Страница 23 из 140
– Я сказал глупость, - промолвил я.
– И ты умрешь смертью глупца, - в его голосе не было гнева, как и вообще каких бы то ни было эмоций.
– Подожди, - сказал я. - Прошу твоей милости.
Но мольбы в моих словах не было.
Па-Кур сделал жест, чтобы люди остановились.
– Что ты сделал с девушкой?
– Талена, дочь убара Марленуса, будет править в Аре в качестве моей королевы.
– Она скорее умрет, - сказал я.
– Она согласилась, - ответил Па-Кур, - и заключила со мной союз. - Даже теперь каменные глаза не пошевелились. - Она пожелала, чтобы ты погиб смертью простолюдина, на Раме Унижения, недостойный гибели от нашего оружия.
Я закрыл глаза. Я должен был знать, что Талена, дочь убара, воспользуется первой же возможностью, чтобы вернуться в Ар и захватить власть, даже во главе дикой орды грабителей. И я, ее защитник, должен быть унижен, уничтожен. Конечно, только Рама унижения могла утолить месть Талены, столько натерпевшейся от меня. Это, и только это могло стереть в ее памяти воспоминания о времени, когда она нуждалась в моей помощи и даже готова была любить меня.
Каждый бандит из шайки Па-Кура, как бы исполняя обряд перед тем как столкнуть раму в воды Воска, плюнул на меня. Па-Кур последним плюнул на ладонь и положил ее мне на грудь.
– Если бы не дочь Марленуса, - сказал он металлическим голосом, - я убил бы тебя честно. Клянусь своим шлемом.
– Я верю тебе, - сказал я, и голос мой оборвался.
Древки копий снова уперлись в раму, спихивая ее с берега. Поток подхватил ее, и она начала медленно вращаться, уплывая все дальше и дальше к центру той силы природы, которая называлась Воском.
Эта смерть была не из приятных. Я беспомощно плыл без воды и пищи, тело, подвешенное на раме за несколько дюймов от воды, испытывало муки из-за своего собственного веса и палящего солнца. Я знал, что лишь через несколько дней достигну городов в дельте Воска - в виде трупа, высушенного солнцем. И еще неизвестно, достигнет ли мой труп дельты. Гораздо более вероятно, что какая-нибудь водяная ящерица, а то и подводное животное уволокут меня в воду вместе с рамой и там расправятся со мной. Может случиться, что мой тарн спустится с неба, чтобы полакомиться беспомощным человеком, привязанным к унизительной раме. Одно я знал точно - ни один человек не придет мне на помощь, ибо тело на раме может принадлежать только злодею, предателю или совершившему святотатство против Царствующих Жрецов, и это должно быть действительно кощунство, если учесть долготерпение самих Жрецов.
Мои запястья и лодыжки побелели и онемели. Солнечные лучи и жара угнетали меня. Глотка пересохла, и вися всего лишь в нескольких дюймах от поверхности Воска, я сгорал от жажды. Мысли толчками впивались в мой мозг. Вид вероломной, прекрасной Талены в платье танцовщицы, лежавшей в моих объятиях. Она была счастлива целовать холодного Па-Кура в обмен на трон Ара, благодаря ее неугасимой ненависти я осужден на эту ужасную смерть, не имея возможности умереть, как подобало бы воину. Я хотел бы ненавидеть ее, о, как бы я хотел ненавидеть ее! - и не мог. На поляне болотистого леса, в полях империи, на дороге, в караване Минтара - всюду, я видел лишь женщину, которую любил, цветок варварской расы в далеком и неизведанном мире.
Ночь наступала бесконечно долго, но наконец ослепительное солнце исчезло и я погрузился в прохладную ветреную темноту. Звезды сияли в тишине, волны бились о раму. Однажды, к моему ужасу, под рамой проскользнуло длинное тело, сверкающая чешуя коснулась моего лица. Всплеснув хвостом, существо исчезло. Как ни странно я завопил от восторга, все еще дорожа жизнью, невзирая на то, что пытка продолжалась.
…Солнце снова вылезло на небосклон и начался мой второй день на Воске. Помню, я все боялся, что никогда уже не смогу двигать руками и ногами, искалеченными веревками. Потом я как безумный смеялся над этим - ведь мне никогда уже не придется ими воспользоваться, такого случая больше не представится.
