Чиновники

— Эге! Да это папаша Митраль! — воскликнул Шабуассо. Старичишка занимался учетом векселей в книжных лавках.

— А ведь верно, — отвечал Метивье, торговец бумагой. — Это старая обезьяна — он знаток по части гримас.

— А вы — старый ворон и знаток по части трупов, — отозвался Митраль.

— Справедливо, — изрек суровый Гобсек.

— Зачем вы явились сюда, сын мой? Уж не хотите ли вы арестовать нашего друга Метивье? — спросил Жигонне, указывая на торговца бумагой, похожего на старого привратника.

— Папаша, — шепнул Митраль Жигонне, — со мной ваша внучатая племянница Елизавета.

— А что — или беда какая приключилась? — спросил Жигонне.

Старик нахмурился, и на его лице появилось подобие нежности, напоминающей нежность палача, приступающего к казни; невзирая на свою чисто римскую стойкость, Жигонне, видимо, встревожился, ибо его багровый нос слегка побледнел.

— А если бы и беда — неужели вы бы не помогли дочери Сайяра, которая вам уже тридцать лет вяжет чулки? — воскликнул Митраль.

— При соответствующих гарантиях, может быть, и помог бы, — отвечал Жигонне. — Наверно, тут не без Фалейкса. Ваш Фалейкс устроил брата биржевым маклером, он делает дела не хуже, чем Брезаки, а спрашивается — на какие средства? Одной смекалкой, не так ли? Впрочем, Сайяр и сам не дитя.

— Он знает цену деньгам, — подтвердил Шабуассо.

Эти слова, произнесенные устами одного из сидевших вокруг стола страшных стариков, заставили бы писателя содрогнуться; остальные дружно закивали.

— Впрочем, бедствия моих родственников меня не касаются, — продолжал Жигонне. — Мое правило — никогда не раскисать ни с друзьями, ни с родными; где тонко, там и рвется. Обратитесь к Гобсеку, он добрый.

Дисконтеры закивали металлическими головами в знак полного согласия с подобной теорией, и, казалось, послышался скрип несмазанных механизмов.

— Да ну, Жигонне, будьте помягче, вам же тридцать лет чулки вязали, — заметил Шабуассо.

— Это тоже чего-нибудь да стоит, — сказал Гобсек.

— Тут все свои, и можно говорить откровенно, — снова начал Митраль, окинув стариков внимательным взглядом. — Меня привело сюда хорошее дельце...

— Зачем же вы к нам пришли, коли оно хорошее? — язвительно перебил его Жигонне.

— Умер некий камер-юнкер, старый шуан... как его... да, ла Биллардиер.

— Верно, — подтвердил Гобсек.

— А ваш племянник жертвует дароносицы в церковь! — сказал Жигонне.

— Не так он глуп, чтобы жертвовать, он продает их, папаша, — с гордостью продолжал Митраль. — Речь идет о том, чтобы получить место господина де ла Биллардиера, а для этого необходимо сцапать...

— Сцапать? Сразу видно судебного пристава, — прервал Митраля Метивье, дружески хлопнув его по плечу. — Вот это по мне!

— Сцапать этого молодца Шардена де Люпо, забрать его в наши лапки, — пояснил Митраль. — И вот Елизавета придумала способ... и он...

— Елизавета! — воскликнул Жигонне, снова прервав его. — Славная девчурка, вся в деда, моего бедного брата! Бидо не имел себе равных! О, если бы вы видели его на распродажах старинной мебели! Какой такт! Какая проницательность! Так что же она намерена сделать?

— Ну и ну, — сказал Митраль, — вы быстро расчувствовались, папаша Бидо. Это недаром...

— Дитя! — сказал Гобсек, обращаясь к Жигонне. — Всегда спешит!

— Послушайте, учители мои Гобсек и Жигонне, — продолжал Митраль, — ведь вам нужно забрать в свои руки де Люпо, вспомните, как знатно вы ощипали его, а теперь вы боитесь, чтобы он не потребовал у вас обратно немножко своего пуха.

— Можно ему рассказать, в чем дело? — спросил Гобсек у Жигонне.

— Митраль — наш, он не захочет сделать гадость своим прежним соратникам, — отвечал Жигонне. — Так вот, Митраль, мы втроем только что скупили долговые обязательства, признание которых зависит от ликвидационной комиссии.

— Чем вы можете пожертвовать? — спросил Митраль.

— Ничем, — отозвался Гобсек.

— Никто не знает, что это мы купили, — пояснил Жигонне. — Нам служит ширмой Саманон.

— Послушайте, Жигонне, — сказал Митраль. — На улице холод, а ваша внучатая племянница ждет... Так вот, вы меня поймете с двух слов: вы оба должны послать двести пятьдесят тысяч франков, в виде беспроцентного займа, Фалейксу, который сейчас мчится на почтовых за тридцать лье от Парижа, а вперед выслал курьера.

