Солдаты

Даже прошлой осенью у нас было превосходство. У них были броневики, но мы быстро изготовили их и даже лучше, вооружили пулеметами системы «гатлинг». Но за один неполный год они наверстали это, выпустили свое скорострельное оружие, их дирижабли того же качества, что и наши, а их новые броневики имеют усиленную броню по сравнению с нашими, и могут их подавить.

Относительно численности. Один корпус используется впустую, охраняя границу на западе. Еще два корпуса патрулируют территорию на юго-востоке Рима. У нас есть три корпуса в окружении на восточном побережье Внутреннего моря, и — всего тря дня назад — у нас было восемь корпусов на основном фронте. Сейчас у нас там остались немногим более пяти корпусов, — какое-то мгновение он колебался.

— Таким образом, мы потеряли преимущество. Они превосходят нас по уровню производства. Они превосходят нас числом шесть к одному на фронте Капуа. Мы можем предположить, что в течение двух недель они пересекут ту же самую реку, также как пробовали мы, но в отличие от нас, они в этом преуспеют. В тот момент, в тактическом смысле, мы будем точь-в-точь там, где мы были в середине зимы. Стратегически, однако, различие будет в том, что их оружие лучше, у них более благоразумный командующий, и у нас будет намного меньше, чем пятьдесят тысяч солдат по сравнению с тем, что у нас было в прошлый раз.

— И что именно будет? — спросил Гейтс.

— Я думаю, что политические нюансы достаточно отчетливы, — продолжил Эндрю. — Марк, бог с ним, умер. Хотя он был чертовски упрямым время от времени, он был другом, которому я мог доверять. То сильное руководство, что было у Рима, теперь отсутствует. Флавий отличный Спикер Палаты представителей, но у него нет того, чтобы стать следующим Марком. Я боюсь, что когда линия обороны будет прорвана, Джурак станет ловко предлагать личные условия все снова и снова, страхи между двумя штатами Республики буквально разорвут ее на части, Республика развалится, и затем нас уничтожат.

Эндрю прекратил говорить. Когда он обхватил стакан с чаем, то осознал, как трясется его рука.

— Вы предлагаете, чтобы мы организовали государственный переворот? — спросил Гейтс.

— Я не говорил этого, — резко ответил Эндрю.

— Это нужно рассмотреть, — с силой произнес Готорн.

Эндрю с удивлением воззрился на него.

— Сэр, армия знает то, за что она борется. Они видят то, что может сделать враг. В этом отношении, проклятье, почти каждый ветеран, который больше не находится на службе из-за инвалидности, также понимает это. Да, они устали от войны, все мы устали, но будь они прокляты, если они когда-либо подставят свои горла под бантагские ножи для забоя скота.

И что касается Конгресса. Если эти ублюдки готовы предать наше дело и спустить все на тормозах, если они маневрируют, чтобы расколоть Республику, тогда они заслужили, чтобы их повесили, как предателей, каждого из них.

— То, что ты говоришь, это измена, — рявкнул Эндрю.

— Если это — измена, то максимально используем ее, — закричал Готорн.

Винсент посмотрел на Ганса.

— Попроси Кетсвану рассказать нам то, что он узнал.

Ганс кивнул и быстро стал говорить с Кетсваной на чинском диалекте, который использовали пленники, когда были рабами. Кетсвана ответил на ломанном русском.

— Римский солдат, тот, которого повесили. Был в таверне за пять минут до момента выстрела.

Эндрю с удивлением посмотрел на Ганса.

— У меня здесь есть своя собственная шпионская сеть; они отвечают перед Винсентом, когда меня нет рядом.

— Я этого никогда не разрешал.

— Это сделал я. Чины и зулусы нейтральны; они могут разговаривать с обеими сторонами, и русскими и римлянами. Из-за напряжения, развивающегося между двумя сторонами, я думаю это лучшее решение. Таким образом, я начал это дело прошлой осенью.

— Что-то в той стрельбе не вязалось с самого начала, — ответил Винсент. — Я проверял дело бедного парня. Присвоено звание капрала за героизм, проявленный у Роки-Хилла. Из-за дизентерии серьезно заболел и последние девять месяцев провел в госпитале. Но все говорили, что он был отличным солдатом, весь в нетерпении, чтобы вернуться на фронт. Не тот тип, что быть убийцей.

— Но ведь его нашли в церкви? — спросила Кэтлин.

— Да, он зашел туда заглянуть, пытаясь найти того, кто это сделал. Затем толпа схватила его, заявила, что у него было оружие, его вытащили наружу и повесили.

— С чьих слов?

Ганс посмотрел на Кетсвану.

