Страница 42 из 78
— Пойдем на минуту в беседку.
— Бэзил, это невозможно. Нас увидят Бесси-Белль и Уильям. Как-нибудь в другой раз.
— Тогда исполни одну мою просьбу, Минни, — взмолился он. — Дай мне тебя поцеловать, один разок.
— Прямо здесь? — воскликнула она. — Глупость какая!
Бэзил терял рассудок, не понимая, чему верить, и она поспешила сменить тему:
— Я буду учиться в школе мисс Бичер. Это в паре часов езды от Нью-Хейвена, Бэзил. Ты сможешь ко мне приехать уже этой осенью. Единственно, там такое правило: встречаться с гостями можно только в застекленных боксах. Ужасно, правда?
— Ужасно, — пылко согласился Бэзил.
Бесси-Белль и Уильям спустились с веранды и разговаривали с какими-то людьми, подъехавшими на машине.
— Минни, пошли сейчас же в беседку, всего лишь на одну минуту. Они сейчас далеко.
У нее вытянулось лицо.
— Я не могу, Бэзил. Ну не могу — как ты не понимаешь?
— Почему? Мне ведь завтра уезжать.
— О нет.
— Ничего не поделаешь. У меня всего четыре дня на подготовку к экзаменам. Минни…
Он взял ее за руку. Ее ладонь мирно покоилась в его ладони, но когда он потянул Минни вперед, чтобы заставить встать, та резко отдернула руку. От этой непродолжительной борьбы качели пришли в движение, и Бэзил, вытянув ногу, остановил их. При таких разных устремлениях качаться было невыносимо.
Минни положила высвобожденную руку ему на колено:
— Я больше не целуюсь, Бэзил. Правда. Я уже вышла из этого возраста: в мае мне будет семнадцать.
— Могу поспорить, ты целовалась с Лемойном, — горько сказал он.
— Ты невыносим.
Бэзил встал с качелей:
— Наверное, мне пора.
Подняв голову, она хладнокровно, как никогда прежде, смерила Бэзила взглядом: крепкая, не лишенная изящества фигура, ровный, теплый загар, блестящие черные волосы, которые некогда казались ей романтичными. Минни чувствовала — как даже те, кто его недолюбливал, — что в его лице читается нечто особенное: какая-то печать, тень судьбы, не просто сила воли, а упорство, которое стремится перекроить мир под себя, проложить собственный путь. Его вероятные успехи в Йеле и ее шансы приехать туда в этом году в качестве его девушки не играли для Минни большой роли. Корысть была ей несвойственна. Не зная, как поступить, она мысленно то привязывала Бэзила к себе, то отпускала. Молодых людей кругом было множество, и все имели на нее виды. Будь здесь Лемойн, она бы не сомневалась, поскольку ничто не должно было помешать таинству их романа, но Лемойн уехал на три дня, и ей подумалось, что отпустить Бэзила прямо сейчас было бы неразумно.
— Останься до среды, и я… я сделаю, что ты просил, — сказала она.
— Не могу. Мне нужно готовиться к экзаменам. Я должен был уехать еще сегодня днем.
— Подготовишься в поезде.
Минни выгнула спину и, опустив ладони на коленки, улыбнулась. Бэзил вдруг схватил ее за руку и потащил в прохладный сумрак увитой плющом беседки.
II
В Нью-Хейвен Бэзил приехал только в пятницу, оставив себе на подготовку к экзаменам всего два дня вместо положенных пяти. Позаниматься в дороге не удалось: Бэзил не мог сосредоточиться и думал только о Минни, терзаясь вопросом, что же происходило теперь, когда рядом с ней находился Лемойн. Обещание свое Минни сдержала, но чисто номинально: на третий вечер один раз поцеловала его в беседке — всего один раз, да и то нехотя; а в день расставания ей пришла телеграмма от Лемойна, и Минни даже отказалась поцеловать Бэзила на прощанье, сославшись на присутствие Бесси-Белль. В качестве некоторой компенсации Минни разрешила ему приехать к ней в школу мисс Бичер сразу же, как только позволят правила внутреннего распорядка.
