Страница 6 из 27
— Мики, не уезжай!
— Да успокойся ты. Всего месяц-другой, а потом мы вернемся с кучей денег.
— Мики, не надо.
— Ерунда.
Она начала всхлипывать. Я взял ее руку и нежно прикусил костяшки пальцев.
— Вот вернусь, и поедем во Флориду.
— Я люблю тебя.
— А я тебя.
— Почему бы нам не пожениться?
— Когда-нибудь — обязательно.
— Врешь, ты сам знаешь, что никогда не решишься.
— Вот увидишь. Помнишь письмо, которое я написал из Нью-Орлеана?
— Это было не всерьез, — отмахнулась она, — тебя просто похоть одолела.
— Глупости.
Я познакомился с Джейни год назад, когда еще мнил себя доктором Фаустом, и с тех пор живу с ней в Нью-Йорке в перерывах между плаваниями. Не женился до сих пор только потому, что с деньгами плохо. Вечно ною, как мне осточертела работа, так что ничего пока не меняется.
Мы вышли в гостиную, Фил с Барбарой все еще миловались. Он лежал сверху, сбоку виднелось ее голое бедро. Странно, но они никогда не спят вместе по-настоящему — могут всю ночь провозиться вот так на диване, даже раздетые, и все впустую. Что за полудевственность, не понимаю.
Наконец Фил поднялся и сказал:
— Давайте все вместе перевезем мои вещи к дяде.
Мне не очень хотелось, но он обещал, что потом будет выпивка. Дядя даст еще денег. В результате пошли все, кроме Джейни, которая надулась на меня и ушла в спальню. Я заглянул туда, поцеловал в макушку и стал уговаривать, но она не ответила. Даже кошка, и та на меня злобно поглядела.
Кэткарт, Фил с Барбарой и я завернули за угол и пошли к семейному отелю, где жил Фил. Увязали все его пожитки и спустили в несколько приемов на лифте.
На стенке висел плакат с фотографией его отца и надписью «Разыскивается». Рядом — мазохистская плетка. Фил любовно уложил их рядышком в коробку. Еще там были репродукции, книги, грампластинки, мольберты и полные коробки всякого барахла, которое он вечно копит.
Мы выволокли все это к подъезду и отправили Кэткарта ловить такси. Он из тех, кто обожает ловить такси. Пока ехали, Барбара все приставала ко мне с разговорами. В конце концов зациклились на негритянском вопросе.
— Я негров люблю, — заявил я, — хотя, может, я и пристрастен, потому что со многими знаком.
— А если бы твоя сестра вышла замуж за негра? — спросила Барбара.
— Что? — воскликнул Фил и взглянул на нее, словно видит в первый раз.
Мы как раз ехали на такси по Пятьдесят седьмой мимо Карнеги-Холла, и рядом пристроился блестящий черный катафалк. Вместо того, чтобы сказать Барбаре еще что-то, Фил высунулся в окно и крикнул водителю катафалка:
— Что, совсем мертвый?
Тот был при полном параде, в черном костюме, фуражке и все такое, но лицо его выдавало.
— Мертвее не бывает! — крикнул он в ответ и нажал на газ.
Катафалк вклинился между двумя машинами, скользнул вдоль самого тротуара и погнал по Седьмой авеню. Водитель оказался еще тот. Мы здорово посмеялись, и вскоре такси подъехало к Центральному парку, рядом с которым жил дядюшка Фила.
Вещи свалили в холле шикарного здания. Фил велел швейцару заплатить за такси. Когда все пошли к лифту, я сказал, что подожду внизу. Я два дня не брился и вообще одет был не по случаю — голубой свитер с пятнам и от виски и парусиновые брюки. Уселся на тротуаре — под навесом возле палатки с апельсинами, — и стал дышать свежим воздухом; Парк был совсем рядом, прохладный, полный темной пышной зелени. Спускались сумерки, я сидел и думал о том, что совсем скоро окажусь на корабле.
Минут через пять все спустились, и мы рванули в коктейль-бар за углом. Барбара и Кэткарт сели рядышком и спросили пива, а мы с Филом предпочли мартини. Потом заказали по второму кругу. Это было приличное местечко на Седьмой авеню, и бармен неодобрительно поглядывал на нашу одежду.
Фил стал пересказывать мне «Третью мораль» Джеральда Херда о биологических мутациях, о том, как самые продвинутые из динозавров превратились в млекопитающих, а отсталые динозавры-буржуа просто-напросто вымерли.
