Страница 4 из 37
Да и после возвращения в Петроград в 1921 году жизнь никак не могла наладиться. Квартира на Фонтанке, в доме у Египетского моста, была занята другими людьми, семью приютила старшая сестра Александры Васильевны. Найти работу было почти невозможно.
Это было время нэпа. Сестры помогли Александре Васильевне открыть на Сенной чайную, Алеша работал там официантом. Крошечное заведение на пять столиков не приносило никакого дохода. Неудачей кончилось намерение Алеши вернуться в школу; недолго проработал он «мальчиком» на частном лимонадном заводике. И дальше все завертелось каруселью: то Алеша решился было открыть игру в рулетку — «кручу-верчу» — в надежде выиграть много денег; то попытался попробовать счастья в торговых делах. Из всего этого, конечно, ничего не вышло. Полуголодная жизнь, сплошное невезение — все это подтолкнуло к прежнему: опять пошли приводы, пока после очередного случая его не отправили из уголовного розыска в детский распределитель, или приемник, затем под конвоем в Комиссию по делам несовершеннолетних. А оттуда уже в школу имени Достоевского. Было это в конце 1921 года.
Еще шла гражданская война, когда наряду с другими вопросами, требующими неотложного решения, встал вопрос о беспризорных детях, кочующих по дорогам страны, умирающих от голода и болезней, гибнущих в притонах, в шайках воров, вовлекаемых опытными бандитами в преступную жизнь. Была создана специальная комиссия во главе с Ф. Э. Дзержинским. Открывались особые интернаты, школы, детские дома; подыскивались люди, выделялись средства.
Осенью 1920 года в Петрограде, в только что отремонтированном здании бывшего коммерческого училища по Старо-Петергофскому проспекту, 19 (ныне проспект Газа), открылось заведение, носившее длинное, сложное название: «Школа социально-индивидуального воспитания имени Достоевского». В школу стали прибывать ребята из самых разных мест — из «нормальных» детских домов, из тюрем, из распределительных пунктов, из отделений милиции. Длинное и трудное название школы первая же партия воспитанников удобно сократила в «Шкид», по остроумному предположению Маршака, сокращение легко привилось из-за того, что в новом слове беспризорники слышали нечто им знакомое, близкое по созвучию с привычными уличными «шкет» или «шкода».
Заведующий этой школой так впоследствии охарактеризовал своих первых питомцев:
«Ребята, которых направляли в школу имени Достоевского, в большинстве случаев были прошедшими сквозь огонь и воду, закаленными телом и духом людьми. Уцелев в этом противоестественном отборе, в этой непосильной тяжелой школе жизни, они никого не боялись — ведь им в сущности и терять-то было нечего; они умели быстро ориентироваться в любой обстановке, умели находить выход из трудных положений, умели и наносить, когда нужно, меткие удары, но они были в тоже время и детьми, глубоко изувеченными… непосильными для их возраста переживаниями».
С этой школы началась новая жизнь для Алеши Еремеева.
Глава 2
От Леньки Пантелеева к Л. Пантелееву
Бросим прежнее житье,
Позабудем, что прошло.
Каждый, кто попадал в Шкиду, получал прозвище. Обычно оно давалось сразу же, раз и навсегда: меткий глаз ребят схватывал или какие-то внешние особенности новичка, или какие-то черты характера, поведения. Были там Воробей, Купец, Мамочка, Цыган, Японец.
Алексей Еремеев стал Ленькой Пантелеевым. Имя Леньки Пантелеева, крупного налетчика, приводившего в трепет владельцев булочных, кафе, мануфактурных магазинов и бакалейных лавок, пользовалось в те годы легендарной славой в преступном мире, в том числе среди бывших малолетних правонарушителей, населявших школу Достоевского. Особенно восхищало ребят то, что после «удачного дела» их герой, желая, конечно, покрасоваться, переводил в несколько учебных заведений небольшие суммы и сопровождал перевод обязательной подписью: С почтением к наукам, Леонид Пантелеев». Трехлетние похождения Алеши Еремеева настолько, видимо, поразили воображение его товарищей, что решение пришло сразу: быть ему Ленькой Пантелеевым.
Здесь, в Шкиде, принял Ленька Пантелеев новые условия жизни: он много и серьезно читал, многому научился, здесь получила развитие его тяга к литературному творчеству.
