Страница 46 из 54
Об этом и много еще о чем я рассказываю маме. Она протестует:
— Зачем ты себя унижаешь? Ты у меня — красавица и умница. А уж как идет тебе новая стрижка!
— Стрижка идет, но все равно мне далеко до античного образца женской красоты.
— До античного — согласна. Но ведь представление о красоте менялось от эпохи к эпохе. Если полистать альбомы, походить по музеям…
— Мама, не смеши! Ты в конце концов доищешься — окажется, что я похожа на женщин с картин голландцев. На домовитых тетушек в чепцах.
Сначала мама смеется, а потом ругает меня. Чувство неполноценности, по ее мнению, изживается двумя способами:
— Во-первых, самопереубеждением…
— Да что ты? Таких слов даже в словаре не встречается!
— А во-вторых, работой над собой. Работа над собой — это то, чем она мучала меня с детства. Но сейчас я ей благодарна за это. Никогда нельзя успокаиваться на достигнутом, надо стараться стать лучше.
Стараясь стать лучше, я сажусь в машину и через весь город еду в Лизин салон заниматься фитнесом. Плаваю с гантелями в руках, из бассейна перехожу на тренажеры, и — завершающий круг ада — степ.
Степовка — это не только для фигуры, но и для сердца. С ним у меня плохо дело, утверждают врачи, хотя сама я раньше этого не чувствовала. Раз не чувствую, значит, и беспокоиться не о чем. То есть раньше так было. А теперь я забочусь о собственном сердце. Его плохая работа может помешать реализации самого важного в моей жизни проекта — рождению сына.
Может помешать — вчера такой вердикт мне вынесли в центре страховой медицины «Зоя». Зоя — это не имя хозяйки, «зоя» в переводе с греческого — жизнь. У меня есть все необходимое для того, чтобы дать жизнь своему ребенку, может только не справиться сердце.
Врачи суетятся, предлагают на выбор разные курсы лечения, я беру тайм-аут и отправляюсь степовать в надежде, что степовка лучше всего решит проблему моего здоровья.
Решит, наверное, когда-нибудь… Но из спортивного зала я выхожу тяжело дыша и, пока моюсь в душе и одеваюсь, все еще не могу справиться со свистящим, учащенным дыханием.
— Что с тобой?! — всплеснула руками Лиза.
— Одышка. Сердце плохое, — начинаю я, собираясь капитально пожаловаться на жизнь.
— А почему ты совсем забросила фитнес? Месяц почти не приезжала.
— Некогда… Не стоило мне, наверное, клубную карту покупать. Я не устояла.
— У тебя совершенно неправильный подход к жизни! — критикует Лиза. — Ну-ка быстро рассказывай, почему тебе некогда!
Я загибаю пальцы:
— Мама, Лешкин суд, начальница в отпуск уходила, меня и.о. оставляла.
— Я же говорю: подход неправильный, — улыбается Лиза. — Запомни, у женщины три заповеди: учиться, лечиться и отдыхать.
— Ты по заповедям живешь?
— Ой, ну что ты? Какие заповеди! Дом, работа… Как Инна Владимировна поживает?
Я объясняю, что поживает она, в общем, неплохо. С утра мы гуляем по Ленинскому, днем отдыхаем, потом недолго смотрим телевизор и готовим ужин.
— На дачу пока не поедете?
— Мама не предлагает, и слава богу. Я ведь все лето не ездила — трава там в человеческий рост.
— Не может быть! — не поверила Лиза. — Ты загубила такую красоту!
— Говорю же, некогда! Нельзя объять необъятное.
— Наташ, мне Лена сказала, Лешка квартиру потерял. Правда?
— Правда. Сделка, совершенная на основании фальшивых документов, считается недействительной.
— И деньги ему не вернут?
— Конечно нет! Кто ж возвращать будет?
— Елена говорит, он очень расстроился.
— Расстроился — мягко сказано. Так орал на меня по телефону, я думала, у нас в офисе стекла вылетят.
— Он всегда был таким, ты внимания не обращай. Тем более, представь себе, каково в наше время без квартиры остаться. Без квартиры и без прописки.
— Неприятно, кто спорит. Только я, во-первых, ни при чем, а во-вторых, как же мы с мамой допустим, чтобы он остался без квартиры и без прописки?
— К себе его пропишете?
— Ну а как еще?
— А то Ленка думает, что он теперь на ее квартиру будет претендовать. Это последнее место его прописки.