Он пригубил третий бокал мартини, взглянул мне в глаза и взял за руку.
— Вот представь, — сказал он. — Ты рыба, живешь в пруду, а пруд пересыхает. Нужно мутировать в амфибию, но кто-то к тебе пристает и уговаривает остаться в пруду, мол, все обойдется.
Я спросил, почему бы ему в таком случае не заняться йогой, но он сказал, что море подходит больше.
В баре работало радио. Диктор читал новости о пожаре в цирке и, как обычно, смаковал сочные детали. «Бегемоты сварились прямо в своих бассейнах», — сказал он. Фил повернулся к Барбаре.
— Как насчет порции отварного бегемота, крошка?
— Не смешно, — хмыкнула она.
— Так или иначе, пора подкрепиться, — заявил он.
Мы двинулись в кафе-автомат на Пятьдесят седьмой и взяли по горшочку тушеных бобов с ломтиком бекона. Пока ели, Фил даже не смотрел на Барбару, и развлекать ее приходилось одному Кэткарту.
Потом мы сели в подземку и поехали домой на Вашингтон-сквер. Фил, прислонясь к двери, молча смотрел, как мимо проносится темнота.
Кэткарт и Барбара сидели и беседовали, но ей было явно не по себе от отношения Фила. Кэткарт и сам поглядывал на Него с неодобрением.
Вернувшись в квартиру номер тридцать два, мы захватили Джейни, которая уже перестала на меня дуться, и пошли в таверну «Минетта» пить перно. Фил всю дорогу подшучивал над Барбарой. В конце концов Кэткарт не выдержал и спросил:
— Что с тобой сегодня?
И в самом деле, прежде Фил никогда так себя с ней не вел. Может быть, теперь, когда с Рэмси покончено, она больше не нужна ему для опоры?
К трем часам ночи мы все порядком нагрузились перно.
5 — Уилл Деннисон
В понедельник утром по почте пришел вызов из сыскного агентства. Я подал заявление о приеме на работу месяц назад и почти уже забыл об этом. Похоже, они так и не удосужились проверить мои отпечатки пальцев и фальшивые рекомендации. Пришлось ехать оформляться. Мне выдали целую кипу повесток и велели вручить адресатам.
К Алу я попал где-то уже к шести, проездив весь день по городу в поисках последнего клиента, Лео Леви. Более скользкого сына Авраама мне встречать не приходилось. Если у нью-йоркского еврея есть хотя бы несколько знакомых, в конечном счете неизбежно приходится отдавать повестку кому-то из них.
Настроение у Ала было ни к черту. Днем он позвонил Филипу, и тот сказал: «Пожалуй, тебе лучше держаться от меня подальше». Ал спросил для кого лучше, и Филип ответил: «Для меня».
— Он это что, серьезно? — спросил я.
— Да, он говорил очень неприветливо.
— Ладно, не бери в голову, — посоветовал я, садясь в кресло.
Тут постучали, и Ал спросил:
— Кто там?
В дверь заглянула Агнес О’Рурк, потом вошла и села на кровать рядом с Алом.
— Похоже, Хью забрали федералы.
— Вот как? — откликнулся я. — Он говорил, что его ищут, и сегодня с утра сам собирался к ним идти.
— Я звонила в следственную тюрьму, — сказала Агнес. — Они не признаются, что держат его, но я уверена, что Хью у них, потому что мы договорились, что он при первой возможности сообщит, как дела.
— Ты спросила конкретно, есть ли среди арестованных человек по имени Хью Мэддокс?
— Да, и мне сказали, что такой у них не значится.
Я пожал плечами.
— На самом деле, кто его знает — может, он не Мэддокс, а Маддокс или Мэдикс, или еще как-нибудь.
— Мы принялись обсуждать это, но никаких новых идей в голову не приходило, поэтому повторяли одной то же. Наконец Агнес встала и ушла. Ал снова заговорил о Филипе. Он был уверен, что это реакция на ту сцену на крыше.
— Вот-вот, не надо было тянуть, — кивнул я.
Он снова завел старую песню о любви и постоянстве, но я спорить не стал и предложил лучше сходить подкрепиться. Мы пошли в «Гриль-центр» на Шестой авеню. Есть мне захотелось только после двух вермутов с содовой, и я заказал холодного омара. Ал тоже взял себе омара и кружку пива.