими на них щеголеватыми офицерами поравнялись с «нищими», дед сошел с дороги в канаву, снял шапку и низко, почти до земли, поклонился. К ногам деда упала монета. Дед стал кланяться еще ниже и усерднее.
Офицеры ускакали. Петька поднял алюминиевую монету в 50 пфеннигов, попробовал на зуб и хотел бросить, но дед остановил его.
— Не бросай. Может пригодиться.
— Так она же не настоящая, не серебряная.
— Ништо. Откуда у нищего быть серебряным? Спасибо, что такую дали.
Мы народ не гордый, все подбираем. Вот и в сумках у нас, небось, сверху хлебца корочки, а внизу — пирожки с начинкой. Ась, милок?
И дед хитро подмигнул Петьке.
Когда дед Игнат и Петька вошли в деревню, они сразу заметили, что там царит какая-то суматоха. Повсюду слышались лающие немецкие команды. Стоявшая в саду, в кустах смородины танкетка оглушительно трещала. Посредине деревни, на площади, строилась небольшая колонна солдат. Шесть мотоциклистов одновременно заводили свои машины. Моторы оглушительно фыркали и ревели…
— Куда-то собираются, видно, — тихо сказал дед Игнашка.
А суматоха была вызвана вот чем: сельскохозяйственный комендант Новоселья Крейцберг вчера вечером бесследно исчез. В последний раз его видели, когда он входил в один из домиков на окраине районного центра, где жила русская переводчица комендатуры. Исчезла и переводчица.
Гестапо, наведя следствие, установило, что накануне вечером четверо каких-то людей, вместе с переводчицей, по специальному пропуску уехали в сторону Заклинья. На возу, кроме сидевших на нем людей, лежала только солома.
Следователь предполагал, — как оказалось впоследствии, это предположение было вполне справедливо, — что переводчица была агентом партизан. С ее помощью партизаны заманили Крейцберга в ловушку и увезли его живьем, спрятав на возу под соломой.
Для участия в поисках Крейцберга и прочесывания окрестных лесов немецкое командование поднимало сейчас все гарнизоны.