Страница 61 из 80
Минц надулся, впрочем несправедливо, друг не хотел обидеть его лично и еврейский народ в частности.
Через три недели — так плохо работает у нас почта — Миша Стендаль получил странную телеграмму от своей возлюбленной Алины:
ТОСКУЮ ИЗНЫВАЮ ПО РОДИНЕ ЖДИ ПРИЕДУ
Миша кинулся к Минцу.
— Что происходит? — У него тряслись руки. — Что это значит?
— Телеграмма, — ответил Минц, ознакомившись с посланием. — «Ностальжи» оказался эффективным.
Через несколько дней Минца увидел Давидян, директор гостиницы «Гусь».
— Удивительное дело, — сказал он, — я получил несколько заказов на места в гостинице, желательно полулюксы, а их у меня всего два, в концах коридора.
— А ты объяви полулюксами все номера первой категории, — посоветовал Минц. — И откуда туристы?
— Из Америки.
— А конференция не намечается? Может, съезд ветеранов-ихтиологов по проблемам пресных вод?
— Да нет, Лев Христофорович. Нет у нас таких проблемов.
— Покажи список, — попросил Минц.
— Какой список?
— Гостей.
— Не могу, дорогой ты мой человек, его в ГУСЛЯР-ФСБ затребовали.
— Я их понимаю, — согласился Минц. — Но хоть устно скажи.
— Все из Нью-Йорка! Понимаешь?
— Я этого ожидал, — кивнул Минц.
Он ушел, а Давидян сказал ему вслед:
— Какой человек! Ты ему что скажешь, а он уже ожидает.
Основные события разыгрались через день.
Минц предвидел их и поэтому вышел встретить рейсовый автобус из Вологды.
Автобус был полон.
Публика, которая вылезала из него на площади Землепроходцев, оказалась весьма пестрой.
В первую очередь это были местные, что ездили в область по делам, затем появились торговки с полосатыми сумками, которые привезли из Вологды и из Турции промтовары. Наконец, из автобуса выбрались настоящие иностранцы.
Первой шла женщина ослепительной красоты с грудным ребенком на руках, а второго ребенка, годиком постарше, держал на руках толстый, добродушного вида негр.
Молодая красавица закрутила завитой головкой в поисках кого-то и, выискав в группе встречавших пожилую женщину в платке, которую Стендаль предупредил о приезде дочки, закричала:
— Мама, слезинка моя! Погляди на своих внучат!
Пожилая женщина в платке кинулась к красавице, красавица сначала отдала младенца негру, а сама потискала в объятиях женщину в платке, потом отобрала ревущих детишек у негра и стала их совать матери, чтобы та любовалась внуками.
Миша Стендаль совершал робкие круги и пытался что-то крикнуть, но его никто не слушал.
Сам же профессор Минц обратил внимание на прочих пассажиров автобуса.
Одного из них он встречал в Гусляре лет десять назад, прежде чем математик Квадрант уехал в Штаты к своему брату. Математик сделал там неплохую карьеру и даже основал фирму по производству бильярдных шаров повышенной округлости.
Выйдя из автобуса, математик опустился на колени прямо посреди площади и принялся целовать асфальт, повторяя:
— О, святая гуслярская земля! Прими обратно своего блудного сына.
Два могучих ливрейных лакея вывели из автобуса под руки престарелую графиню фон Мейндорф, ту самую, которой до революции принадлежал дворец, а ныне Дом Культуры речников, приватизированный кутюрье Плюшкинайтисом под стрип-салон.
— Оу! — с тяжелым английским акцентом произнесла старушка. — Пахнет сеном и тетеревайма.
Сеном в центре Гусляра не пахло уже полвека, но кто станет спорить с наследницей миллионов, доставшихся от последнего мужа Ци Байваня, босса гонконгской триады?
Семейство Мазайбергеновых, которое некогда владело большим коммунальным хозяйством в пригороде Гусляра, а ныне стало украшением Брайтон-бич как этнографический ансамбль чукотской песни, спустилось на родную землю шумно и весело, играя на бубнах и на гитарах.
— Где наш олешка, где наш маральчик? — кричал Ахмет, наследник аттракциона.
Прочих возвращенцев в Гусляр Минц разглядеть не успел ввиду общего шума и суматохи, а также конфликта, имевшего место между Мишей Стендалем и семейством Алины.