— Вот как? — сказал Гобсек.

— Куда же он едет? — воскликнул Жигонне.

— Да в великолепное поместье де Люпо, — продолжал Митраль. — Молодой человек отлично знает те места и на упомянутые двести пятьдесят тысяч франков скупит вокруг лачуги секретаря министра превосходные земельные участки — они всегда будут стоить этих денег. В его распоряжении девять дней, чтобы зарегистрировать нотариальные купчие (имейте это в виду). Если добавить эту землицу к владениям де Люпо, налог на них дойдет до тысячи франков. Следовательно, секретарь получит право быть членом Главной избирательной коллегии, а также самому быть избранным в палату, сделаться графом — словом, всем, чем ему угодно. Вы знаете фамилию депутата, который провалился и был отозван?

Оба скряги только молча кивнули.

— Де Люпо готов хоть на животе ползти, только бы ему пролезть в депутаты, — продолжал Митраль. — Для этого он хочет запастись купчими крепостями, а мы их предложим ему, но, конечно, обеспечив нашу ссуду закладной с замещением права продажи. (Ага, вы уже смекнули, куда я гну...) Нам прежде всего нужно получить место для Бодуайе, а потом мы отдадим вам этого де Люпо обеими руками. Фалейкс останется там и займется предвыборными делами; значит, через Фалейкса вы будете держать де Люпо на прицеле все время выборов, — ведь в этом округе друзья Фалейкса составляют большинство. Ну как, папаша Бидо, Фалейкс тут при чем или ни при чем?

— Но тут не обошлось и без Митраля, — заметил Метивье. — Ловкая игра!

— Значит, решено, — сказал Жигонне. — Верно, Гобсек? Фалейкс подпишет нам векселя под обеспечение, а закладную составит на свое имя, и мы, когда нужно будет, явимся к де Люпо.

— А нас, выходит, обкрадут! — сказал Гобсек.

— Ох, папаша, хотел бы я видеть того вора, который вас обкрадет.

— В данном случае только мы сами можем обокрасть себя, — отвечал Жигонне. — Мы решили, что правильно сделаем, скупив у всех кредиторов де Люпо векселя со скидкой в шестьдесят процентов.

— Вы обеспечите их закладной и этими векселями будете еще крепче держать его при помощи процентов, — отвечал Митраль.

— Может быть, — сказал Гобсек.

Перемигнувшись с Гобсеком, г-н Бидо, по прозванию Дрыгун, вышел на улицу.

— Елизавета, действуй, — сказал он внучатой племяннице. — Молодчик у нас в руках, но все же смотри в оба! Дело начато хорошо, хитро! Доведи его до конца — и ты заслужишь уважение своего деда... — И он весело хлопнул ее по руке.

— Кстати, — заметил Митраль, — Метивье и Шабуассо могут подсобить нам, если отправятся нынче же вечером в редакцию какой-нибудь оппозиционной газетки, чтобы там, как мяч на лету, подхватили статью министерской газеты. Поезжай одна, душечка, я не хочу упускать этих двух коршунов. — И он вернулся в кофейню.

— Завтра деньги пойдут по назначению, главноуправляющий налоговыми сборами окажет нам эту услугу; а у наших друзей найдутся долговые обязательства де Люпо на сто тысяч экю, — сказал Жигонне Митралю, когда судебный пристав подошел к ростовщику.

На другой день многочисленные подписчики одной из либеральных газет прочли на первой полосе заметку, помещенную по требованию Шабуассо и Метивье, ибо они были акционерами двух либеральных газет, дисконтерами по бумажной и книжной торговле, а также по типографским предприятиям, и ни один редактор ни в чем не смел отказать им. Вот эта заметка:

«Вчера некая газета, близкая к министерским кругам, отмечала, что преемником барона де ла Биллардиера будет, по всей вероятности, господин Бодуайе, один из наиболее достойных граждан, стяжавший славу в своем многолюдном квартале как благотворительностью, так и благочестием, которое газета клерикалов особенно подчеркивает, хотя могла бы упомянуть и о талантах господина Бодуайе! Но подумала ли редакция о том, что, восхваляя древность того буржуазного рода, к которому принадлежит господин Бодуайе, — а такие роды ничуть не уступают дворянским, — она тем самым указала и на обстоятельство, которое может повлечь за собою провал ее кандидата? О, извращенное коварство! Так прелестница ласкает того, кого хочет убить. Отдать господину Бодуайе место барона де ла Биллардиера — значило бы воздать должное добродетелям и талантам средних классов, интересы которых мы неизменно будем защищать, хотя нам нередко и приходится терпеть поражение. Назначить господина Бодуайе было бы справедливо и с моральной и с политической точки зрения, но министерство на такой акт не решится. Газета клерикалов оказалась в данном случае умнее своих патронов, и ее будут бранить».