Пешки Хаоса

Пока они шли через деревенские сады к опушке леса, Гицилла спросила Дафана, сколько имперских войск он видел. Дафан повторил то же, что сказал Канаку.

- Так много! – воскликнула она. – Это целая армия!

Она имела в виду, что двадцать машин могут везти сто пятьдесят бойцов. А в деревне было не больше ста тридцати мужчин, и то если крестьяне с отдаленных ферм успеют подойти вовремя – но Дафан знал, что из-за разницы в вооружении это приблизительное равенство сил не значит ничего. Если у захватчиков есть оружие, стреляющее огнем и молниями, о котором Дафан слышал столько историй, им не нужно быть гигантами, чтобы перебить жителей деревни, вооруженных только дубинками и вилами.

- Двадцать машин  - это не армия, - сказал патер Салтана, оглянувшись через плечо. – Это просто налетчики. Я слышал, гораздо большее войско вторглось в Гульзакандру на севере, но даже оно – лишь часть всех сил захватчиков. Боюсь, что это то самое вторжение, о котором Сновидцы Мудрости предупреждали уже давно. Если так, главные силы имперской армии будут следовать за передовыми частями даже не на лошадях и камулах, а своим ходом – со скоростью марширующей пехоты. Захватчики начнут с того, что создадут ряд береговых плацдармов и баз снабжения, но главная их цель – уничтожить всех нас. Мы должны не позволить им создать базу здесь. Если Канак сможет опустошить амбары и поджечь поля…

Дафан мог закончить фразу патера Салтаны так же легко, как мысль Гициллы. Если Канак сможет уничтожить запасы еды в деревне, это лишит захватчиков продовольствия, которое понадобится им в предстоящие недели и месяцы – потому что едва ли они могли везти с собой много еды после пути по бесплодным и безводным пространствам Янтарной Пустоши. Но если Канак это сделает, захватчики, несомненно, заставят деревню заплатить за это кровью.

Если жители деревни сожгут поля, Империум сожжет их. Впрочем, если то, что говорят о захватчиках – правда, жителей деревни истребят в любом случае.

Патер Салтана ссылался на Мудрость Сновидцев, когда сказал, что главная цель захватчиков – перебить всех людей Гульзакандры до последнего. Похоже, что Империум ненавидел верующих в бога Гульзакандры, который, вероятно, был смертельным врагом главного бога имперцев и «всего, что воплощал собой Империум».

Дафан не имел ни малейшего представления, что воплощал собой Империум, или почему боги были врагами, но он понимал, что грабители и убийцы всегда любили оправдывать свои действия. Он никогда не слышал о человеке, который хотел бы, чтобы его считали злом, не важно насколько жестокими и разрушительными могли быть его действия. Чтобы оправдать эту резню, Империум, конечно, должен заявить, что бог Гульзакандры был злым богом, совершенно не заслуживающим поклонения.

- Если здесь для них не останется ничего ценного, - мрачно сказал Дафан, - по крайней мере, они уйдут. А мы будем молиться, чтобы они не возвращались всю оставшуюся жизнь или даже больше.

- Если бы это было так просто, - сказал патер Салтана. – Если они пересекли Янтарную Пустошь большими силами и послали машины с солдатами на север и на юг, им понадобится база где-то поблизости. И если они решат, что Одиенн хорошо расположена, чтобы служить базой, они останутся здесь на всю жизнь… или даже больше.

- И что же тогда делать нам? – спросила Гицилла. – Если кто-нибудь из нас еще останется в живых?

ГЛАВА 2

ХОТЯ АРМИЯ Гавалона, столь поспешно созванная, едва начала собираться, не говоря уж о том, что ни разу не участвовала в бою, шум и зловоние лагеря уже становились непереносимыми. В лагере было слишком много зверолюдей, да и обычных людей, которые были почти столь же нечистоплотны.

Если бы профессия колдуна была менее сурова к своим приверженцам, человек вроде Гавалона был бы защищен от всех этих мерзких запахов, а еще лучше, если бы зловоние зверолюдей, превращалось в тонкий аромат, но мир был суровым местом, даже для вернейшего слуги истинного бога. В конце концов, Гавалону пришлось выйти из своей палатки в поисках свежего воздуха, но такового он не нашел.

