Пешки Хаоса

Гицилла подумала, что если у него был какой-то бог, то этот солдат, должно быть, хорошо ему молился. Вопреки всему он начал подниматься на ноги.

Гицилла знала, что, когда он выпрямится, остальное будет куда легче. Ему нужно будет лишь встать устойчивее и навести пушку. Пушка вращалась на платформе, и развернуть ее было легко. Прицелиться, конечно, будет не так легко, особенно при движении на большой скорости по настолько плохой дороге, но ему не нужно быть особенно точным.

Теперь ей оставалось до грузовика всего двадцать ярдов, и она все приближалась. К тому времени, когда солдат сможет прицелиться, она будет менее чем в десяти ярдах – если только не прекратит погоню и не сойдет с дороги, укрывшись в лесу из огромных початков, в который они только что вошли, чтобы следовать за грузовиком более скрытно.

Выбор за ней.

Она побежала еще быстрее, вкладывая все силы в последний рывок. Расстояние до грузовика быстро сокращалось, и это заставило солдата предпринять еще более отчаянные усилия.

Его ноги были еще не столь послушны. Он споткнулся.

Это стоило ему десяти секунд, а десять секунд было более чем достаточно для Гициллы. К тому времени, когда солдат снова встал, она, прыгнув, вцепилась в задний борт грузовика, и невероятно ловким движением подтянулась в кузов.

В углу кузова лежала винтовка, но солдат не успевал до нее дотянуться. Едва он повернулся, Гицилла врезалась в него, и этот удар, вероятно, снова наполнил его тело парализующей болью. Он упал, ударившись о заднюю стенку кабины, как мешок с зерном.

Когда он упал, его лицо снова было обращено к ней, и его глаза были полны ужаса.

Гицилла присела рядом с ним, приставив нож к его горлу.

- Один вопрос, - прошептала она. – Зачем вы уничтожили мою деревню и убили всех ее жителей?

Свободной левой рукой она вытащила затычки из ушей, чтобы услышать, если он что-то ответит.

Он посмотрел на нее, словно она была сумасшедшей – словно такой вопрос мог задать лишь безумец. В его глазах был ужас и отвращение, но изумление в них было еще сильнее.

- Я… я исполнял приказы, - сказал он, словно это было что-то абсолютно очевидное, и чем можно было гордиться.

Гицилла намеревалась перерезать ему горло, как перерезала горло тому, чей нож сейчас держала в руке, но, услышав ответ, она изменила свое намерение, и острием ножа выколола ему оба глаза.

Потом она подняла его, как сильный рабочий поднимает мешок с зерном, и выбросила за борт мчавшегося грузовика, надеясь, что он проживет достаточно долго, чтобы снова подняться на ноги и заблудиться во враждебном лесу – где, несомненно, станет добычей хищников.

ГЛАВА 19

ДАФАНУ снилось, что он сражается в великой битве, огонь и ярость которой раскинулись от горизонта до горизонта бесконечной равнины. Была темная ночь, и кроме слабого туманного света трех лун и звезд поле битвы освещали бесчисленные вспышки выстрелов. У него самого тоже было ружье, из которого он стрелял и стрелял, почти машинально, все время находя в прицеле темные силуэты врагов, но не зная, попал ли в цель хоть один выстрел.

Его окружали зверолюди и другие монстры: существа, которые когда-то были людьми, но больше людьми не являлись, претерпев ужасные мутации и уродства. Их броня была ярких цветов, но в слабом лунном свете цвета казались странно тусклыми. Лишь у немногих были ружья, а остальные были вооружены тяжелыми клинками разнообразных причудливых форм. Они тоже сражались с тенями, но у этих теней были ружья и клинки. И сколько бы их ни погибало, казалось, бесчисленное их множество поднимается заново с грязной земли.

Грязь под ногами была смешана не с водой, а с кровью.

Вздрогнув, Дафан проснулся, почувствовав, что кто-то трясет его за плечо. Сначала он не мог открыть глаза, потому что они были крепко зажмурены, но он протер их и заставил открыться. Пальцы, которыми он тер глаза, стали темно-красными, и он понял, что это засохшая кровь, которая запеклась на его ресницах и веках.

Когда он поднял голову, то увидел, что на него смотрят пугающие глаза Гавалона Великого. Это Гавалон заставил его очнуться.