В Шкиде началась его дружба, или, как это называлось там, слама, с Гришей Белых. Сламщиками становились многие. Но эта слама была особенная: она перешла в настоящую дружбу, духовно обогатившую обоих. На многие годы их связали любовь к литературе, увлечение кинематографом, общие планы и мечты. Уже в Шкиде они пытались создать свое «Шкидкино». Вместе сочиняли лихие романы.
«В течение целого месяца, — вспоминает А. И. Пантелеев, — Гриша Белых и я выпускали газету «День» в двух изданиях — дневном и вечернем, — причем в вечернем выпуске печатался изо дня в день большой приключенческий роман «Ультус Фантомас за власть Советов». таких примеров можно привести много.
Кем же был до Шкиды дружок Леньки Пантелеева? Что привело его сюда?
Григорий Георгиевич Белых (1906–1938) роился в Петербурге и детство провел в пристройке к большому петербургскому дому по Измайловскому проспекту, 7. Отец его умер рано, все тяготы большой семьи легли на плечи матери, Любови Никифоровны, как вспоминает о ней А. И. Пантелеев, женщины замечательной. Она была прачкой, потом галошницей.
Еще подростком паренек отбился от дома, быстро выучившись читать, он перестал ходить в школу и проводил почти все время на пустыре, читая взахлеб Ната Пинкертона или развлекаясь с товарищами.
Пропитание он добывал себе разными способами: перевозил с вокзалов за кусок хлеба тяжелую кладь мешочников, а случалось, занимался и мелким воровством.
Пошли один за другим детские дома, колония, пока наконец он не получил путевку в Шкиду.
После двухлетнего, а для Гриши трехлетнего пребывания в школе сламщики решили, считая себя уже взрослыми (одному было пятнадцать, другому семнадцать), покинуть Шкиду и отправиться в Баку. Они были уверены, что режиссер фильма «Красные дьяволята» Иван Перестиани обрадуется приезду таких многообещающих актеров.
Но путешествие откладывалось: не было денег. Пантелеев поселился у матери, на Мещанской, 12. К тому времени Александра Васильевна вторично вышла замуж. Квартира была крошечная, спать Алеше пришлось на сундуке в коридоре. Младший брат Вася работал в частной мастерской учеником слесаря, потом перешел в кондитерскую. Жили бедно. Мать делала искусственные цветы, Алеша и младшая сестра Ляля торговали ими на рынке, в пивных и чайных, некоторое время с ними торговал цветами и Гриша Белых. На улицах и в трамваях Алеша и Гриша торговали газетами.
В то же время, с зимы 1924 года, они стали понемногу печататься в юмористическом журнале «Бегемот», в «Смене», в «Кинонеделе». Так, однажды Гриша Белых напечатал статью «Нам нужен Чарли Чаплин», скромно предложив на этот «пост» … свою кандидатуру. Печататься было непросто: А. И. Пантелеев вспоминает, как, сочинив очередную порцию анекдотов и подписей к карикатурам, он нес их в «Бегемот», на Фонтанку, и там «милый, по-петербургски интеллигентный человек, секретарь редакции В. Черний, проглядывал анекдоты и отбирал из полсотни один-два, редко три». Его Пантелеев считает своим литературным крестным отцом.
На поиски кинематографического счастья друзья отправились в самом начале лета 1924 года. Денег Александра Васильевна дать им не могла, а дала самое ценное, что у нее было: пачку с полпуда весом цветной рогожки, в какую обертывались корзины с искусственными цветами. Эту рогожку мучительно долго продавали в Москве, на Сухаревском рынке, с трудом нашли покупателя.
Так начался их путь на юг — с двумя червонцами в кармане. По дороге заезжали к Алешиной бабушке в Боровск, где прожили неделю. Запомнились дом, где ночевал Наполеон, могила боярыни Морозовой, Пафнутьевский монастырь, основанный Годуновым, старообрядческие храмы. От Малоярославца до Харькова добирались уже пешком или «зайцами», в товарных вагонах или на крышах. Этот способ путешествия за годы скитаний был хорошо освоен Алешей. У Гриши такого опыта не было, и вообще ему было труднее: он никогда не выезжал из Питера дальше Лигова и Петергофа. Он заскучал по матери, по улицам родного города. Но главное — слишком ничтожным показался ему результат совместного путешествия: он рассчитывал на лавры киноартиста или кинорежиссера, а вместо этого с трудом удалось получить (и не на Кавказе, а в Харькове) на двоих одно место — ученика киномеханика в кинобудке (да и не было великой удачей). Гриша жребий тянуть отказался, и друзья расстались. Белых уехал домой.