Страница 44 из 78
Через несколько минут мяч был у соперников, и он побежал в зону сейфти[52]. «Я бы уже сидел на скамейке, если бы у нас были запасные игроки», — думал Бэзил.
Команда Принстона неожиданно проснулась. Длинный пас заработал тридцать ярдов. Быстрый новый бек[53] прорвался через линию и реализовал даун. Йель оборонялся; не успели они опомниться, как произошло страшное. Бэзил стал частью разработанной схемы: он слишком поздно заметил, как мяч летит в очковую зону, как его аккуратно блокируют и как запасные Принстона, вскочив со скамейки, машут пледами. Они забили.
Расстроенный, но хладнокровный, он поднялся с земли. Грубые ошибки поправимы только в том случае, если тренер не исключит его из игры. В начале новой четверти раздался свисток, и, сгруппировавшись вместе с измотанной командой, Бэзил заставил себя поверить, что не потерял уверенности; он был решителен и смотрел прямо перед собой. На сегодня ошибок хватило.
На кик-оффе[54] он снова пробежал с мячом до тридцати пяти ярдов, и вот началась игра. Короткие проходы, слабое место в блокировке и конечная зона Лемойна. Лемойн к тому моменту уже выдохся. Он был сосредоточен и настойчив, когда влетел в препятствующих игроков; игрок с мячом ушел от него — то ли Бэзил, то ли кто-то другой.
Еще тридцать, двадцать ярдов — и снова зона Лемойна. Освобождаясь из свалки, Бэзил встретился с усталым взглядом южанина и нарочно оскорбил его, внятно бросив:
— Ты сдох, Малыш. Сейчас тебя вынесут.
Он начал против него новую игру, и, когда Лемойн яростно атаковал, Бэзил бросил мяч над головой Лемойна и забил. У Йеля — десять, у Принстона — семь. Перемещаясь по полю, Бэзил с каждой минутой смелел, табло загоралось вновь и вновь, и вдруг матч закончился.
Покидая поле, измученный Бэзил посмотрел на трибуны, но не увидел ее.
«Интересно, поняла ли она, что я вначале плохо играл? — подумал он, а затем с горечью заметил: — Если нет, этот все равно ей донесет».
Бэзил уже слышал, как Лемойн посвящает ее во все детали мягким южным говорком, который, верно, и соблазнил ее тогда, в поезде. Через час, выходя из раздевалки, он натолкнулся на Лемойна, который вышел из раздевалки противников. Он посмотрел на Бэзила нерешительно и вместе с тем недобро:
— Здорово, Ли! — И после минутного замешательства добавил: — Хорошая игра!
— Здорово, Лемойн, — процедил Бэзил сквозь зубы.
Лемойн пошел дальше, а затем вновь обернулся к Бэзилу.
— В чем дело? — спросил он. — Не желаешь разговаривать?
Бэзил не ответил. Лицо в кровоподтеках и перевязанная рука немного смягчили его гнев, но он не мог заставить себя говорить. Игра закончилась, и сейчас Лемойн пойдет куда-нибудь с Минни, сменив горечь поражения на радость ночных побед.
— Если ты из-за Минни, не мучайся понапрасну, — неожиданно выпалил Лемойн. — Я пригласил ее на игру, но она не пришла.
— Правда? — удивился Бэзил.
— Я попал в точку? Хотя и не был уверен. Думал, ты нарываешься. — Он сузил глаза. — Эта юная особа кинула меня месяц назад.
— Кинула?
— Ну, бросила. Немного устала от меня. Не надолго же ее хватило.
Бэзил вдруг почувствовал всю меру его несчастья.
— И с кем она теперь? — спросил он уже более мирно.
— Кажется, с твоим однокашником Джубалом — если хочешь знать, довольно неприглядная личность. Она познакомилась с ним в Нью-Йорке за день до начала учебного года, и я слышал, у них довольно серьезно. Сегодня вечером она будет на танцах в Лаун-клубе.
IV
Бэзил ужинал у «Тафта» с Джобеной Дорси и ее братом Джорджем. После победы над Принстоном там царило всеобщее ликование; когда они вошли, первокурсники, сидевшие за столиком у входа, встретили Бэзила овацией.
— Ты становишься знаменитостью, — отметила Джобена.
Год назад Бэзил в течение пары недель считал, что влюблен в Джобену, но при очередной встрече вдруг понял, что это не так.
— Почему так произошло? — спросил он ее в танце. — Почему все так быстро закончилось?
— Ты в самом деле хочешь знать?
— Да.
— Потому что я так решила.
— Ты так решила? — переспросил он. — Мне это нравится!
— Я решила, что ты слишком молод.
— А от меня, значит, ничего не зависело?
Она помотала головой.