Дафан поднял руку к голове, чтобы потрогать рану, которая свалила его. Спутанные волосы мешали ему, но пальцы нащупали грубый шрам, протянувшийся на дюйм или два ниже линии волос. Было совсем не больно.

- Вы исцелили меня? – спросил он колдуна. – Вы вернули меня из мертвых?

- Я не наделен талантом исцелять, - проворчал Гавалон. – И никто не возвращается из мертвых таким бодрым и здоровым, каким выглядишь ты. Но да, я закрыл твою рану. Она выглядит куда хуже, чем если бы заживала естественным путем, но я не мог ждать – возможно, ты спал бы до завтра, а нужен мне сейчас.

- Зачем? – спросил Дафан. Он уже встал на ноги и оглядывался вокруг. Бой закончился, но зверолюди еще рыскали по полю туда-сюда, собирая трофейное оружие.

- Грузовики, - сказал Гавалон. – Они нужны нам, и мы должны научиться управлять ими.

- Но откуда я это могу знать? – спросил Дафан в искреннем изумлении. – Я всего лишь простой крестьянин, и даже не был подмастерьем ремесленника.

Тут он заметил, что у его ног лежит винтовка, и вспомнил, как стрелял из нее. Он прикоснулся пальцами левой руки к правому плечу, где от отдачи остался синяк. Он все еще сильно болел, но эта боль вызвала прилив гордости, когда Дафан вспомнил, что он сделал. Хоть он и не был даже подмастерьем, и, может быть, так никогда и не стал бы настоящим мастером, даже если бы его жизнь не была выбита из нормальной колеи, но теперь он был мужчиной. Он был воином.

- Ты наблюдал за девушкой, - сказал Гавалон. – Ты видел, как она вела грузовик.

- Я не помню! – возразил Дафан. И более тихим голосом признался, - Я не обращал внимания.

- Это неважно, - сказал Гавалон. – Девушка вела грузовик, а ты был рядом с ней. Сосуд коснулся вас обоих и ускорил процесс вашего взросления. С тобой я легко смогу вспомнить эхо того, что управляло девушкой. И я обладаю достаточным могуществом, чтобы разделить это  знание с моими слугами. Один грузовик сумел уйти, у другого сломана ось, но остальные четыре нужны армии. Ты – ключ к ним.

Дафан был смущен этой речью, но когда понял ее значимость, то спросил о том, что волновало его больше всего.

- Где Гицилла? – спросил он. – Почему она не может показать вам, что нужно делать?

- Ее здесь нет, - признался Гавалон, слегка вздохнув. – Она преследует солдат, уехавших в грузовике, потому что она единственная, кто может это сделать. Возможно, я приказал бы ей остаться, если бы смог сохранить сосредоточенность в пылу боя, но она принадлежит мне не больше, чем ты. Она слышит зов иной, высшей силы, и я бы лишь привел ее в замешательство, если бы попытался воспрепятствовать этому, и поэтому я позволил ей уйти. Но, думаю, все будет хорошо – потому что у меня есть ты.

Дафан был ошеломлен этими словами - как признанием, что даже такой могущественный колдун как Гавалон может потерять сосредоточенность в пылу боя, так и тем, какое важное место он, Дафан, занимает в планах Гавалона. Чтобы скрыть свое смущение, Дафан присел и подобрал винтовку – его винтовку, боевой трофей по праву. Как только он взял винтовку, нетерпеливый колдун потащил его к одному из грузовиков. Это был тот грузовик, чьи левые колеса соскользнули в канаву, но теперь его вытащили. Зверолюди Гавалона, должно быть, использовали рычаги, чтобы выпрямить и вытащить машину. Дафан вспомнил, как застрелил солдата, стрелявшего в него из большой пушки.

- Где Нимиан? – спросил Дафан.

- Он не вернулся, - ответил Гавалон, ускоряя шаг и потянув Дафана за собой. – Я не могу больше ждать. Он легко найдет нас, когда захочет – если захочет. Я должен дать это оружие армии. Фульбра скоро обрушится на нас, и я должен быть в состоянии достойно ответить на его удар. Необходимо задействовать каждое ружье, независимо от того, какую роль намерен сыграть Сатораэль. Изменяющий Пути, несомненно, даст мне знать, какова будет моя роль, когда придет время.