Страница 12 из 15
— Доктор Гарнетт, — с пылом начала Писки, — познакомьтесь с моим дорогим коллегой, Лукасом Латулиппе. Лукас заведует кафедрой на математическом факультете. В нашем университете он первый кандидат на медаль Филдса.
Смущенный похвалой Лукас слишком резко взмахнул рукой, едва не выбив бокал из руки Гарнетта. Справившись с извинениями и смущением, Лукас постарался принизить собственные достижения:
— Что вы, что вы… Всего лишь несколько статеек, касающихся n-мерных множеств…
— Кажется, я видел ссылки на ваши работы, — проговорил Гарнетт любезным тоном. — Не в статье ли Типлера?
Этот обычный в научной среде комплимент, касающийся цитируемости работ Лукаса, отнюдь не порадовал математика, в последнюю очередь мечтавшего о том, чтобы его чистые, как хрусталь, труды находили практическое применение в легковесных теориях какого-то «прикладника». Однако Лукас прикусил язык и скромно признал собственные предположительные заслуги.
Краснолицый Оуэн Хулм во время короткого разговора не отводил глаз от Лукаса. Наконец бесцеремонный коллега, убрав подальше вино, выставил вперед челюсть и произнес:
— Лукас у нас мистик. Практически святой. Утверждает, что числа дарованы Богом и тому подобный вздор. Или же это откровение исходит от Папы?
Тлеющая в груди Лукаса ярость воспламенилась от одного вида Хулма и уже была готова заняться пламенем. Он с трудом взял себя в руки:
— В словах профессора Хулма под скорлупой гиперболы всегда кроется зернышко правды. Мои религиозные убеждения, требующие почитания земного представителя Господа, которым является Епископ Рима, лишь увеличивают мое уважение к собственному призванию. Каюсь, виновен в том, что нахожу в математике доказательства божественной природы творения. Надеюсь, что в лучшем из всех миров каждый из нас ощутит эту синергичность между работой и убеждениями.
Бритта Хулм решила внести свою лепту в беседу:
— Мой парикмахер Симон начал практиковать Сантерию. Он утверждает, что богиня моря Йомама — если только я не перепутала имя — руководит им, когда он моет головы клиентам.
Гарнетт попытался сгладить уже заметную напряженность смешком и банальностью:
— Что ж, во всех религиях есть своя доля истины, правда?
Возмущение Лукаса возрастало по экспоненте, и он выпалил:
— Подобная бесхребетность ведет нас к худшей разновидности язычества: ведьмам, астрологии, друидам!
Хулм продолжил:
— Говорите, говорите, Латулиппе! Ваши верования граничат с Каббалой!
— Каббалой?! Да я никогда…
Вмешалась Писки:
— Лукас, я не сомневаюсь в том, что Оуэн не хотел сказать ничего плохого ни против вашей веры, ни против иудейской религии… Кстати, у вас даже нет бокала! Пойдемте со мной, и я раздобуду вам вина.
Лукас позволил увести себя. А Хулм не смог удержаться от прощального выпада:
— Скажите, давно ли ваш Папа в последний раз сжигал астрономов?
Обернувшийся ради достойного ответа — в стиле изящного послания mea culpa, опубликованного Иоанном Павлом в честь смены тысячелетий, — Лукас ощутил могучий рывок, и Писки лишила его возможности парировать выпад.
Возле закусок Писки принесла обильные извинения. Несколько успокоившийся Лукас извинения принял, однако же настоял на немедленном отбытии.
Оказавшись снаружи, Лукас отцепил свою «веспу» от стоек велостоянки и нахлобучил на голову шлем. Лукас считал мотороллер идеальным видом транспорта, необходимым для ежедневного перемещения на короткие расстояния, он убедился в преимуществе этих микромотоциклов в Риме, во время своего паломничества в Ватикан.
На пути домой Лукас остановился возле церкви. Наполнявший купель святой водой падре Мигуэль Обиспо ласково приветствовал своего прихожанина. Однако пребывавший в расстроенных чувствах Лукас лишь коротко кивнул ему и отправился прямо к алтарю. Там он преклонил колена возле поручня для причастия и погрузился в свою молитву об исправлении неверующих ученых.
