Страница 16 из 54
Олег с любопытством оглядел шкафы, — они все были пустые, — и подошел к закрытой двери. Он так же бесшумно нажал ручку и вошел в следующую комнату, заставленную точно такими же музейными шкафами. Здесь возле крайнего шкафа, у окна, присев на корточки, возился с ключами Потемкин. Рядом с ним на разостланной бумаге лежали, как показалось Олегу, четыре игрушки — свернувшаяся колечком стерлядь, слон, петух и всадник на коне.
— Что тебе здесь надо?! — закричал, приподнимаясь, Потемкин.
— На кухне нет воды.
— Открыл Америку! — проворчал, успокаиваясь, Николай Николаевич и торопливо завернул «игрушки» в бумагу.
Олег заметил, что в этой комнате не все шкафы были пустыми.
— Это что? Игрушки?
— Да, — сквозь зубы процедил Потемкин.
— Они глиняные или деревянные? — гимназист с любопытством разглядывал игрушечных зверей и птиц.
— Это не игрушки, а пряники.
— Пряники?!
Олег не поверил шутливому ответу хозяина и улыбнулся. Но Николай Николаевич неожиданно рассердился и грубо закричал:
— Ну, что остановился? Иди, иди!
Юноша вышел через соседнюю комнату в прихожую. Потемкин закрыл дверь на ключ и направился в свой кабинет. Он нес пряники, завернутые в бумагу, как сокровище, бережно прижимая к груди. На стол он их положил с большой любовью и осторожностью.
Все еще не доверяя словам Николая Николаевича, Олег с любопытством разглядывал странные музейные экспонаты. Неужели это действительно пряники?!
Потемкин достал со, шкафа синюю эмалированную кастрюльку, понюхал ее и наполнил наполовину горячей водой.
— Пусть хорошенько размокнут, — сказал он, опуская на дно слона и петуха.
Плотно закрыв кастрюлю крышкой, он поставил ее на подушку и бережно закутал ватным одеялом, а поверх набросил старую хорьковую шубу.
Сомнения Олега постепенно исчезали. Он уже поверил в съедобные качества «игрушек». Гимназист охотно посмотрел бы коллекцию пряников, но Потемкин торопился на службу и наотрез отказался показать ее.
Олег отправился в Лесной. Он шел через пустынный, обезлюдевший город, мимо закрытых и зачастую заколоченных досками мертвых магазинов. На стенах кирпичных домов, облепленных декретами и постановлениями Северной Коммуны, давно облупилась краска. Деревянные дома были разобраны на дрова, от них остались лишь фундаменты. Зеленой травой зарастали булыжные мостовые, и чем ближе подходил гимназист к Лесному, тем трава была гуще, выше и зеленее.
Во дворе Олега встретил взволнованный Митька и сообщил:
— А у Яшки отец умер! Это его бог наказал за нашего поросенка.
Иван Семенович скончался вчера, почти сразу же после ухода Олега. Заплаканная Феня торопилась с похоронами. Поезд на Успенское кладбище проходил через станцию Ланскую в двенадцать с минутами. Важно было попасть именно на него. Следующий кладбищенский поезд должен был идти только через двое суток.
Увидев Олега, Феня кинулась к нему:
— Ой, ради бога, подсобите гроб до станции донести. Тут совсем рядышком, всего два шага. Через канаву как-нибудь перетащим, а там сразу насыпь. Очень прошу вас! Такое горе!.. Отмучился мой коммунар… Царство ему небесное!
Феня перекрестилась, всхлипнула и, боясь, как бы Олег не сбежал, повела его в свою квартиру.
Гроб с покойником стоял на столе. Иван Семенович лежал с закрытыми глазами, строгий и спокойный. Бойкая старушка в черном платье чуть слышно читала нараспев нужные для усопшего молитвы. Феня была верующей, но, опасаясь доноса Капустиных, не решилась позвать священника. Осиротевший Яшка смотрел на заостренный нос отца и плакал горькими слезами.