С началом занятий соседями Бэзила по общежитию «Уайт-холл» оказались Брик Уэйлз и Джордж Дорси; на троих им отвели две спальни и комнату для занятий. До объявления результатов экзамена по тригонометрии ему не разрешалось играть в футбольной команде, но, наблюдая за тренировками первокурсников на университетском стадионе, он понял, что квотербеком реально может стать либо Каллум, прошлогодний капитан команды Андовера, либо парень по фамилии Дацингер, выпускник средней школы Нью-Бедфорда. Ходили слухи, что Каллума, возможно, переведут в полузащитники. У других претендентов, по-видимому, шансов не было; ему не терпелось выйти на поле во главе команды и пробежаться по упругому дерну. Он был уверен, что получит такую возможность хотя бы в отдельных матчах.
За всем этим, как светлое видение, стоял образ Минни: он увидит ее через неделю, через три дня, завтра. Накануне этого события Бэзил проходил мимо спортивной площадки перед общежитием «Хотон-холл» и столкнулся с Толстым Гаспаром, который учился в Шеффе. В первые напряженные недели семестра они почти не виделись, а теперь смогли немного прогуляться.
— В Новую Англию мы приехали все вместе, — рассказывал Толстый Гаспар. — Жаль, что тебя с нами не было. Там такая заваруха случилась. Минни влипла в историю с Малышом Лемойном.
Бэзил похолодел.
— Задним числом мы посмеялись, но тогда она жутко струхнула, — продолжал Толстый. — Минни и Бесси-Белль ехали в одном купе, но Минни с Малышом захотели уединиться, так что после обеда Бесси-Белль перешла к нам в вагон и села играть с нами в карты. А через пару часов я пошел ее проводить, и в тамбуре мы увидели Малыша и Минни, которые ругались с проводником; Минни стояла белая как полотно. Вроде как они заперлись в купе и опустили шторки; обжимались, не иначе. Когда проводник пришел собирать билеты и постучался к ним в дверь, они подумали, что это мы дурачимся, и сначала его не впустили, а когда одумались, проводник уже дошел до белого каления. Он спросил Малыша, чье это купе и женаты ли они с Минни, а иначе по какому праву заперлись на задвижку; тогда Малыш полез в бутылку и начал доказывать контролеру, что ничего тут такого нет. Малыш решил, что проводник оскорбил Минни, и захотел с ним разобраться по-мужски. Этот проводник запросто мог их заложить; ты не представляешь, чего мне стоило замять это дело.
На другой день, мысленно рисуя себе каждую подробность, уточняя каждый повод для ревности, засевшей к него в голове, завидуя даже их единению в тамбуре перед лицом грозивших неприятностей, Бэзил отправился в школу мисс Бичер. Ослепительная и сияющая, еще более таинственная и желанная, чем прежде, несущая свои грехи, как звезды, Минни спустилась к нему в белом форменном платье, и его сердце екнуло от доброты ее глаз.
— Чудесно, что ты здесь, Бэзил. Я потрясена, что ко мне первой приехал поклонник. Все мне завидуют.
С четырех сторон их обступили застекленные двери от пола до потолка. Стояла жара. Еще через три отсека Бэзил увидел другую пару — девушку и, как пояснила Минни, ее брата: время от времени они беззвучно двигались и жестикулировали, такие же ненастоящие в своей тесной оранжерее, как бумажные цветы в вазе на столике. Бэзил нервно расхаживал из угла в угол:
— Минни, когда-нибудь я хочу прославиться… ради тебя. Понятно, что сейчас я тебе надоел. Не знаю, как это случилось, но кто-то вмешался… не важно. Спешить некуда. Но я хочу, чтобы ты… ох… запомнила меня как-то по-другому: постарайся думать обо мне, как раньше, не считай меня очередным отвергнутым воздыхателем. Возможно, в ближайшее время нам лучше не видеться, я имею в виду осенний бал. Знаешь, подожди, пока я не совершу какой-нибудь подвиг или достижение, — тогда мне будет что предъявить, и я смогу сказать, что сделал это ради тебя.
Это был напрасный и жалкий детский лепет. Когда Бэзила от безысходности стали душить слезы, он взял себя в руки. На лбу выступил пот. Бэзил сидел на стуле, а Минни — у противоположной стены, на диване; она уставилась в пол и несколько раз повторила:
— Неужели нельзя просто остаться друзьями, Бэзил? Я всегда считала тебя самым надежным другом.
Встреча близилась к концу; Минни преспокойно встала:
Не хочешь посмотреть часовню?