На середине солнечного луча, пролегшего дорогой между Землей и Небом, Святой Губерт обернулся к Святой Барбаре и произнес:
— Настойчивый парень, правда? Знаешь, он мне нравится!
Лукас Латулиппе проснулся под жужжание будильника на следующее утро после катастрофической вечеринки на факультете астрономии, ощущая себя очистившимся. Кратковременное посещение храма успокоило его душу. Он даже не мог припомнить, когда чувствовал себя настолько бодрым и радостным — причем как духом, так и телом. Более того, ему просто казалось, что во сне он вознесся на небо. По-прежнему лежа в постели, разглядывая точки на потолке, он принялся ощупывать собственное прикрытое простынями тело. Плоть его ощущала себя такой, какой и положено быть смертной плоти, снаружи не раздавался Трубный Глас, посему он без особой охоты решил, что пора вставать и приступать к повседневным делам.
Посетив ванную комнату, Лукас, завязывая на ходу пояс купального халата, отправился на кухню. Как ни странно, там пахло свеже-заваренным кофе. Неужели он оставил кофеварку включенной на ночь? И почему это из-под двери просачивается свет? Неужели он позабыл потушить и верхнее освещение? Обычно такого разгильдяйства за ним не водилось…
За столом в его крохотной кухоньке сидели двое — пожилой, бородатый и несколько брюзгливый с виду мужчина и молодая, заметно оживленная женщина, оба абсолютно не знакомы Лукасу. Они были в просторных шелковых одеяниях, заканчивающихся как раз над босыми ногами. В руках незнакомцы держали по чашке кофе, аромат которого с удовольствием вдыхали. Головы охватывал трепещущий нимб, яркостью в несколько тысяч свечей.
— Присоединяйся к нам, Лукас, — любезно предложила женщина.
— Пододвигай кресло, сынок, — посоветовал мужчина.
Подобно покорному зомби, Лукас подчинился приказу. Мужчина налил ему кофе, а женщина спросила:
— Сахар? Сливки?
— Мне… ни того, ни другого, — удалось выговорить Лукасу.
Женщина налила себе чашечку и с удовольствием отпила глоток.
Поставив чашку на стол, она проговорила:
— Как вкусно! Жаль, что на небе нет кофе.
Облаченный в мантию мужчина повторил действия своей спутницы и присоединился к ее мнению:
— Увы, это удовольствие позволено лишь на Земле и в Аду.
— Но… извините, но кто вы?
— Ох, прости нас, — принесла извинения женщина. — Позволь представиться. Я — Святая Барбара, а это мой друг — Святой Губерт. Мы пришли по зову твоих молитв, потому что являемся покровителями математиков. Однако столь образованный верующий, конечно же, знает это.
К почтению и трепету, которые доселе испытывал Лукас, вдруг примешались естественная подозрительность и паранойя, смешанная уже с малой толикой гнева.
— Значит, Святые? — Чуть привстав, Лукас провел рукой между макушкой и нимбом своего гостя. — Сделано отлично, но на простую голограмму меня не купить. И кто же подослал вас сюда со столь примитивной шуткой? Наверное, Оуэн Хулм? Конечно, кто же еще решится на такую подлую выходку!
Мужчина, представившийся Святым Губертом, ответил с легким недовольством:
— Такая персона нам не известна. Мы исполняем указание, отданное нам Господом. Ты хотел, насколько я помню, чтобы твои насмешливые коллеги стали свидетелями трансцендентной славы Твоего математического Владыки, Святого Духа?
Лукас смутился:
— Откуда вам известно содержание моих молитв?
Тут уже нетерпение проявила Святая Барбара:
— Губерт уже все объяснил тебе. Господь услышал твою молитву и послал нас исполнить ее.
Лукас уткнулся лицом в ладони.
— Не знаю, верить вам или нет. А вы не могли бы чуть притушить ваши нимбы или голограммы? А то от них у меня голова раскалывается.
— Ох, прости.
Как только нимбы померкли, Лукас снова поднял глаза.
— Губерт, Губерт… не помню, чтобы мне приходилось читать о Святом Губерте. А про вас, Барбара, я читал. Драматическая история. Ваш отец собственноручно отрубил вам голову…
Святая Барбара ехидно посмотрела в сторону своего спутника.