Али и Нино

— Первый танец мой! — воскликнул Ильяс бек.

Нино вопросительно посмотрела на меня. Я кивнул. Танцевать я не любил, к тому же танцевал плохо. А Ильяс беку я вполне мог доверить Нино. Он знал, как следует вести себя.

— «Молитву Шамиля»! — крикнул Ильяс бек музыкантам, и те тут же без перехода заиграли танец.

Ильяс выпрыгнул на середину зала, выхватил из ножен кинжал. Ноги его мелькали в ритме зажигательного кавказского танца. В руке сверкал клинок кинжала. Нино плавно подплыла к нему. Ножки у нее были маленькие, как у куколки.

Начался танец Шамиля. Нино — невеста, которой предстояло быть похищенной… Зажав в зубах кинжал и раскинув в стороны руки, Ильяс хищной птицей кружил вокруг девушки. Нино легко ускользала от него. В грациозных движениях ее рук ощущались страх, безнадежность, жертвенность. Левая рука сжимала платок. Трепет пробегал по ее телу. Неподвижными оставались лишь цепочки, свисающие с ее шляпки. Так и должно было быть, это было самым трудным в танце. Только грузинка могла с такой скоростью кружить по залу, и чтобы при этом цепочки не шелохнулись. Ильяс соколом преследовал стремительно ускользающую добычу. Не останавливаясь ни на миг, не давая ей пощады, он несся кругами за своей жертвой. Движения его рук становились все более властными, и, напротив, все слабей руки Нино, отбивали его атаки. И вот она замерла, трепеща всем телом, как загнанная охотником лань. Все выше, все более торжествующими становились прыжки Ильяса. Глаза Нино молили о пощаде, руки трепетали. Громче звучала музыка. Потом левая рука Нино разжалась, платок упал наземь, и в тот же миг кинжал Ильяса пригвоздил платок к полу.

Танец закончился…

Я позабыл упомянуть об одной вещи: перед танцем мы с Ильяс беком обменялись кинжалами. Так что это мой клинок пронзил платок Нино. Излишняя предосторожность никогда не повредит. Не зря ведь в старину мудрые люди говорили: «Прежде чем поручить верблюда покровительству Аллаха, покрепче привяжи его к забору».

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Когда наши славные предки явились в этот край, чтоб добыть себе великую славу и навести ужас на другие народы, они, увидев издали горные вершины, закричали: «Взгляни на снег!.. Вон там… снег лежит!» Потом же, приблизившись к горам и найдя здесь девственные леса, они воскликнули: «Великий сад!»[2]. Вот с тех пор эту землю и называют Карабах. Карабахцы называют ее Сунюк, а еще раньше ее называли Агвар. Так что, хан, тебе следует знать, что наш край очень древний и славный.

Старый Мустафа, у которого я в Шуше снимал комнату, умолк. Его лицо и весь облик выражали гордость. Он отпил глоток фруктовой водки, отломил кусочек необыкновенно вкусного сыра, будто сплетенного из бесчисленного числа нитей и напоминающего девичью косу.

— В наших краях живут Тьма и духи Тьмы. Они охраняют несметные сокровища. Это каждому ребенку известно. Но есть в горах священные камни, меж которых текут священные реки. У нас есть все. Ты сходи в город, пройдись, погуляй, погляди, работает ли хоть один человек? Хотя бы один! Поищи, увидишь ли ты хотя бы одного грустного человека? Хотя бы одного! Найдешь ли хоть одного трезвого? Хоть одного! Иди, ага, смотри, удивляйся, восхищайся!

Старый Мустафа еще долго мог бы так же непринужденно болтать. Что меня действительно приводило в восторг, так это необыкновенная хвастливость карабахцев. Чего только они ни придумывали о своей земле, каких только небылиц ни плели! Не далее как вчера один толстый армянин пытался убедить меня в том, что шушинской церкви Мараш никак не меньше пяти тысяч лет.

— Не ври, — сказал я ему. — Христианству еще нет и двух тысяч лет. Разве могла быть построена церковь до рождения самого Христа?

Толстяк очень обиделся.

— Ты, конечно, человек образованный, тут и спорить нечего. Но послушай, что говорят об этом наши старики. — И толстяк торжественно произнес: — У других народов христианству две тысячи лет, но в Карабах Христос Спаситель явился за три тысячи лет до этого. Вот так-то.

