Страница 9 из 11
Блестящую характеристику этого периода деятельности Митридата дал Е. А. Молев в своей работе «Властитель Понта». «Объединение причерноморских городов и земель под властью Митридата Евпатора явилось завершающим этапом подготовлявшегося издавна процесса создания единого государственного образования в этом районе. Оно завершило собой многовековой период обособленного существования отдельных эллинских полисов. Процветание городов под властью Митридата в первые годы его правления выглядело настолько резким контрастом по сравнению с положением греческих городов, подвластных Риму, что в период успехов Митридата все греческие города римской провинции Азия встали на его сторону…
Превращение Понта Эвксинского во внутреннее море Понтийского царства представляло купцам причерноморских городов удобный и безопасный в военном отношении путь для торговых операций. Сосредоточение основных торговых интересов этих городов в бассейне Черного моря привело к тому, что внутренний рынок государства поглощал абсолютное большинство торговой продукции, производимой городами и сельскими местностями. Прочность этих внутриэкономических связей стала основным источником силы и могущества Понтийского царства. Создание объединения причерноморских городов и областей предоставило в распоряжение Митридата Евпатора мощную военно-экономическую базу. Костяком этой базы являлись античные города черноморского побережья, служившие основным источником денежных доходов понтийского царя, плацдармами для его военных наступлений и связующими пунктами всей разноплеменной империи Митридата в целом. Действуя в их интересах, Митридат имел крепкую опору. Но как только он оказался неспособным сохранить единство своих черноморских владений, города побережья один за другим покинули его, чем обрекли на полное поражение и личную гибель».
Присоединение Северного Причерноморья к Понтийскому царству сыграло ключевую роль в создании Черноморской державы Митридата, располагая ресурсами этого региона, он мог теперь себе позволить гораздо более активную внешнюю политику. И его соседи с ужасом обнаружили, что рядом с ними возникла могучая держава, которую они не только не смогут одолеть, но и не смогут даже ей противостоять. А на берегах далекого Тибра отцы-сенаторы, разбуженные громом побед понтийского оружия, очнулись от безмятежной дремы и с тревогой посмотрели на Восток: а кто это там потревожил их спокойствие? И то, что они там увидели, повергло их в состояние шока, ибо в Азии теперь появилась новая грозная сила, с которой властителям Ойкумены волей-неволей приходилось считаться. Проглядели! Прозевали!
А Митридат уже не мог остановиться, и следующий его поход был направлен в Пафлагонию, после смерти его отца, Митридата V Эвергета, вышедшую из-под понтийского контроля. Пафлагония — это древняя страна в Малой Азии на побережье Черного моря, между Вифинией, Галатией и Понтом, и со стратегической точки зрения важнейшая область региона. Но поскольку сенат теперь очень внимательно стал следить за тем, что происходит на Востоке, то требовалось соблюсти хотя бы минимум приличий и на всякий случай найти себе союзника. И такой союзник был найден в лице Вифинского царя Никомеда III, который тоже имел виды на эту область: оба правителя начали тихо и не спеша прибирать к рукам сопредельные территории, одновременно подготавливая военное вторжение. Открытая агрессия понтийской и вифинской армии в Пафлагонию началась в 104 г. до н. э. и прошла без особых затруднений, организованного сопротивления союзники не встретили. Таким образом, в период с 107 по 103 г. до н. э. два союзника, Митридат и Никомед, полностью оккупировали область Пафлагонии и разделили ее между собой таким образом, что Митридату достались прибрежные районы страны вплоть до Гераклеи Понтийской, а Никомеду — внутренние земли. Это был очередной успех Митридата, казалось, что все, за что бы он ни брался, обречено на успех, но римские сенаторы, которые наконец-то поняли всю опасность ситуации, сложившейся в Малой Азии, решили все-таки принять меры. К Никомеду III и Митридату Евпатору были отправлены посольства «с приказанием вернуть народу пафлагонскому его прежнее положение» (Юстин) — политиканы из далекого Рима вновь вернулись к исполнению роли поборников международной справедливости и навязывания своего мнения соседним правителям. Но какое же жестокое разочарование их постигло! «Так как Митридат уже считал себя равным по величию с народом римским, то он дал гордый ответ: ему досталось на долю царство, на которое имел наследственные права его отец; он удивляется, почему оспаривают у него то, чего у отца его не оспаривали. Не испугавшись угроз, он захватывает еще и Галатию» (Юстин). Это был плевок в самодовольные лица отцов-сенаторов, но что самое поразительное, что они утерлись и промолчали! Во-первых, потому, что почувствовали, что с той страшной силой, которая появилась на Востоке, просто так не справишься, нужна длительная и серьезная подготовка, а во-вторых, положение дел в самой Италии и некоторых провинциях было достаточно тревожным. Потому что в это время началось Второе восстание рабов на острове Сицилия (104–99 гг. до н. э.), а борьба с германцами достигла своего наивысшего накала: племена кимвров вторглись в Северную Италию.
