Билли-талисман

— Эллиот!

— Я не могу поверить, что он впервые за год звонит тебе посреди дня на мобильный и ты назначаешь ему свидание. У тебя что, нет гордости? — спросил Элиот и продолжил дальше, не дожидаясь ответа: — Ты позоришь всех женщин. Из-за таких, как ты, женщины вынуждены читать «Правила» и другие идиотские книги по самосовершенствованию. — В досаде он взмахнул руками и опрокинул питье Кэйт. — Ах, черт! — воскликнул он, и Кэйт не поняла, то ли это реакция на собственную неловкость, то ли на ее оплошность.

Потому что это была оплошность. Разве нет?

Глава XXX

В новой квартире Банни и Арни было тесно; все сидели или стояли в полной тишине и в полной темноте. Это было похоже на чудо, учитывая, что вместе с Кэйт там находились такие отчаянные болтушки, как Банни, Барби, миссис Горовиц, Бина, две кузины Бев, ее мать и две тетки, несколько друзей по работе и астролог Бев, не говоря уже об Эллиоте с Брайсом. Однако все сидели тихо. Но только минуту.

— Сюрприз! — закричали все, когда открылась дверь. Загорелся свет, и голубые шары — большие, но не настолько, чтобы сравниться с животом Бев в последней трети ее срока, — каскадом посыпались с потолка. Вспышки фотоаппаратов замигали по всей комнате, запечатлевая навечно раскрытый рот Бев, пока она кричала и прыгала от испуга. Гости тоже прыгали и кричали. Когда гвалт прекратился, Кэйт увидела, что Бев оперлась на руку своей мамы. Она села, окинула взглядом смеющихся друзей и родственников и, закрыв лицо руками, произнесла:

— А-а-а! Ребята, — едва смогла сказать она. — Клянусь, у меня чуть воды не отошли! Не надо было так.

Ей просто сказали, чтобы она зашла посмотреть новую квартиру Банни.

Кэйт с этим была согласна. В сюрпризах есть всегда что-то садистское, но Барби заявила:

— Нет, надо, — и она села с ней рядом на диван синего цвета.

Фактически все в новой квартире Банни было синим, и почти все приводило в ужас. Кэйт забыла, что никто в Бруклине южнее Проспект-парк ни в грош не ставил антикварные вещи — все было либо новым, либо просто хламом. Она считала ярко-синий гарнитур гостиной, обитый дамаском, новым хламом, но все охали и ахали, обязательно обходя новый семейный очаг Банни перед прибытием Бев. Даже Эллиот, не только дальтоник, но и человек без особого вкуса, выгнул брови от изумления при виде мутного зеркала в раме с золочеными херувинами и светильников «Мьюзеум Шоп» с античными бюстами под абажурами. Как бы то ни было, Брайс был в экстазе.

— Как у Пикассо, — бормотал он Кэйт и Эллиоту. — У нее свой голубой период.

Стены были переливчато-синего цвета: голубого в стиле Мадонны в хозяйской спальне и ярко-синего в гостевой спальне. Ванные, одна целиком, другая наполовину, само собой, тоже были синими. Одна из них была украшена барвинком и виноградными лозами, а зеленые в тон полотенца служили «важным цветовым акцентом», как объяснила Банни. Другая была декорирована орнаментом из темно-синих листьев — в готическом стиле.

— Мне хотелось для Арни сделать что-то более соответствующее мужчине, — сообщила она, хотя Кэйт не могла уразуметь, что особенного в этих темно-синих блестящих стенках.

— Я и не предполагал, что до сих пор еще делают готические орнаменты, — сказал пораженный Брайс.

— Да. Мне пришлось заказывать это он-лайн, — призналась Банни.

Но Кэйт не только осматривала квартиру, но и приглядывалась к своим друзьям. Они вели жизнь, в которой неизбежно были дети, родительские собрания, семейные праздники, поездки в «Диснейленд» и вся эта кутерьма вокруг рождественской елки (или хануки). Она гадала, покинет ли она когда-нибудь свое гнездышко, свитое на Манхэттэне, и, если да, что могло бы его заменить. Во всяком случае, перспектива отправиться в Остин и лишиться своих манхэттэнских и бруклинских друзей не слишком привлекала. По крайней мере, когда она встречалась со Стивеном, она не сомневалась, что ее будущее, если о таковом имело смысл говорить, будет связано с Нью-Йорком.