— Вот и Бернард Шоу так считал, — задумчиво отметил Бэзил. — Но я думал, это касается только взрослых. То есть ты сама завлекаешь мужчин?
— Еще чего! — От негодования она вся сжалась у него в объятиях. — Просто мужчины обычно находятся рядом, а девушке достаточно подмигнуть и так далее. Это инстинкт.
— А мужчина способен влюбить в себя девушку?
— Кое-кто способен — тот, кому она безразлична.
Он с минуту поразмыслил над этим вопиющим фактом и отложил его для дальнейшего рассмотрения. Когда они ехали в «Лаун-клуб», у него возникли и другие вопросы. Скажем, если девушка, сходившая с ума по одному парню, потом вдруг увлечется другим, что должен сделать первый?
— Отпустить ее, — сказала Джобена.
— Предположим, ему этого не хочется. Что тогда делать?
— Ничего.
— И все же: как лучше поступить?
Смеясь, Джобена опустила голову ему на плечо.
— Бедняга Бэзил, — сказала она, — давай я притворюсь Лорой Джин Либби[55], а ты расскажешь мне все как есть.
Он изложил самую суть.
— Теперь ты знаешь, — сказал он, помолчав. — Будь она заурядной девушкой, я бы так не переживал, как бы сильно ее ни любил. Так ведь нет, она самая популярная самая красивая из всех, кого я знаю. Пойми, она и Мессалина, и Клеопатра, и Саломея, и все остальные.
— Говорите громче, — потребовал Джордж с переднего сиденья.
— Она будто бы принадлежит вечности, — продолжил Бэзил, слегка понизив голос. — Понимаешь, как мадам Дюбарри[56] и ей подобные. Она не такая, как…
— Как я?
— Нет, вы с ней чем-то похожи… все девушки, которые мне нравились, чем-то похожи. Джобена, ну ты же понимаешь, что я имею в виду.
Когда вдали показались огни нью-хейвенского Лаун-клуба, она посерьезнела:
— Сделать ничего нельзя. Я это очень хорошо понимаю. Она искушенней тебя. Всю эту историю она подстроила сама, от начала до конца, хотя временами могло показаться, что инициатива исходила от тебя. Почему она охладела — не знаю, но это факт, и возобновить отношения у нее при всем желании не получится, да и тебе это не под силу, потому что…
— Продолжай. Потому что…
— Ты слишком влюблен. Единственное, что ты можешь сделать, — это выказать ей свое равнодушие. Ни одной девушке не хочется отпускать своих поклонников, так что она, вполне возможно, даже будет дарить тебе улыбки, но не вздумай к ней возвращаться. Все кончено.
В гардеробной Бэзил долго и задумчиво причесывался. Все кончено. Слова Джобены отняли у него последний проблеск надежды, а день выдался трудный, и, когда он осознал правду, у него брызнули слезы. Поспешив наполнить раковину, Бэзил ополоснул лицо. Вдруг кто-то вошел и хлопнул его по спине:
— Неплохая игра, Ли!
— Спасибо, но у меня многое не получилось.
— Ты был великолепен. Именно в последней четверти…
Он отправился танцевать. И сразу же увидел ее; от волнения у него закружилась голова. Небольшая свита поклонников не отходила от нее ни на шаг, и на каждого она смотрела горящими глазами, с улыбкой, которую Бэзил так хорошо знал.
Через пару минут он вычислил, с кем она пришла, и, к своему негодованию, обнаружил, что это нахальный и вульгарный тип, выпускник школы Хилл, которого он давно окрестил про себя амбалом. Какие качества, таившиеся в этих водянистых глазах, привлекли ее? Мог ли такой примитивный нрав оценить, что она принадлежит к числу бессмертных сирен этого мира?
52
Сейфти — 2 очка. Зарабатывается защитой, когда игрок нападения остановлен с мячом в своей собственной очковой зоне. После того как одна из команд заработала очки, она обязана выбить мяч в поле с 30-ярдовой отметки (35 ярдов в студенческом футболе).
53
Бек — игрок, продвигающий мяч вперед.
54
Кик-ифф удар ногой в начале каждой половины игры, также после тачдауна или филдгола. Разыгрывается с 35-метровой линии пробивающим составом команды.
55
Лора Джин Либби (1862–1924) — американская писательница, автор слащаво-сентиментальных произведений, имевших большой успех.
56
Жанна Дюбарри (1746–1793) — последняя в знаменитой плеяде французских королевских фавориток XVII–XVIII вв. Дюбарри вызывала почти всеобщую народную ненависть. Она считалась одним из символов преступлений «старого режима», хотя почти не участвовала ни в государственных делах, ни в придворных интригах. Во время Великой французской революции была предана суду и гильотинирована декабря 1793 г.