Может быть, этот дикий смех и привлек тарна. Он приближался ко мне со стороны солнца с растопыренными когтями. Они крепко сжались на мне, и на мгновение рама ушла под воду; тарн бешено захлопал крыльями, пытаясь поднять свою добычу, и внезапно я вместе с рамой оторвался от воды. Рама повисла на моих руках и ногах, а когти тарна почти раздавили меня. Затем, к счастью, веревки, не выдержав веса рамы, оборвались, и тарн полетел ввысь, сжимая меня в когтях.
Я получил ту же отсрочку, какую получает мышь, которую несет в гнездо ястреб, вскоре мое тело на голой скале будет разодрано на куски дикой птицей, чьей добычей я стал. Тарн, коричневый тарн с черным хохолком - наиболее распространенный вид - нес меня к далекой цепи гор. Воск превратился в широкий ручеек, искрящийся далеко внизу.
Под собой я увидел мертвые просторы Выжженной Земли, тут и там виднелись пятна зелени, в тех местах где в эту опустошенную страну откуда-то залетели семена растений, провозглашая неистребимость жизни. Около одного такого пятна я заметил нечто, сперва показавшееся мне тенью, а затем превратившееся в несколько точек - стаю небольших животных, вероятно, млекопитающих, называемых здесь куалаи - серовато-коричневые звери, с колючей черной гривой.
Насколько я мог понять, мы еще не миновали широкой дороги, ведущей к Воску. Тогда бы я смог увидеть орду Па-Кура, идущую в Ар, ее марширующие колонны, линии скачущих тарларионов, полки тарнсменов, повозки с провиантом и вьючных животных. И где-то в массе, среди флагов и барабанного боя, есть девушка, предавшая меня.
Насколько это было возможно, я во время полета сжимал и разжимал кулаки, двигал ногами, чтобы вернуть хоть часть прежней подвижности. Тарн летел медленно, и я, радуясь тому, что освободился от Рамы Унижения, обнаружил, что почти примирился с той быстрой смертью, что ожидала меня.
Но внезапно полет убыстрился, а потом стал хаотическим. Тарн бежал! Волосы мои стали дыбом, когда я услышал резкий злобный крик другого тарна; это была огромная черная птица, крылья которой вздымали вихри. Он напал на моего пленителя. Моя птица быстро увернулась и бросок прошел впустую. Снова атака, и снова мой тарн увернулся, но нападающий предвидел это, и за секунду до поворота упредил его движение и две птицы столкнулись.
В следующее мгновение я почувствовал, что окованные сталью когти нападающего впились в грудь моей птицы и она, содрогнувшись в конвульсиях, раскрыла когти и я стал падать на землю. В то же мгновение упала и моя птица, а атакующий тарн полетел ко мне. Падая, я вертелся в воздухе, в ужасе следя за приближением земли. Но я так и не достиг ее - тарн перехватил меня по дороге, как чайка подхватывает рыбу, выпавшую у соперницы.
Скоро тарн достиг своих гор, превратившихся из далекой цепочки в пустынные, пугающие красноватые скалы. Высоко, у самой вершины горы, тарн бросил меня в гнездо, сделанное из ветвей и хвороста, и наступил на меня своей лапой, чтобы я не вырывался, пока клюв сделает свое дело. Но едва клюв опустился ко мне, я сумел поднять руку и яростно ударить по нему, непрерывно ругаясь.
Звук моего голоса оказал на птицу неожиданное действие. Она ошеломленно склонила голову набок. Я продолжал орать, и только теперь понял, что этот тарн был моим собственным тарном. Я нажал на ногу, прижимающую меня ко дну гнезда, приказывая убрать ее. Птица подняла ногу и попятилась, не зная, что ей делать. Я вскочил на ноги, стоя по-прежнему в пределах досягаемости его клюва, но не испытывая страха. Я одобрительно похлопал его по клюву, как если бы мы были в загоне, и почесал перья на шее, там, где он не может достать клювом, как всегда действуют тарноводы, выискивая паразитов.
Я поймал несколько вшей размером с орех, которые поражают диких тарнов, и скормил их птице. Я делал это до тех пор, пока тарн не вытянул шею. Седла и поводьев на нем уже не было, они, видимо, сгнили, или же птица сорвала их с себя почесавшись спиной об скалы вокруг гнезда. Через несколько минут удовлетворенный тарн взмахнул крыльями и улетел на поиски добычи, которые до этого завершились так неудачно. Очевидно, что на свой лад он считал меня несъедобным. Однако, что он легко может переменить свои взгляды, если ничего не найдет внизу. Жаль, что я потерял свое стрекало в болотах Ара. Я поискал выход из гнезда, но скалы вверху и внизу были практически отвесными.