Поскольку Бев уже оправилась после сюрприза, гости получили возможность наброситься на блюда с закусками. Накрытый обеденный стол и буфет (тот и другой с небесно-голубыми скатертями и соответствующими салфетками) выглядели впечатляюще. Все — от блюда с четырьмя разновидностями сливочного сыра до салата с пастой, тайского сате, канапе, канноли — было представлено тут в невероятном изобилии. Эллиот взял тарелку и счастливо вздохнул.

— Мне здесь нравится, — заявил он.

— Упс! У него новый размер талии, — сообщил Брайс, ласково пошлепав Эллиота.

Казалось, все, за исключением Бины, были безмерно довольны собой. Кэйт не хотелось выслушивать очередной дифирамб обаянию Билли Нолана, и поэтому она немного избегала ее. Но, похоже, в том не было необходимости: Кэйт поняла, что Бина сама ее избегает. Она сидела с полной тарелкой рядом с одной из кузин Бев, но не разговаривала и не ела. Только четырехлетнему племяннику Бев, сидевшему на полу и покорно жевавшему все, что запихивали ему в рот бабушка и мама, удалось вызвать улыбку на ее губах.

— Отлично. Перейдем к делу, — сказала всем Барби, когда оживление вокруг еды несколько притихло. — Открываем подарки! Открываем подарки!

Все, кроме Бины, зааплодировали в знак согласия. Кэйт наблюдала за ней, пока открывалась коробка за коробкой.

Все подарки были открыты, и мама Бев барахталась в горе упаковочной бумаги, словно в куче осенних листьев. Бев держала крошечный свитер и маленький чепчик к нему.

Кэйт прикоснулась к вязанной вручную вещи, и вдруг на нее неожиданно и так неостановимо нахлынула волна чувств, что она снова села. До сих пор непонятно, почему беременность Бев для нее означала лишь растущий живот, несколько необычных платьев, какие-то жалобы. Но теперь, прикоснувшись к маленькому свитерку, Кэйт наконец поняла, что очень скоро у Бев и, конечно же, у Джонни появится маленький человечек, которого можно любить и заботиться о нем всю оставшуюся жизнь. Кэйт почувствовала себя настолько далекой от всего этого, что слезы зависти и отчаяния подступили к глазам. Она была вынуждена отвернуться, чтобы никто не заметил этого внезапного всплеска эмоций.

«Я хочу своего ребенка», — подумала она, поняв в то же самое время, что сейчас она как никогда далека от этого, потому что вдруг осознала, абсолютно четко ощутила, держа маленький свитерок в руках, что она никогда не станет надевать такой свитерок на ребенка от Майкла. Сама мысль об этом была… в общем, это было просто невозможно.

— Попробуй ругелах, Кэти, — предложила миссис Горовиц, и Кэйт встрепенулась. Она, наверно, и выглядела такой же обескураженной, какой ощущала себя, потому что миссис Горовиц произнесла затем: — Ты такая бледная. С тобой все в порядке, дорогая?

Ответ, конечно же, был бы: нет. Но как объяснить это доброй, заботливой, простодушной Майре Горовиц?

Поскольку все подарки уже были открыты, женщины вернулись к еде. Вскоре у них в руках осторожно балансировали перегруженные бумажные тарелки и пластиковые стаканчики сока, коктейля «Маргарита» или шампанского «Нью-Йорк Стейт». «Шавки», Брайс и Эллиот небольшой группкой устроились в уголке рядом с мягким креслом, в которое уселась Бев.

— Так мальчик или девочка? — спросила Барби, держа кусок сыра в руках.

Бев взглянула на свою мать и пожала плечами.

— Мы с Джонни ждем сюрприза, — сказала она, но Кэйт перехватила их взгляд и все поняла.

— Полагаю, что вам следует назвать его Уильямом, — провозгласил Эллиот.

— В честь принца? — спросила Бев.

— Нет. В честь Билли Нолана. Мужчины, который сделал все это возможным, — объяснил ей Эллиот.

— Смотри-ка, теория Эллиота работает. Подумать только. Ты — следующая, — сказал Брайс Бине с пугающей уверенностью.

— Это верно, Бина, — подтвердила Бев.

— Джек на очереди, — уверила Бину мать Бев успокаивающим голосом. — Помнишь, как нелегко было заставить Джонни сделать предложение? Я рада, что ты осталась здесь, Бина, а не переселилась в Манхэттэн, как Кэти.