Страница 36 из 37
Что произошло на самом деле, я до сих пор не могу понять!
Оказалось, прибыла целая колонна комбайнов с комбайнерами и их помощниками. Смех. Выкрики. Там же, в этой сутолоке, Гуннар. Как ни в чем не бывало он раздает сосиски, разливает пиво и при этом болтает без умолку — прямо разыгрывает из себя какого-то начальника, а ведь только что был смертельно напуган, оттого что ему предстояло ночевать под открытым небом.
— Гуннар, ты не мог бы спросить кого-нибудь, не довезут ли нас до Альткирха? У них же видишь сколько всяких машин и мотоциклов.
Вытаращив глаза, Гуннар хлопнул себя по лбу и воскликнул:
— Тереза! Сокровище ты мое! Умница моя! — Он явно шутил, однако в голосе чувствовалась и досада: как это он сам не догадался спросить.
Покуда шли переговоры, я вновь взобралась наверх — взять туфли. Тем временем нашелся достойный человек, выразивший готовность доставить нас в Альткирх. Кстати, выяснилось, что туда всего несколько километров — три четверти часа езды! Я быстро подсчитала в уме: с первыми лучами солнца мы будем у цели. Это же сенсация!
Человек, взявшийся довезти нас в Альткирх, некто Эберхард, плечистый и крепкий мужчина, перевернувший свою кепку козырьком назад, что придавало ему вид отчаянного храбреца, велел нам вместе сесть в коляску. Мне было бы гораздо удобней, если бы Гуннар поместился на сиденье позади водителя, как тогда, когда нас подвозил профессор. А так мне пришлось сидеть чуть ли не на коленях у него, что было совсем некстати и могло создать у Эберхарда неверное представление о наших отношениях.
Вот так вот прошли день и ночь. А этот Гуннар даже не заметил, сколь чудесен финал нашего путешествия и как прекрасно он гармонировал с началом его.
— Гуннар, ты слышишь? Мы сейчас едем с тобой, как в самом начале. Мы и тогда тоже на мотоцикле ехали, и теперь под самый конец…
Гуннар ответил что-то нечленораздельное. Уронив голову мне на плечо, он крепко спал, время от времени похрапывая.
— Чудная вы парочка, — сказал Эберхард.
— Мы вообще никакая не парочка, мы чистая случайность, — ответила я, пытаясь освободиться от Гуннара. Голова его соскользнула с моего плеча и упала ко мне на колени. — Случайная встреча. Вместе прошли небольшой отрезок и через несколько минут расстанемся навсегда. Какое все это имеет значение?
— Все имеет значение, — ответил Эберхард. — И то, что я сейчас вас везу, тоже. Ты что, замерзла? Кончик носа у тебя побелел!
Хотелось мне ответить ему похлеще и сказать, что у него-то кончик носа тоже белый! Встречный ветер обжигал лицо, как зимой, да и сейчас, летом, перед восходом солнца всегда делается холодней. Я подумала: всегда перед чем-то решающим, перед завершением чего-либо все вновь движется быстрей, сумбурней — природа вокруг, Эберхард и я, погруженная в философствование…
— Слышу запах моря! — выкрикнул Эберхард вдруг. — Чувствую восход солнца!
Правда, на востоке обозначилась розовая полоска, нежная, как снежинка, — то заявлял о себе новый день! Я попыталась растолкать Гуннара, но он только пробормотал спросонок:
— Оставьте меня в покое…
— Этого мы теперь вообще не добудимся, — заметил Эберхард.
Элегантно взяв поворот, он, направил мотоцикл в сторону городка, и вскоре мы миновали желтую вывеску, светившуюся как только что вымытая росой.
— «Альткирх»… — прочитал он вслух.
— Альткирх! — мечтательно повторила я.
Свет! На турбазе горит свет! Меня ждут! Может быть, учителя? Или Лиана? А вдруг весь класс? Но я ничуть не виновата, что заставила себя ждать, — это будильник слишком тихо звонил, а может быть, и вообще отказал. Надо его отнести к часовщику…
Меня охватывает чувство гордости, хотя я ничем не выдаю его. Да, наконец я добралась. Я преодолела все препятствия, все невзгоды на долгом пути от Бурова до Альткирха!
