Страница 2 из 78
Сами расщепленцы собрались с периферии разных религий — отчаявшиеся верующие, которые более не знали во что веровать. Благодаря стремительному развитию и эволюции Компьютерно-Органической Матрицы она стала почти вездесущей, и некоторые считали ее благим божеством, оберегающим наш мир; другие видели в КОМ назойливого Старшего Брата; третьи же просто пользовались ею для своих повседневных нужд и думали о КОМ не больше, чем о воздухе, которым дышали.
Добавьте к этому человеческую способность к перепрыгу. Потребовалось лишь несколько поколений, чтобы перепрыг распространился, как степной пожар, вывернув наизнанку былые представления о восприятии действительности и индивидуальности души. Даже философы уличных перекрестков были брошены в штопор.
На протяжении века с лишним возникли многочисленные новые слитные религии, люди экспериментировали с верами и искали новые ответы на старые вопросы. Обмен телами и КОМ изменили человечество более, чем что-либо другое за тысячу лет — тем не менее ни в одной из великих религиозных книг не было ничего, что хотя бы отдаленно можно было связать с происходящим. Даже ярые поклонники самых смутных предсказаний Нострадамуса не сумели отыскать ни единого намека. Неужто истинный пророк, хоть чего-то стоящий, мог упустить нечто столь неимоверно важное? Немыслимо. И многие истово верующие поддались губительным сомнениям.
Тереза прикоснулась кончиками пальцев к стеклу, ощутила сквозь него холод дождя. Она была рада, что есть еще такие, кто чтит свою веру и трудится во имя нее. Терезу восхищала преданность религии настолько безоговорочная, что заставляла людей упрямо стоять под дождем, противясь грозе, насланной мстительной КОМ.
Однако теперь даже самые стойкие разбежались в высокие здания, под арки и навесы, в вестибюли. Тереза вздохнула, наблюдая их бегство — издалека, в полном одиночестве. Видимо, даже их веры оказалось недостаточно.
На чердаке старого кирпичного монастыря под низким потолком, где сырой воздух пропах плесенью, Эдуард наблюдал за ливнем вместе с Дарагоном, самым давним своим другом. Кряхтя, он заставил открыться старинное полукруглое окошко в чугунной раме, и внутрь ворвался свежий влажный ветер.
— Пойдешь со мной? Выбраться наружу проще простого, — сказал он Дарагону и высунул лицо навстречу ветру. — Выпрыгнем на крышу, по карнизу доберемся до трубохода на соседний небоскреб. — Дарагон посмотрел на товарища с ужасом, и Эдуард продолжал даже с еще большим жаром: — Такой грозы я в жизни не видывал и непременно хочу прогуляться.
— Но ты же промокнешь до костей. — Дарагон помотал головой. — Зачем тебе это надо?
Эдуард насмешливо фыркнул.
— Послушай, мне уже шестнадцать, и нам следует познакомиться кое с чем на опыте, если нам этого хочется. А ты даже старше, так где же твоя жажда приключений? Почему бы не рискнуть? Ну, давай же! Пошли!
Дарагон нерешительно переминался с ноги на ногу у открытого окошка. Он был невысок и ловок. Темные волосы, темные миндалевидные глаза, которые посверкивали, когда он переводил взгляд с предмета на предмет.
— Мягкая Скала сказала, чтобы мы оставались тут, готовились к церемонии испытания Канши.
— Ну и что? Времени хоть отбавляй. Ты просто ищешь предлога, чтобы остаться тут. — Эдуард разочарованно вздохнул и взял быка за рога, зная, чем пронять Дарагона. — Я-то думал, что ты хочешь дружить со мной. А друзья все делают вместе!
С горящими глазами он указал на крышу. В окошко рикошетом влетали дождевые капли.
— Погляди же туда, посмотри на неясные фигуры неизвестных людей, ютящихся под арками, навесами, маркизами. Кто эти люди? Что они там делают? — Его голос задрожал от волнения. — Подумай обо всех тайнах, которые они прячут. Они же могут быть кем угодно. Выдавать себя за кого угодно. И никто не догадается.
Миндалевидные глаза Дарагона недоуменно прищурились.
— Выдавать себя? Но они же все снабжены имплантами ОЛ. К тому же разве ты не можешь просто… увидеть, кто они такие внутри?
