Модеста Миньон

— Вы хорошо сделали, сударь, что оставили к завтраку клерка нотариуса Латурнеля, — сказал Жермен на ухо Каналису.

Каналис вышел в гостиную вместе с Жерменом, встревоженный его многозначительными взглядами.

— Сегодня утром, сударь, я ездил взглянуть на рыбную ловлю. Еще позавчера меня пригласил принять в ней участие хозяин рыбачьего баркаса, с которым я познакомился.

Жермен умолчал о том, что он имел бестактность играть на бильярде в гаврском кафе, где Бутша окружил его своими приятелями, чтобы заставить плясать под свою дудку.

— Ну и что же? — спросил Каналис. — Переходите к делу.

— Господин барон, услышав разговор о Миньоне, я постарался вмешаться: никто ведь не знает, у кого я служу. Ах, господин барон, в порту говорят, что вы попали в ловушку. Оказывается, мадемуазель Модеста — бедная невеста. Корабль, на котором прибыл ее папаша, вовсе не его, а принадлежит китайским купцам, господину Миньону придется рассчитаться с ними, и рассчитаться чистоганом. На этот счет много болтают и все такое нелестное для полковника. Зная, что вы с герцогом оспариваете друг у друга мадемуазель де Лабасти, я взял на себя смелость предупредить вас: пусть уж лучше его светлость подцепит ее, а не вы. На обратном пути я пошел к зданию театра, там обычно прогуливаются господа негоцианты, и, не задумываясь, смешался с их толпой. Видя, что я хорошо одет, эти милейшие люди стали беседовать со мной о гаврских делах, и мало-помалу я навел разговор на полковника Миньона. Их мнение оказалось настолько сходным с мнением рыбаков, что я нарушил бы свой долг, умолчав об этом. Вот почему, сударь, вам пришлось сегодня вставать и одеваться без моей помощи...

— Что ж теперь делать? — воскликнул Каналис, чувствуя себя связанным с Модестой и не зная, как нарушить свое обещание.

— Вам известна моя привязанность, сударь, — сказал Жермен, видя, что поэт стоит как громом пораженный, — не прогневайтесь, если я осмелюсь дать вам совет. Напоите клерка, и он выдаст всю подоплеку этого дела. Мало будет двух бутылок — он разойдется после третьей. Да что мне вас учить, неужели вам не справиться с каким-то гаврским клерком! Ведь скоро мы увидим вас, господин барон, послом, как слышала Филоксена из разговоров у герцогини.

А в это время Бутша, втайне подстроивший вышеупомянутую рыбную ловлю, советовал Эрнесту молчать о причине его поездки в Париж и просил ничему не удивляться и ни во что не вмешиваться за завтраком. Клерк воспользовался неблагоприятной переменой общественного мнения Гавра по отношению к Шарлю Миньону. Эта перемена объясняется следующим: граф де Лабасти прекратил знакомство со своими прежними друзьями, которые в годы его отсутствия забыли о существовании его жены и дочерей. Узнав, что он собирается дать званый обед на вилле Миньон, все они стали льстить себя надеждой, что окажутся в числе приглашенных; но когда стало известно, что приглашены только Гобенхейм, супруги Латурнель, герцог и двое парижан, произошел взрыв общественного негодования против надменного негоцианта. Подчеркнутое нежелание Миньона бывать в Гавре и встречаться с прежними приятелями было отмечено всеми и приписано его высокомерию. Гавр отомстил за это, подвергнув сомнению его столь неожиданное богатство. Ходили слухи, что средства на выкуп виллы у Вилькена были получены от Дюме. Вот почему ярые клеветники и недоброжелатели Миньона предположили, будто Шарль доверил глубоко преданному ему Дюме крупные денежные суммы, из-за которых у него вскоре начнутся распри с мнимыми компаньонами из Кантона. Недомолвки Шарля Миньона, стремившегося скрыть свое богатство, толки его слуг, которым были даны соответствующие распоряжения, сообщали видимость правдоподобия этому грубому вымыслу, и все поверили ему под влиянием завистливой злобы, свойственной коммерсантам по отношению друг к другу. Насколько местный патриотизм раздувал прежде состояние одного из основателей Гавра, настолько провинциальная зависть теперь преуменьшала его. Бутша, не раз оказывавший рыбакам одолжения, потребовал от них злословия и сохранения тайны. Они постарались ему услужить. Хозяин баркаса сказал Жермену, что его близкий родственник, матрос, приехавший из Марселя, был уволен после продажи брига, на котором вернулся полковник. Судно продавал какой-то Кастанью, а груз, по словам матроса, стоил самое большее триста — четыреста тысяч франков.

— Жермен, — окликнул Каналис своего камердинера, когда тот уже собирался выйти из комнаты. — Подай нам шампанского и бордо. Пусть член корпорации нормандских писцов сохранит память о гостеприимстве поэта... А кроме того, он остроумен, как фельетонисты из «Фигаро», — сказал Каналис, похлопав карлика по плечу. — Газетное его остроумие забьет фонтаном и запенится вместе с шампанским. Мы от вас не отстанем, не так ли, Эрнест? Честное слово, вот уже два года, как я не был пьян, — продолжал он, поглядев на Лабриера.