Мише, полагавшему, что именно он — причина приезда новых американцев в Гусляр, надоело ждать, пока Алина наговорится с мамашей и нацелуется с подбежавшими на шум подружками.
— Алина! — воскликнул он. — Я тебе телескоп купил.
— Чего купил? — удивилась красавица. — Зачем?
— Но ведь ты астроном! — уточнил Миша.
— Я? Ну ты даешь! С моей фигурой пропадать в астрономах?
— А как же…
— В Штатах я нашла свое счастье в элитарном эстетическом стриптизе, — гордо ответила Алина.
— Как ты могла! — возопил Миша.
Но тут негр поднял черные брови, отдал детей своей местной теще, потом показал Мише Стендалю кулак.
— Это кулак чемпиона Олимпийских игр в полутяжелом весе, — объяснила собравшимся Алина. — Мой муж. При том не понимает по-русски и будет действовать в пределах допустимой самообороны.
— Остановитесь! — закричал Лев Христофирович. — Не лучше ли нам развеять недоразумение? Скажите собравшимся, что же вас привело в Великий Гусляр? Что заставило прилететь сюда? Любовь к Мише Стендалю?
— Только не это! — возразила красавица.
— Может, любовь к маме?
— Немножко да, а немножко нет, — сказала Алина.
— Тогда что же?
— На родину захотелось! — ответила молодая женщина. — * Такая на меня ностальгия напала — мочи нет! Спать не могу, пищу принимать не могу, любовью заниматься не могу…
— И мне на родину захотелось! — заявил математик Квадрант. — Я и не подозревал, что может существовать такое дикое чувство.
— И я пожелала перед смертью прикоснуться к земле моих предков, — проскрипела графиня Мейндорф на старинном, но неправильном русском языке.
Нестройно, но искренне и громко эти слова были поддержаны криками остальных пассажиров автобуса.
— Что и требовалось доказать, — сказал профессор Минц. Он был доволен, как бывал доволен академик Павлов, когда у его любимой собаки отовсюду начинала капать слюна.
…Словно Эркюль Пуаро, знаменитый сыщик, который обязательно собирал всех подозреваемых в одной комнате и вел их за собой по глухим извилинам преступного ума, Лев Христофорович Минц пригласил в тот же вечер друзей, а также иных заинтересованных лиц во двор своего, дома. Они уселись вокруг стола, за которым уже третье поколение жильцов рубилось в домино.
Там сидели сам Минц, его ближайший друг Корнелий Удалов, репортер Миша Стендаль, а также никем не званные старик Ложкин и Ходжа Эскалибур, претендующий на звание волшебника и прорицателя.
Правда, от Ходжи была некая польза: он принес с собой ящик пива и поставил его посреди стола. А за стаканами сбегал Корнелий.
Вечер был теплый. Пели птицы.
— Получив просьбу Миши Стендаля о возможном возвращении на родину девушки Алины, которая уехала в Штаты изучать астрономию, я подумал, а как это сделать? Ведь невозможно изобрести приворотное зелье!
— Хотя в истории такие случаи отмечены, — вмешался наглый Ходжа Эскалибур. — Пресловутая Клеопатра широко использовала некий состав, разработанный в ее лаборатории.
— А доказательства? — воскликнул Минц, не выносивший прорицателя.
— Какие нужны доказательства, если сохранились ее портреты?
Минц замолчал, потому что аргумент сразил его наповал.
Только через минуту он собрался с духом, чтобы продолжить свой рассказ.
— Внушить любовь к определенному молодому человеку я не мог по причинам этическим. Ведь это было бы насилием над природой. Любовь или есть, или ее нет. Кому нужна любовь навязанная? Как ты думаешь, Миша?
— Не знаю, — промямлил Стендаль, потому что не был уверен в правоте профессора.
— Однако можно обратиться к другим чувствам, свойственным каждому человеку, но дремлющим под слоем повседневности. Например, присмотримся к любви к родине. Она генетически заложена в любом человеке. Обстоятельства могут заставить его с этой родины сбежать. Но тоска по родине останется. Даже если он сам об этом не подозревает. И я подумал: если я разбужу в девушке Алине тоску по родине, то она захочет вернуться домой, в Великий Гусляр, и оглядеться. Дальше она — вольный человек. Вспомнит Стендаля, захочет к нему приблизиться — ее воля. Мы эту волю уважаем. А если предпочтет другого, то Бог ей судья.