— Я думаю, не будет. Зачем? Ему интереснее в Германии, карьеру делает.
— У него там жена?
— Женщина. Фрау Гросс.
— Ты ее видела?
— Два раза говорила по телефону… на плохом немецком. Я его в университете чуть-чуть изучала.
— Понятно… Ты меня подождешь? Я через двадцать минут заканчиваю, заедем к нам, поужинаем… Лена что творит! Все каникулы от безделья изнывала. Но в один прекрасный день взяла и накупила кулинарных книг и теперь балует нас разносолами. Сегодня плов сделать обещала. Попробуешь произведение своей племянницы.
— Спасибо, Лиз, но я не могу. Мама одна долго, я беспокоюсь… А ты знаешь, что такое плов? Принципы здорового образа жизни запрещают есть мясо вместе с крупами, к тому же сухофрукты, как и любая сладость, создают в организме вредное брожение, мешающее полноценному усвоению продуктов, способствующее болезням желудка и развитию целлюлита.
— Наташ, ты просто ходячая энциклопедия.
— Только благодаря твоим коллегам по салону красоты. Меня этому научил ваш диетолог.
— Да знаю я все эти премудрости! Только соблюдать их — нет сил. А ты неужели выдерживаешь?
— Эта идея маму очень заинтересовала.
— Здорово! У таких больных обязательно должен быть интерес…
Приятно после занятий фитнесом посидеть в кафе, выпить холодной минералки и пообщаться с Лизой. С Лизой мне всегда нравилось общаться.
Дурак наш Лешка, думала я, возвращаясь домой, потерял такую женщину! По сравнению с ней фрау Гросс…
Впрочем, я ничего не знаю о фрау Гросс, только то, что у нее хриплый голос, она грассирует как все немцы, и называет моего брата Алексом. Еще мне ее голос показался недовольным. Или просто несчастным? Кто может быть счастлив рядом с нашим Лешкой?
Я чувствую, во мне еще живет старая обида. Но ведь и Лешка делает вид, будто на что-то обижается. Не звонит, не дает о себе знать. Это должно огорчать маму.
Мама поджидала меня в прихожей:
— Угадай, кто нам только что звонил?
— Лешка! — брякнула я, разглядывая счастливое мамино лицо.
— Ошибаешься. — Мама улыбнулась ободряющей улыбкой. Дескать, не стоит волноваться, я — в норме! — Звонила твоя Ирина. Она собирается подъехать через полчаса.
Мама расстаралась по случаю прихода гостьи: купила торт, фрукты, бутылку шампанского, стол накрыла торжественной бордовой скатертью, а сама нарядилась в светло-серую шелковую кофточку, белую джинсовую юбку и неожиданно стала походить на иностранную туристку, разгуливающую по московскому метро.
— Ирина сказала, у нее вагон новостей!
— Вышла замуж? — догадалась я, вспомнив, что последние наши разговоры были только о Николае.
В июле они уехали в Испанию, и больше Иринка мне не звонила.
— Вышла замуж, переехала в Крылатское, отправила сына учиться в Англию, строит дом по проекту дворянского особняка…
— По проекту дворянского особняка?
— Не веришь? — хохочет мама. — Я тоже не поверила. Но Ира объяснила: купила проект у Музея архитектуры.
— А в Крылатском она как оказалась?
— Там квартира ее мужа находится. Переживут в ней период стройки и — в особняк.
Глядя на Иринку, можно подумать, что живет она в особняке с рождения, а не только еще собирается в него переехать. Ее стиль теперь безупречность — в осанке, прическе, одежде, макияже. Я любуюсь светлыми, естественного оттенка волосами, нежным персиковым загаром, красиво подчеркнутым скромной белой рубашкой и роскошным перламутровым колье. Такие же колье Иринка преподнесла нам с мамой в подарок.
Она изменилась не только внешне — стала медлительной, важной, серьезной. На ней, как на музейном экспонате, появилась некая лакированность.
Впоследствии выяснилось, что я права. Николай — человек заметный в мире бизнеса, всегда на виду. Сначала Ирке было невыносимо сознание того, что на нее смотрят: приходилось сдерживаться, подбирать слова, держать сутуловатую спину прямо. А потом бытие определило сознание. Теперь моя подруга не представляет, что можно сесть за руль восьмой модели «Жигулей», как это делала она еще несколько месяцев назад. Да и вообще, зачем садиться за руль самой — на то есть шоферы! Зачем убирать со стола посуду, если целая комната в квартире отдана горничным?..