— От вина? Ну, конечно. Зачем вам вино? — ответил клерк. — Вы каждый день опьяняетесь самим собою! Вы пьете полной чашей из источника похвал. Не удивительно! Вы красивы, вы поэт, вы знамениты еще при жизни, блеск вашего красноречия равен блеску вашего таланта, и вы нравитесь всем женщинам, даже жене моего патрона. Вы любимы самой прекрасной султаншей, какую я когда-либо видел (правда, до сих пор я других султанш не встречал), а если захотите, можете жениться на мадемуазель де Лабасти... Смотрите, сколько у вас преимуществ, не считая будущих — высокий титул, звание пэра, пост посланника. От одного их перечисления я уже захмелел, как люди, разливающие в бутылки чужое вино.

— Все это блестящее положение — ничто, — заметил Каналис, — если нет солидной основы, которая придает ему цену, а именно — богатства! Мы здесь в мужской компании, и я могу откровенно признаться, что прекрасные чувства хороши только в стансах.

— И в нужный момент, — сказал клерк, подчеркнув свои слова выразительным жестом.

— Но вы должны знать не хуже меня, господин составитель контрактов, некоторые рифмы, — сказал поэт, улыбаясь этому замечанию: — «Любовь под сенью шалаша» — «в кармане ни гроша».

За столом Бутша так разошелся в роли Ригодена из комедии «Дом разыгрывается в лотерею»[96], что напугал Эрнеста, которому было незнакомо соленое острословие нотариальных контор, не уступающее острословию мастерских. Клерк пересказал скандальную хронику Гавра, истории нажитых богатств, разоблачил альковные тайны и преступления, совершаемые с кодексом законов в руке, благодаря которому люди «выходят сухими из воды». Он никого не пощадил. Остроумие его росло вместе с потоком вина, вливавшегося в его глотку, как грозовой ливень в водосточную трубу.

— Знаешь, Лабриер, — сказал Каналис, подливая клерку шампанского, — из этого славного малого вышел бы замечательный секретарь посольства...

— Такой замечательный, что он мог бы подсидеть своего патрона! — заметил карлик, бросая на Каналиса взгляд, дерзость которого потонула в пене шампанского. — Благодарности во мне нет ни чуточки, зато вполне достаточно пронырливости, чтобы сесть вам на шею. Этакого большого поэта оседлает недоносок!.. Здорово, а? Что ж, это случается и даже довольно часто... в издательском деле. Ну что вы смотрите на меня, как на шпагоглотателя? Эх, дорогой гений, вы же незаурядный человек, поскольку вы гений, и прекрасно понимаете, что только дураки верят в благодарность. Сие понятие значится в словаре, но отсутствует в человеческом сердце. Благодарность имеет цену лишь на горных высотах, которые не называются ни Парнасом, ни Пиндом[97]. Уж не думаете ли вы, что я должен в ноги кланяться жене моего патрона за то, что она меня воспитала? Как бы не так! Разве я у нее в долгу? Весь город уплатил ей по этому счету уважением, похвалами, восхищением — словом, самой полноценной монетой. Я не признаю добрых дел, которыми пользуются, как капиталом, чтобы получить проценты в виде удовлетворенного самолюбия. Люди торгуют услугами, а благодарность, попросту говоря, — барыш, вот и все. А интрига особая статья: она мое божество. Бросьте, — сказал он в ответ на возмущенный жест Каналиса, — разве вы не преклоняетесь перед способностью изворотливого человека, умеющего взять верх над человеком гениальным? Ведь такая способность означает зоркий глаз, неусыпную бдительность, наблюдательность; умение подметить пороки и слабости власть имущих и уловить благоприятный момент. Спросите у дипломатов, разве их самый блестящий успех не является победой хитрости над силой? И будь я вашим секретарем, барон, вы бы скоро стали первым министром, потому что я был бы в этом заинтересован, и даже очень! Хотите получить доказательство моих дарований? Слушайте, вы обожаете мадемуазель Модесту, и вы правы. Она молодчина — настоящая парижанка. Уважаю таких! Иногда и в провинции попадаются парижанки. Наша Модеста — девица с головой, она поможет мужу сделать карьеру... В ней есть что-то, — проговорил он, прищелкивая пальцами. — Но у вас опасный соперник в лице герцога. Что вы мне дадите, если я через три дня спроважу его из Гавра?

96

«Дом разыгрывается в лотерею» — комедия, написанная французскими драматургами Пикаром Луи-Франсуа и Наде Жаном-Батистом в 1817 году.

97

Пинд — древнее название горы в Северной Греции (современное название Аграфа); по верованиям древних греков, одно из местопребываний бога Аполлона и муз.