— Один из моих ребят пил с ним, был рядом, все видел, и убрался оттуда прежде, чем его бы повесили заодно.

— Так кто возглавлял эту толпу?

— Возможно, толпа неслась туда в кровавом безумии. Хотя возможно, было что-то еще, — сказал Ганс.

— Продолжай.

— Убить президента. Вице президента нет; следовательно, президентом становится Спикер Палаты представителей, Тиберий Флавий. Или он составлял заговор, чтобы совершить убийство или кто-то еще.

— Флавий — благородный человек, — резко ответил Эндрю. — Я знаю его как чертовски хорошего офицера, который вышел из пехотинца, и он — ветеран, раненый под Испанией. Он не тот тип.

— Или тогда контрудар с одновременной организацией переворота, — ответил Готорн. — Обвинить Флавия в смерти Калина, заявить, что это заговор Рима, захватить управление над правительством и в процессе развалить Республику.

— Бугарин?

— Мой вероятный кандидат, — жестко, с яростью в голосе, сказал Готорн.

— Будь все проклято, — вздохнул Эндрю.

Так вот почему Готорн думает о военном перевороте, ударить первыми, что бы предотвратить их удар. Тут было многое, что нужно было обдумать и понять. Он был слишком озабочен приготовлениями к наступлению и изучению результатов, чтобы уделить серьезное внимание тому, что происходило на расстоянии в семьсот миль в столице. Он знал, что существуют напряженные отношения, но молился, что успешное нападение, даже такое, которое было бы только с частичным успехом, успокоит разногласия и приведет к решению подтолкнуть войну к ее окончанию. Он задумался с критикой о себе, «а что если опасение за результат наложило свой отпечаток на его принятие решения идти в наступление». Внезапно он почувствовал себя опустошенным, неспособным решить, что же делать далее. Он знал, что простой кивок его головы будет означать, что Винсент встанет, выйдет из комнаты, и в течение часа будут арестованы все члены Конгресса. Помимо учебной школы кадетов, которыми были теперь 35-ый Мэнский полк и 44-ая Нью-Йоркская батарея, в городе было небольшое количество из сорока или пятидесяти солдат из «своей части», достаточно чтобы удержать различные ключевые позиции. Здесь была расквартирована бригада войск, и тысячи освобожденных от обязательств ветеранов на фабриках, которые могли быть вызваны в чрезвычайной ситуации.

К утру правительство было бы в его руках, беспорядки прекращены, а потом уже действовать исходя из ситуации. «И, черт побери, это разрушило бы навсегда все, что я хотел создать здесь». В этом он был уверен. Как только прецедент произойдет, он навсегда будет впечатан в сущность Республики. Вашингтон сопротивлялся искушению, зная историю Рима и Греции, когда они пришли к переворотам. Он бы лучше увидел, что Революция сходит на нет к кровавому поражению, чем предал бы ее. Тогда бы республика Наполеона, а не Линкольна и Вашингтона, была бы моделью для этой Республики, для всего этого мира. Понятие республики, которую он так тщательно лелеял, начиная с первой поступи по этому миру, будет потеряно навсегда. «Все же, даже если я действительно захвачу контроль, что тогда? Война все также идет к поражению. Мы могли бы удержаться некоторое время, возможно даже подготовиться и как-то выскользнуть из безвыходного положения на фронте Капуа, но все равно Джурак сотрет нас, поскольку у него есть рабочая сила миллионов рабов, чтобы поддержать его, и в случае необходимости накормить его их собственным мясом. Так или иначе, мы проигрываем». Он посмотрел на своих друзей.

«Как же допустили такое, что после десяти лет героической борьбы, они все теряли. Неужели мы проигрывали все время, и просто не желали допустить это?» задумался он. «Если это правда, то разве мечта о республике, в конечном счете, не обречена на провал?» Хотя он хотел верить в Калина, он чувствовал, что его старый друг слабел под давлением, и теперь более не влиял на ситуацию. Другая сторона обещала мир. И крайняя сложность решаемых вопросов — трагедия в том, что средний человек просто не мог ухватить их суть. Он осознал, что пробыл в армии слишком долго. У военных проблемы были весьма понятны — выживание или смерть, и это свербело на душе с самого начала. Ты сделал все правильно, ты выжил, сделал ошибку… ты умер, или того хуже, хорошие парни погибли из-за тебя. Чертова уйма хороших солдат уже погибла из-за твоей ошибки, он не осознавал, что в значительной степени природа войны менялась снова и снова. Она снова изменилась, так что мы обязаны найти способ поменять ее обратно, вернуть удачу на свою сторону. Он посмотрел на Эмила.