Страница 26 из 107
Чтобы защитить интересы банка после убийства Пола в 1926 году, Стив был вынужден скрыть подлинные факты преступления от полиции и совершил свой собственный, чрезвычайно успешный акт мщения над убийцами. И вот теперь Корнелиус решил, что пришло время, когда мы можем использовать это техническое препятствие, оказанное полиции, в качестве рычага для выдворения Стива из нашего банка на перекрестке Уолл-стрит и Уиллоу-стрит.
— Но это же шантаж! — воскликнул я с возмущением.
— Нет, нет, нет, — успокаивающе сказал Корнелиус. — Здесь не идет речь об изъятии денег. Я просто собираюсь выяснить несколько фактов и применить немного логического убеждения. Чем же это плохо? Торговцы делают это сплошь и рядом.
Я не присутствовал при разговоре Корнелиуса со Стивом. Я просто сидел в своем кабинете и ждал с пересохшим горлом. Я не думал, что он смог бы выкрутить Стиву руки, но я им восхищался уже за то, что у него хватило мужества попытаться.
Через некоторое время он пришел ко мне. Он выглядел немного побледневшим, но глаза его сияли.
— Тебе удалось? — воскликнул я.
— Конечно. — Корнелиус постарался, чтобы его ответ звучал небрежно, но это ему не удалось. Мы рассмеялись, я пожал ему руку с энтузиазмом, и мы поспешили домой отпраздновать событие. Я вспомнил, что, когда в вестибюле в приступе неудержимого веселья мы кричали «Йо-йо», я подумал, что Корнелиус самый замечательный человек, которого я встречал, и как мне повезло, что он мой друг. Я знал, в моих интересах испытывать к нему симпатию, поскольку мои будущие успехи в качестве банкира целиком находятся в его руках: ведь я никогда бы не стал работать на того, кого презирал. Теперь, когда за Корнелиусом утвердилась репутация деспота, многие с трудом могли поверить, каким великодушным он был ко мне в дни нашей юности; он охотно делил со мной свой кров и свое богатство и никогда не пользовался преимуществами своего финансового и социального положения, поддерживая меня так же, как и я его, в дни наших битв за положение в банке. Он всегда оставался мне предан и откровенен со мной, безупречно честен, неустанно заботлив и добродушен. Он также был — и в наше время мало кто этому поверил бы — очень веселым. В те старые времена мы часто помногу хохотали, особенно в те золотые дни лета 1929 года после того, как ему удалось изгнать Стива Салливена из Нью-Йорка, и я никогда не забуду свой двадцать первый день рождения, когда мы закатили колоссальную вечеринку, пили контрабандное шампанское и танцевали с нашими девушками под музыку оркестра «Регтайм Александер».
Не мы одни наслаждались в то лето 1929. В Лондоне Стив Салливен сошелся с молодой женщиной, бывшей некогда любовницей Пола, Дайаной Слейд. Поскольку мы знали, что его возвращение в Нью-Йорк только вопрос времени, мы смотрели на этот новый союз с большим подозрением.
Дайна была больше, чем просто бывшая любовница Пола. Она была также самой замечательной его протеже, и в 1922 году он основал в Лондоне косметический бизнес для нее. Она была на семь лет старше нас, безусловно компетентной, несомненно честолюбивой, и, хотя мы никогда с ней не встречались, Корнелиус долго считал ее угрозой для своего спокойствия. Возможно, корни этого антагонизма надо искать в его ревности; она была очень близка к Полу, и он высоко ее ценил. Она даже родила Полу сына, Алана, который позже был убит на войне. Корнелиус, который настроился на то, что он будет наследником Пола, вполне естественно не мог примириться с существованием незаконного сына Пола, и для него стало большим облегчением, когда этот ребенок не был упомянут в завещании Пола.
— Если Стив спутался с Дайаной Слейд, нам от этого ничего хорошего ждать не приходится, — сказал он мне, когда слухи о подвигах Стива дошли до нас из Лондона.