Феня то появлялась в комнате, то исчезала. Пришел Макарыч и привел четырех человек, до революции работавших на литейном заводе Вегмана вместе с Иваном Семеновичем. Один из литейщиков недавно переболел тифом и плохо держался на ногах. Остальные трое тоже были слабы от голода.
С их приходом бойкая старушка, читавшая молитву, исчезла из комнаты. Макарыч положил на стол возле гроба гвозди и молоток.
— Прощай, Иван Семенович, — сказал он, глядя на восковое лицо покойника влажными глазами. — Ты был честным коммунистом. Вечная тебе память.
Федя вдруг завопила истошным голосом и кинулась к гробу. Но бойкая старушка, невесть откуда появившаяся, ловко перехватила ее и усадила на стул. Яшка тоже громко заплакал. Макарыч кивнул Олегу на гробовую крышку, и они вместе подняли ее и накрыли Ивана Семеновича.
Гроб оказался тяжелым. Спускать его по лестнице с шестого этажа было неудобно и мучительно трудно. А еще мучительней было поднимать на железнодорожную насыпь. Литейщики смотрели друг на друга тоскливыми глазами, каждому было стыдно за свою слабость. А тот, что переболел сыпным тифом, совсем не мог подняться, он остался внизу возле канавы.
Успенский поезд должен был прибыть на станцию Ланскую в двенадцать часов с минутами, но опоздал почти на час. В составе было три обычных теплушки для пассажиров и одиннадцать белых товарных вагонов — для покойников — с нарисованными на дверях черными крестами.
Пока гроб с телом Ивана Семеновича поудобнее ставили в вагоне среди других гробов, Олег незаметно ушел с перрона. Он решил не ехать на кладбище. Тем же путем, через Черную речку, он зашагал на Петроградскую сторону к Потемкину.
Смерть чахоточного инвалида обеспокоила Олега. Он шел и словно видел перед собой Ивана Семеновича, слушавшего с восторгом звонкий голос сына:
Сейчас эти строчки неотвязно преследовали гимназиста, он не мог их заглушить и отвлечься от воспоминаний.
Не доходя Строганова моста, на набережной Черной речки, Олег увидел кучку женщин, стремительно бежавших ему навстречу. Впереди них мчался парень в кепке с искаженным от ужаса белым лицом. Преследовательницы дружно и неистово орали:
— Держи! Дер-жи-и-и!
Парень, увидав Олега, испугался и круто свернул в открытый двор. Но горькая судьба помешала ему уйти. Запнувшись о камень, он растянулся на земле. Тут и настигли его женщины. Но бесстрашный балтийский матрос, словно выросший из земли, выстрелил из револьвера в воздух и закричал, покрывая шум властным голосом:
— Отставить! Гражданки Северной Коммуны! Соблюдать революционный порядок!
И тогда разъяренные женщины наперебой закричали:
— Ребенка ограбил!
— Хлеб отнял!
— Девчонка шла, а он вырвал пайку — и бежать…
— Убить бандюгу на месте!
— Убить!
Матрос снова выстрелил в воздух и заорал, стараясь перекричать женщин.
— Есть свидетели? Где девчонка?
— Да где-то тут! Нюркой ее зовут. У ней бабка слепая.
Пострадавшую девочку не нашли, но свидетелей набралось с избытком. Балтийский матрос наставил наган на парня, лежавшего на земле, и торжественно произнес, блеснув глазами:
— Именем революции!
Толпа женщин поспешно отхлынула. Стало очень тихо. Прогремел выстрел.
Олег торопливо зашагал в сторону Строганова моста.
Он перестал теперь думать о Иване Семеновиче. В ушах его звенел торжественный голос матроса: «Именем революции!» Он понял: если бы матрос не произнес этих загадочных слов, то убить парня он не посмел бы. Однако разгадать таинственную силу этих двух слов, их сокровенный смысл Олег не мог.
Пряники Африкана
Олег шел нарочно медленно. Он знал, что Потемкин вернется не раньше пяти часов, и не торопился. Встретились они неожиданно на лестничной площадке, когда Николай Николаевич открывал французским ключом дверь в свою квартиру. Он был в отличном расположении духа и ласково похлопал по плечу гимназиста, пропуская его в комнату.