Страница 35 из 54
Поскольку Винченцо Синагра сам видел, как Филиппо Маркезе собственноручно мучил, а потом убивал людей, он был убежден, что Маркезе испытывает удовольствие от этой своей роли палача. Помимо того, что Баклажан исполнял функции главы «семьи», он еще имел обыкновение ни за что приговаривать людей к смерти, и каждый раз, когда это было возможно, он лично приводил свой приговор в исполнение. Как-то раз, во время одного из таких «сеансов по удушению», Филиппо Маркезе выбранил Винченцо Синагру, заметив его болезненную, впрочем, вполне объяснимую реакцию на происходящее.
— Не делай такое лицо! — заорал Маркезе. — Ведь совсем нетрудно сменить выражение.
Можно не сомневаться, что Синагра взял себя в руки и состроил мину сколь возможно бесстрастную, наблюдая, как Маркезе приканчивает свою жертву. Если бы он этого не сделал, он вряд ли вышел бы оттуда живым. Во всяком случае, сам он в этом не сомневался, поскольку точно знал, во что оценивал Филиппо Маркезе человеческую жизнь. Гроза постарался детально объяснить ему положение вещей. Примеров безумной кровожадности главы «семьи» Корсо дей Милле было немало.
Сальваторе Бушеми был «человеком чести» немного слишком надменным и имел обыкновение часто посещать рестораны, расположенные в районе площади Святого Эразма, где обратили внимание на его дурные манеры и привычку уходить не расплатившись. Все владельцы этих ресторанов находились «под крышей» Филиппо Маркезе. В один прекрасный день, в то время как Бушеми прогуливался по улице, мимо него проехал автомобиль, раздались выстрелы, и застреленный Бушеми упал как подкошенный на мостовую.
Джузеппе Финоккьо был капитаном футбольной команды и немного слишком увлекался женщинами. Он сильно надоел своими ухаживаниями одной проститутке, которая, конечно, была «подопечной» Филиппо Маркезе. Этого тоже застрелили.
Пьетро Пагано был нищим бродягой, который имел обыкновение приворовывать несколько камней или труб на стройплощадках, принадлежавших Филиппо Маркезе. Застрелили и его.
Джинетто Тальявия был слишком независим и ни с кем не считался. Так, по крайней мере, решил Филиппо Маркезе. Когда Винченцо Синагра в последний раз увидел Тальявию, тот только что съел порцию морских ежей, которую купил у уличного торговца на площади Святого Эразма. Когда двое убийц Филиппо Маркезе подошли к нему и предложили следовать за ними, Джинетто Тальявия ничего не сказал. Он только побледнел. Его не застрелили, как узнал об этом позже Винченцо Синагра, его задушили, а тело бросили в кислоту.
Разговоры в бистро
Гроза словно испытывал странное удовольствие, рассказывая брату в деталях об этих убийствах. Никакая подробность не ускользала от его внимания, так что он обязательно называл и имена убийц, задействованных в каждой операции. Гроза часто и сам принимал участие в этих «сходках». И обо всем подробно рассказывал потом брату. Винченцо Синагра каждый день все больше убеждался, как же легко убивать. Во всяком случае, в Палермо.
Однажды, в декабре 1981 года, когда братья прогуливались перед пиццерией, они увидели двух убийц из «семьи» Корсо дей Милле, которые не спеша вышли из автомобиля и подошли к ним. В это время издалека донесся вой полицейских сирен. Лица «людей чести» были бесстрастны, как всегда. Следуя обыкновению, они решили выпить кофе, беседуя о том о сем. На улице тем временем появилось множество полицейских. Мимо проносились автомобили с воющими сиренами, и это означало, что произошло нечто серьезное. Через несколько минут те двое ушли, а Винченцо Синагра смог наконец узнать, что же случилось.
— Они только что пришили одного контрабандиста по имени Орацио Фьорентино, — пояснил Гроза.
Убийство произошло неподалеку, метрах в пятистах, на виа Аллоро, в историческом центре города, в арабской его части. Человек этот был застрелен в своем автомобиле. Убийцы стреляли влет, обогнав его машину. Они ехали в том самом автомобиле, который спустя считанные секунды остановился возле братьев Синагра.
— А за что они его убили?