— По крайней мере, она будет его крепко держать в Лондоне, — предположил я с надеждой, но я ошибался. Крах Уолл-стрит вернул Стива обратно в Нью-Йорк, и, как только он оказался дома, он снова проложил себе дорогу к неуязвимому положению в нашем банке, на Уолл-стрит. Потребовалось правительственное расследование 1933 года инвестиционного банковского дела, чтобы отправить его обратно в Европу, чтобы избавить его от дачи показаний перед комиссией Конгресса (банк Ван Зейла, как и многие инвестиционные банки, действовал несколько безрассудно перед крахом), но как только он оказался по ту сторону Атлантики, он стал угрожать нам серьезными неприятностями. Бросив свою жену, он возобновил свою связь с Дайаной Слейд. Позднее он на ней женился, подтвердив наши подозрения о том, что эта парочка представляет собой неразделимый союз, но, прежде чем они смогли попытаться вернуть Стиву контроль над нашим банком, Корнелиус сумел их опередить. Старшего партнера нью-йоркского банка «уговорили» уйти на пенсию (нами было замечено обычное уклонение от налогов) и, когда Корнелиус взял на себя управление нью-йоркским офисом, он тем самым получил власть над Стивом. Стив свободно царствовал в лондонском отделении банка, но в конечном счете оно подчинялось Нью-Йорку. Теперь нам оставалось только загнать Стива в угол. И тогда мы сможем с ним покончить, если он вздумает сопротивляться.
— На этот раз он у нас в руках, — заметил я с облегчением, но я был неправ, потому что настала очередь Стива обойти нас. Уйдя из банка Ван Зейла, он использовал деньги Дайны от косметического бизнеса, чтобы основать свой собственный банк в Лондоне, и вскоре увел от нас лучших европейских клиентов. Хотя Стив больше не был партнером в банке Ван Зейла, по-видимому, война еще не была закончена; напротив, как заметил Корнелиус в гневе, она входила в новую жестокую фазу.
— Что ты собираешься делать? — спросил я его в отчаянии.
— Ну, конечно, — сказал Корнелиус, — его надо остановить. Он уничтожил наш лондонский бизнес. Восстановление всего нашего европейского филиала поставлено на карту.
— Но как мы смогли бы его остановить?
— Когда нападаешь на врага, — сказал Корнелиус, — всегда целься в его ахиллесову пяту.
— Его пристрастие к спиртному?
— А что еще? Мы распустим слух, что он ушел из банка Ван Зейла не по собственной воле. Мы скажем, что все партнеры объединились, чтобы склонить его к уходу из-за его алкоголизма.
— Но это низко!
— Пусть он подает жалобу! Пусть он встанет на месте свидетеля в суде и попытается убедить суд, что он принял зарок воздержания от спиртных напитков!
Меня это привело в замешательство.
— Но имеем ли мы моральное право разбивать таким образом его репутацию в пух и прах?
— Какое отношение это имеет к морали? Это борьба за выживание! Мы должны защитить наши интересы в Европе!
Это было неоспоримо. Я наложил запрет на свои сомнения, и начались угрызения совести.
Несколько позже мы узнали, что Стив отправился в частную лечебницу, которая специализировалась на лечении алкоголиков, и мы поняли, что он делает серьезное усилие, чтобы преодолеть свое пристрастие к спиртному.
— Хорошо, — сказал Корнелиус, — теперь нам придется с ним покончить. Я распространю по всей Уоллстрит, что Стив госпитализирован в связи с белой горячкой, а ты отправляйся в Лондон и распусти эту новость по всему Сити. И, пока ты будешь там, убедись, что это его остановит. Я имею в виду, что он должен быть остановлен. Навсегда. Я хочу, чтобы не только в финансовом мире, но вообще в мире было известно, что он конченый пьяница.