Эдуард сердито посмотрел на своего товарища, хотя и не понял, о чем тот говорит. Он высунулся из полукруглого окошка под ливень, мысленно намечая путь по крышам.
— Так ты идешь со мной или нет?
Дарагон судорожно сглотнул.
— Нет. Я подожду здесь.
— Ну, как хочешь! — Эдуард отвернулся от него и вылез в окно на мокрую черепичную крышу.
Гораздо позднее в тот же день, когда бешенство бури улеглось, будто ее и не было вовсе, монахи и воспитанники собрались в кирпичном холодном актовом зале, где прежде помещался склад пивоварни. Снаружи доносились мягкие шлепки дождевых капель, куда более привычные.
Гарт нашел Терезу и Эдуарда, и они уселись рядом на бетонном полу, постелив на него тонкое одеяло. Монахи зажгли десять свечей, добавив их колеблющийся желтый свет к сиянию вделанных в потолок светочерепиц. Темные волосы Эдуарда намокли и слиплись, лицо раскраснелось от его вылазки под ливень. Одеяло под ним тут же промокло насквозь.
— Сегодня, — зашептал Гарт, — я слышал о женщине, которая испробовала перепрыг со своим песиком. Она была совсем одинокой, песик жил у нее много лет, и ей хотелось дать ему возможность немножко почувствовать себя человеком.
— Я знаю, что из этого вышло… — Эдуард испустил стон.
— Кончилось тем, что она оказалась всего лишь пустым телом, и нашли ее только потому, что песик от голода непрерывно лаял.
Гарт заерзал, выглядывая Каншу. Тереза знала, отчего он встревожен, и положила теплую ладонь на его запястье.
— Он прекрасно справится, Гарт, правда же?
— Я знаю, обязательно справится. — Наконец-то Гарт увидел, как Мягкая Скала с серьезным выражением на лице ввела в зал его старшего товарища по чтению. — Только… мне будет его очень не хватать, когда он уйдет.
Тереза сочувственно сжала его руку.
Канша покорно шагал рядом с монахиней, потом выступил вперед. Он оглядел зал, словно выискивая взглядом Гарта для моральной поддержки, но их глаза так и не встретились. Гарт надеялся, что время, пока Канша слушал его чтение, не повредит товарищу, ведь ему важнее всего было сосредоточиться. Считалось, что стоит научиться перепрыгнуть один раз, и перепрыг становится естественным, инстинктивным действием.
Мягкая Скала, однако, посмотрела в их сторону и чуть нахмурилась при виде мокрого, растрепанного Эдуарда. Но тут же ее внимание снова обратилось к Канше. Она сжала худые плечи юноши и повернула его, показывая всем собравшимся. Затем встала перед ним, вглядываясь в его водянисто-серые глаза.
— Канша, ты достиг возраста, когда твоя душа уже настолько окрепла, что способна существовать самостоятельно. И на то же способно твое тело. Так покажи это, чтобы все могли увидеть.
Он сглотнул и нерешительно протянул руки к выбритым вискам Мягкой Скалы.
— Не понимаю, зачем они устраивают из этого представление, — пробормотал Эдуард шепотом, не громче дыхания. Снаружи, в остальном мире, все осваивали перепрыг как естественную ступень взросления, воспринимая его как признак зрелости.
Тереза и Гарт дружно врезали ему локтями, заставляя замолчать.
На середине зала глаза Канши были прикованы к ярко-синим глазам монахини. Он глубоко и тяжело вздохнул, и между ними словно проскочила искра. Мгновенно в наружности обоих произошли заметные изменения. Юноша снова вздохнул — на этот раз быстро и уверенно. Он расправил плечи и гордо улыбнулся.
Одновременно тело Мягкой Скалы содрогнулось. Ее глаза широко раскрылись от страха и потрясения. Сильные руки запорхали по телу, касаясь гладкого черепа, маленьких грудей, паха. Она удивленно обвела взглядом зрителей в кирпичном зале. Ее глаза встретились с глазами Гарта, и она несколько раз моргнула.
— Я… Мне это не очень нравится, — сказала она совсем другим голосом.
— Тебе не нравится мое тело, дитя? — произнесли губы Канши неодобрительным тоном.
— Нет… извините. Я не то хотел сказать. — Старуха сделала несколько неуверенных шагов. — Просто мне надо привыкнуть. Это так странно.