Ответ был на удивление прост. Орацио Фьорентино был человеком бывалым, всю свою жизнь профессионально занимаясь контрабандой. Поскольку контрабанда сигарет в Палермо практически прекратилась, он осмелился попросить у одного из «людей» Филиппо Маркезе разрешения на торговлю героином.
— Фьорентино сочли человеком глупым, — сказал Гроза, — он ни в коем случае не должен был проситься в такой бизнес. За это Маркезе и приговорил его к смерти.
Сын Орацио Фьорентино знал Винченцо Синагру и понаслышке, и лично. Он решил, что Синагра сможет оказать ему посильную помощь в свалившемся на него горе. Вот почему он обратился к нему с просьбой как можно скорее достать какое-нибудь огнестрельное оружие. Естественно, Винченцо Синагра тут же сообщил об этом Грозе.
— Он хочет отомстить за отца, — сказал Гроза. — Присмотри за ним. Как только он узнает имена киллеров, дай мне знать, и его уберут.
К счастью для него, молодой Фьорентино ни о чем не подозревал. А если все же и догадывался, то сохранил свои догадки в тайне от Винченцо Синагры. Через несколько недель Винченцо Синагра перестал вести за ним наблюдение.
Его призвали выполнить не менее гнусную работу для главы «семьи» Корсо дей Милле.
Глава седьмая
МОРСКОЕ КЛАДБИЩЕ
Следы на песке
С начала весны жизнь на окраинах, а особенно в самом городе становится намного тяжелее, чем зимой. Жара, помноженная на избыток света, придает особый колорит грязным и зловонным жилищам, достойным какого-нибудь азиатского портового города. Ничуть не смягчая зрелища, синева небес и моря растворяет все другие цвета, так что глазам делается больно смотреть на эту бесконечную синеву.
Когда наступает чудный месяц май, город вообще превращается в ад. Этот цветущий сад, в котором так славно жилось на заре XX века, эти квадратные мили бывшего рая, благоухавшие некогда запахом цветущих жасмина и лимона, словно вдруг превратились в гигантский котел, в котором какой-то черт вымачивал туземцев, получая из этих пузатых людишек, пропитанных горячими испарениями битума, смешанными с запахами столь же смутными, сколь и отвратительными, драных голодных котов.
Винченцо Синагра так привык париться в этой бане, что ему нипочем была сильнейшая жара, которая наступила уже в начале мая 1982 года.
Не будучи настоящим «человеком чести», Винченцо Синагра уже мог похвастать, что ему доверял сам Филиппо Маркезе, человек, который был тираном и деспотом всего квартала. Глава «семьи» Корсо дей Милле звал Винченцо Синагру только Ундли, к вящей гордости последнего. Винченцо Синагра очень дорожил такой близостью к шефу, приказы которого отныне исполнял беспрекословно.
Вот почему в течение нескольких месяцев Винченцо Синагре довелось участвовать в ряде вооруженных нападений: на склад электробытовой техники, на торговца вином, на ювелирный магазин, — а также во взрыве нескольких лавочек, владельцы которых отказывались платить «дань» Филиппо Маркезе. И хотя он не получил за это никакого материального вознаграждения, — один только раз Филиппо Маркезе дал ему в лирах сумму, составляющую примерно 10 тысяч франков, — Винченцо Синагра, должно быть, лелеял мысль, что после каждой такой операции он хоть немного вырастал в глазах остальных бандитов или хотя бы только в глазах шефа «семьи» Корсо дей Милле. И хоть ритуал его посвящения так и не был проведен, он чувствовал себя если не неотъемлемой частью «Коза ностры», то по крайней мере полноправным «бойцом» маленькой армии Филиппо Маркезе.
Прошло чуть больше шести месяцев с тех пор, как Винченцо Синагра впервые в жизни присутствовал при убийстве человека, а у Филиппо Маркезе, как ему казалось, уже не было от него никаких секретов.
Военные хитрости по большей части были недоступны Винченцо Синагре. Однако он знал, что отныне мир «людей чести» разделился на два лагеря: победителей и побежденных. Он также знал, что его «семья» примкнула к лагерю победителей и что по указке Микеле Греко и его союзников-корлеонцев она занялась систематическим истреблением «побежденных». Что до остального, то причин многих происходивших на его глазах экзекуций он совершенно не понимал. Надо признать, что Винченцо Синагра был не один такой: в начале лета 1982 года в Палермо убивали вообще чуть ли не просто так. Словно кровожадность «людей чести» возросла от усилившейся жары.