Чтобы отвлечься от шума и вони, Гавалон поднял глаза, посмотрев – с немалой долей гордости и некоторой тревогой – на знамя, реявшее над его разноцветной палаткой, заметно выделявшееся даже на фоне безоблачного ярко-фиолетового неба. На знамени был изображен огромный глаз, окаймленный красным, с пурпурной оболочкой, окружавшей огромный черный зрачок. Из центра зрачка изливался поток белого огня, расширявшийся в луч, почти столь же широкий, как кайма знамени.

Сейчас знамя не было магически активным, но даже так оно выглядело угрожающе.

Глаз на знамени был Всевидящим Оком, Губительным Оком, чей взор разрывал разум людей и выжигал в нем все мысли без остатка, когда знамя приводилось в действие.

Знамя было больше чем оружием – оно было грозным символом силы и власти Гавалона. Это был символ самого могущественного колдуна Гульзакандры, а это значило и самого могущественного во всем мире.

Каждому, кто слышал его имя, он  был известен как Гавалон Великий, хотя его враги добавляли к имени Гавалона куда менее лестные эпитеты – пока не были уничтожены.

Если верить легендам, пять веков назад сильнейший колдун Гульзакандры был самым маленьким из пяти пальцев на руке, каждый палец которой символизировал одну из пяти цивилизаций, населявших три континента этого мира. Но четыре века назад звезды замедлили свое бесконечное движение в ночном небе, и Империум спустился с небес потоком огненных метеоров.

За десять лет, как слышал Гавалон, Империум полностью завоевал Калазендру, а спустя еще двадцать пять лет, другие три цивилизации – Зендамора, Булзавара и Йевелкана – стали лишь марионетками, рабами имперского закона. Только Зендамора имела сухопутную границу с Калазендрой, но моря, разделявшие континенты, не смогли стать защитой для Булзавары и Йевелканы, или острова Мелмайака, расположенного на полпути между самым западным мысом Калазендры и восточной оконечностью Гульзакандры. Только размеры мира и высокие горы с пустынями, разделявшие пространство между Йевелканой и Гульзакандрой, защищали родину Гавалона от вторжения… до сих пор.

Наконец, время пришло. Йевелканские наемники высаживались в береговых районах Гульзакандры на дальнем западе, флоты Зендаморы, базируясь на острове Мелмайака, блокировали восточные порты, а силы, оставшиеся от некогда всемогущих имперских войск, нанесли удар на запад, через пустыни, чтобы проникнуть в самое сердце Гульзакандры.

Вполне разумная стратегия. За столетия – если не тысячелетия – до вторжения Империума, люди Гульзакандры создавали оборонительные сооружения, чтобы противостоять нападениям мелмайакских пиратов и йевелканских разбойников. Центр страны, окруженный пустынями, никогда не нуждался в серьезных укреплениях.  Лишь караваны камулов могли пересекать пустыни, люди на выносливых лошадях могли взять с собой достаточно воды, чтобы хватило на путь через пустыню, но лишь при минимуме остального груза. Обычная же армия, отягощенная оружием и снаряжением, не могла преодолеть пустыню и после этого быть в состоянии сражаться. На такое была способна только имперская армия, а у Империума еще больше двухсот лет были более важные дела.

Теперь же, за исключением нескольких островов, населенных дикарями, Гульзакандра была последней страной в мире, сопротивлявшейся имперскому закону; последней страной, где открыто проповедовалась истинная вера, и публично исполнялись ее обряды. Еще остались колдуны в Йевелкане, Зендаморе и Булзаваре – и несколько даже в Калазендре – но они были вынуждены вести свою деятельность в строжайшей секретности. Никто из них не мог добиться такого преимущества над своими коллегами, которое позволило Гавалону называться Великим.

Знамена и штандарты развевались еще над дюжиной других палаток, расположенных на возвышении, но на этих знаменах были не глаза, а открытые руки. Некоторые из этих рук несли пылающие черепа, другие были украшены змееподобными узорами, но знак  Губительного Ока Гавалон сохранил за собой. Его рабы-колдуны и его зверолюди носили разные версии этой эмблемы, обозначавшей их принадлежность к личной свите Гавалона, хотя менее ценные слуги обходились тем же клеймом в виде кольца, что и все остальное пушечное мясо.