Пусть попробует это сделать кто-нибудь из нашего класса! Думаю, и не всякий мальчишка справится.
Останавливаемся. Эберхард говорит:
— Вот что, Тереза, мне приятно было тебя подвезти, но ты запомни: в дороге никто никого не должен оставлять в беде. А теперь ступай, купайся всласть и не кружи чересчур уж многим парням голову!
— Разве я это делаю?
— Думаю, что да, — ответил Эберхард и добавил: — Ну, а так как меня среди них не будет, мне на уборочную спешить надо, прошу аванс: как ты насчет того, чтоб чмокнуться?
Я наклонила его голову к себе и поцеловала в обе щеки.
Эберхард поблагодарил и рассмеялся.
Я тут же бросилась к базе. Я знала — они ждут меня. Там все еще горел свет. «Лиана! — внутренне ликовала я. — Подруга моя сердечная!»
Но оказалось, это заведующий базой. Лежа на кровати, он тер свои красные, воспаленные глаза, когда я ворвалась к нему, зовя Лиану.
— Тише, — сказал он, — дай людям поспать.
— Они ждут меня!
Да, он ждал меня. Наливая из термоса кофе и предложив мне чашку, он рассуждал:
— Каждый раз кто-нибудь опаздывает. То проспит, то просто проворонит. И каждый раз потом является среди ночи. Я уже привык.
Его приветственная речь подействовала на меня как холодный душ. Впрочем, горячий кофе оказался кстати.
Ни Лиана, ни мой класс — никто не ждал меня. Все они сладко спали, покуда я в кромешной ночной тьме спешила к ним. Да, в какой-то мере это разочаровало меня.
Я вышла на террасу. Совсем рядом шумел морской прибой. Я подумала: передовица в стенгазете так и будет называться: «Автостопом в Альткирх». Неплохая шапка.
Глава XVIII, или 3 часа 41 минута
Пробормотав, что холостой ход надо увеличить, Эберхард нажал на газ, и мы покатили.
— Гуннар, ты слышишь, как в первый раз…
— Какой еще первый раз?
— Мы же с мотоцикла начали. И сейчас на мотоцикле едем, теперь уж под самый конец. Чудесно, правда?
— Но я тогда сидел позади дедушки…
— А теперь ты мой Беппо. — Тереза ерошит мои волосы, выбирает соломинки.
Густав, признавайся, устал ты как собака. «Тотальный коллапс», — сказал бы Крамс.
Цыпка переговаривается с Эберхардом.
— Забрезжил рассвет — это чудесно…
Должно быть, сейчас и стишок подберет к случаю: «…Могучий великан взмахнул неистовым мечом…» или еще что-нибудь поглупее.
Мегрэ, держите ухо востро! В любую минуту может что-нибудь произойти, и железной рукой следует выяснять обстоятельства…
И как это Мегрэ вдруг превратился в советника юстиции Шнуффеля, того, что вечно злится на мышку Пипе?
Отец громко смеется и вдруг кричит: «Гуннар! Ты сел в лужу. Теперь выбирайся сам».
А Шубби выдает серию прямых — бум-бум-бум!..
Трясу головой — сны разбиваются об асфальт, вылетающий из-под наших колес. Небо справа чуть порозовело. Сейчас Цыпка это заметит и непременно оповестит меня, Эберхарда, спящих жаворонков и даже мотоцикл, на котором мы сидим. Нет, пока ничего не заметила.
— Гуннар, ты чего разлегся? Ты тяжелый очень.
Медленно голова опускается вперед, падает на грудь. Мысль еще работает, хочет заставить голову подняться, но липкий, как клейстер, сон не позволяет.
— Гуннар, ну проснись, Гуннар! Солнце… Вот ведь болван какой! Теперь спит. Проспать все прекрасное на свете…
И слышу, и хочу, и не могу ответить. Вдруг голос Эберхарда:
— Этот вообще теперь не проснется…
— Проснусь! — выдавливаю я из себя и тут же протираю глаза.
Солнце уже встало. Клочья тумана над полями. Мотоцикл стоит. Мотор выключен. И Тереза пихает меня в бок. Эберхард соскакивает на землю.
— Авария?
— Нет, Гуннар. Приехали. Ты посмотри, как чудесно вокруг… А вон там наша база и… слышишь, море шумит!