Еще по дороге в Шушу, когда я проезжал по каменному мосту, кучер рассказывал мне:

— Этот мост по пути в Иран построил Александр Македонский в честь беспримерной храбрости своих воинов.

На основании моста были выбиты цифры «1897». Я указал на них кучеру.

— Эх, ага, — не растерялся тот, — это сделали русские, специально, чтобы принизить нашу славу.

Странным городом была Шуша. Основанная на высоте полутора тысяч метров, она стала своего рода мостом между Кавказом, Ираном и Турцией. В этом городе, со всех сторон окруженном живописными горами, лесами, реками, издавна жили мусульмане и христиане. Люди строили себе в горах и долинах маленькие домики из необожженного кирпича и торжественно именовали их дворцами. Дворцы эти принадлежали мусульманским бекам и агаларам и армянским помещикам — меликам и нахарарам. Хозяева дворцов могли часами сидеть на веранде, курить кальян и рассказывать о том, как неоднократно Россию спасали царские генералы, бывшие родом из Карабаха, и вообще неизвестно, что стало бы с империей, если б не карабахцы.

Мы, то есть я и мой гочу[3], по извилистым дорогам за семь часов добрались от маленькой железнодорожной станции до Шуши. Гочу обычно становились вооруженные слуги, чувствующие в себе тягу к разбою.

Эти вооруженные с головы до ног люди чаще всего неразговорчивы, может быть, потому, что их мысли полностью поглощены воспоминаниями о тех далеких днях, когда они были разбойниками и проявляли чудеса героизма.

Отец нанял мне в сопровождающего гочу, то ли чтоб меня уберечь в пути от чужих, то ли чужих — от меня. Этого я никак не мог понять.

Мой гочу оказался человеком крайне любезным. К тому же его с семьей Ширванширов связывало какое-то дальнее родство. Поэтому как на родственника на него вполне можно было положиться. Только на Востоке можно встретить такое.

Я жил в Шуше уже пять дней и в ожидании приезда Нино целыми днями слушал рассказы шушинцев о том, что все люди, когда-либо прославившиеся богатством, военными подвигами или какими-то иными добродетелями, конечно же, были родом из Шуши.

А еще я часто бродил по городскому парку, разглядывал минареты мечетей. Шуша очень благочестивый город: для шестидесяти тысяч населения здесь было построено десять мечетей и семнадцать церквей. К тому же вокруг города было бесконечное количество пиров — мест поклонения, среди которых, несомненно, первое место занимали два дерева святого Сары бека. Туда хвастливые карабахцы повели меня в первый же день приезда.

Могила святого находилась в часе езды от города. Ежегодно, в определенный день, все горожане собираются здесь поклониться могиле святого. Люди рассаживаются под священными деревьями, трапезничают. Отличающиеся особым благочестием не идут, а ползут к могиле на коленях. Дело это трудное, поэтому причисляется к особым заслугам. Деревья, растущие на могиле святого, трогать руками запрещено. Того, кто коснется хотя бы листика на тех деревьях, немедленно разобьет паралич. Вот каким могуществом обладает Сары бек!

Однако никто до сих пор не смог толком объяснить мне, какое же чудо явил этот святой. Вместо этого мне во всех деталях начинали рассказывать об одном случае, происшедшем с ним. Как-то Сары бека преследовали враги. Конь его мчался по гребню горы, которая и по сей день возвышается недалеко от Шуши. Когда преследователи совсем уже настигали святого, Сары бек резко натянул поводья, и его конь одним могучим прыжком перелетел через горы, скалы, пролетел надо всем городом.

Правоверные и сейчас могут видеть отпечатки следов копыт этого замечательного коня.

Я выразил сомнение в возможности, подобного прыжка. Мои собеседники были оскорблены до глубины души.

— Но, ага, это ведь был карабахский конь! — возразили мне.

И тут же рассказали очередную легенду о карабахских конях. Все в этом крае прекрасно, но лучшее в Карабахе — кони. Иранский шах Ага Мухаммед, уверяли меня, готов был отдать за карабахского коня весь свой гарем. (Интересно, известно ли моим друзьям, что Ага Мухаммед был импотентом?). Это воистину, священные кони. Для того чтобы вывести эту лучшую в мире породу, мудрецы сотни лет ломали головы, пока, наконец, не появился карабахский гнедой.

2

Здесь обыгрываются омонимические сочетания «гара бах» — «взгляни на снег» и «гара баг» — «великий сад».

3

Здесь: телохранитель.