Но был еще один момент, о котором упоминает Диодор Сицилийский, и момент этот достаточно интересный — не случайно Митридат всегда считал главным пороком римлян не имевшую пределов жадность. «Посланники царя Митридата прибыли в Рим, принеся с собой большую сумму денег, надеясь подкупить сенат ». Они не только надеялись его подкупить, они его действительно подкупили! Потому что когда народный трибун Сатурнин стал обвинять послов в том, что подобными действиями они оскорбляют сенат, последовала ответная реакция: «подстрекаемые сенаторами, обещавшими оказать поддержку, послы обвинили Сатурнина в своем оскорблении». Оскорбление посольства — вещь очень серьезная, а римляне, как никто другой, очень трепетно к этому относились, достаточно вспомнить, что именно убийство римского посла стало причиной войн с Иллирией и началом римской агрессии на Балканах. Сатурнину за это, по отечественным законам, грозила смертная казнь, и трибун еле-еле сумел избежать наказания, но факт остается фактом — люди Митридата развили в Риме активную деятельность и достигли определенных успехов.
Но всех насмешил Никомед III, который заявил посланцам сената, что вернет свою часть Пафлагонии законному царю, и поменял своему сыну имя на Полимена. Дело в том, что такое имя носили пафлагонские цари, и Никомед после этого стал на полном серьезе утверждать, что он вернул царство законному наследнику: «Так послы вернулись в Рим, став жертвой издевательства» (Юстин). С одной стороны, римляне проглотили все обиды и насмешки от вифинского и понтийского царей, с другой, — почуяв опасность, стали всячески противодействовать растущему влиянию Митридата в Малой Азии. С этим противодействием царь Понта и столкнулся, когда решил вмешаться в дела Каппадокийского царства.
Дела каппадокийские
Когда начинаешь изучать борьбу Митридата за Каппадокию, то создается впечатление, что царь влез в топкое болото, увяз в нем и очень долго не мог из него выбраться, что эта топь засасывала его все глубже и глубже и что, несмотря на все усилия, выбраться из нее царь не сумел, а в итоге оказался втянут в роковую для него войну с Римом. И действительно, именно каппадокийские дела стали одной из важнейших причин, по которым конфликт между Римом и Понтом вылился в многолетнюю войну. Поэтому попробуем разобраться в том, что же действительно произошло и зачем все это было нужно Митридату.
После победоносных походов в Северное Причерноморье и полного подчинения региона, а затем присоединения Пафлагонии, взор Митридата обратился на юг, в сторону Каппадокийского царства. Подчинение этого государства Понту было необходимо по двум причинам, которые Митридат считал очень вескими. Во-первых, в случае включения Каппадокии в сферу понтийского влияния, вся восточная часть Малой Азии оказывалась под его непосредственным контролем, со всеми вытекающими отсюда последствиями. По обширности территории, его земли в этом случае не уступали бы азиатским владениям римлян, и царь мог бы располагать всеми ресурсами Каппадокии, а они были довольно значительными. И во-вторых, накануне грядущего столкновения с республикой, — а в том, что оно рано или поздно произойдет, Митридат не сомневался, — ему просто необходим был надежный тыл. Невзирая на то, молодой правитель Каппадокии и его младший брат были ему кровными родственниками, царь понимал, что Рим в любой момент сможет надавить на них — и те сделают так, как будет угодно отцам-сенаторам. И Евпатор начал действовать.