Страница 47 из 60
Выходило, что дело о поджогах и зверских убийствах получило политический резонанс. А, значит, кому-то это было на руку. Теперь официальное следствие занималось ужасно важным делом, пытаясь открестить и оградить влипшего по самые помидоры мэра от кошмарных подозрений накануне предвыборной компании. И, похоже, Седов был теперь единственным человеком в Гродине, кто шел совсем в другом направлении.
Света смутно понимала, что выполняет для своего любовника роль подсадной утки, но просто поверить не могла в грядущую опасность. Кроме того, она не думала, что Паша сознательно допустит угрозу ее жизни. Он считал, что еще есть время до следующей даты преступления, и был спокоен. Света сочла за лучшее полагаться на него, тем более что это соответствовало и ее пассивному характеру.
Но сейчас Паша явно темнил, он что-то знал о Ванечке, и это могло оказаться весьма важным для нее самой. Поэтому Света потребовала рассеять туман, и немедленно.
— Ладно, — притворно неохотно согласился Седов. — Только пообещай, что пробудешь со мной до утра!
— Нет, — Света решительным жестом отвергла сделку. — Ты же знаешь, что я не могу!
— Скоро сможешь! — Павел многозначительно поднял свои, будто выгоревшие на солнце, брови. — Фирсов твой убил человека. Своими руками убил! Алексея Маловичко, знаешь такого? Конечно, знаешь! Ты же с ним на одном курсе училась. Маловичко имел кое-какие гадкие факты о твоем муженьке. Хочешь знать, какие?
Света медленно опустилась на стул. Ноги у нее подкосились. Ответить Павлу Света не могла физически.
«Неужели это правда? — подумала она с ужасом. — Что же я Маринке скажу?»
— Так вот, — продолжал Седов не без скрытого злорадства. — Это Фирсов дал интервью Маловичко. То самое, из-за которого начались все неприятности нашего мэра. Он постарался чуть-чуть помочь Володченко потерять свой пост на этих выборах. А точнее — уступить рыбное местечко. Фирсов сказал, что это сатанинская секта убила женщин в качестве жертв дьяволу и сожгла церкви. И, дескать, вся местная элита в этой секте состоит! Мои бывшие сотрудники дунули искать организацию приспешников дьявола, а Маловичко выследил умника, накинувшего тень на плетень. Потом стал того шантажировать. Фирсов и убрал его, не долго думая!
— Паша, это не может быть правдой! — прошептала Света.
— Может, милая! — некоторое злорадство слышалось в голосе Седова. — Я сообщил куда надо о делишках Фирсова. И, поверь, не мучаюсь угрызениями совести. Ты будешь со мной!
Света испытала странный приступ раздражения, несвойственный ей в обычных условиях:
— Я не переходящее красное знамя! — резко ответила она. — Я буду сама с собой. Если даже я расстанусь с мужем, это не означает, что я пойду жить к тебе.
Седов наморщил нос. Он был похож на кошку, которая долго гналась за жирной мухой, но та улетела. Он с досадой махнул рукой и обнадежил сам себя:
— Там видно будет!
Поостыв, Света поняла, что совсем растерялась. Что ей делать, если арестуют Ванечку? А если конфискуют имущество? Кто будет платить за Маринкино блестящее образование и кто обеспечит будущее дочери? Не говоря уже о душевной травме, которую получит ребенок, узнав, что ее отец — убийца!
— Паша, а это точно?
— Я видел фото.
Света тихо заплакала, но не из-за Ванечки, а потому, что страшилась перемен. Где-то в глубине души она почувствовала, что приступ раздражения против Павла не случаен. Он уже сыграл в ее жизни знаковую роль, вторгся в нее, прошелся по привычным вещам, небрежно разбросав то, что составляло саму ее прежнюю жизнь. Подсознательно Света обвиняла Седова во всем, что случилось, казня гонца за плохую весть.
Однако и Паша был недоволен ее реакцией. Он боролся за ее жизнь, проводя это расследование, а она жалеет о своем идиоте муже, которому с удовольствием изменила! Влюбленные смотрели в разные стороны. Света справилась со слезами и закурила. Паша мрачно заметил:
— Ты уже не интересуешься ходом расследования!
— А надо? — спросила она. — Все, что я узнаю, ужасно, и с каждым днем новости все хуже!
— Мне кажется, — Седов был саркастичен, — что последняя новость оказалась самой ужасной для тебя. Хуже смерти твоих подруг и хуже угрозы твоей жизни. Я ведь ищу того, кто охотится за тобой!
— Хорошо, — смирилась Света, как привыкла смиряться с мнением других. — Извини, кажется, я тебя обидела! Но, возможно, ты не заметил — моя жизнь рушится.
— Я мог бы предложить тебе другую...
— Мне не надо...
Пашу убивал такой тон. Ссориться с женщиной, на которую он был готов молиться, не доставляло ему удовольствия. Более того, он с удивлением почувствовал боль, которую причиняли ему слезы Светы по мужу, ее холодность и весь этот разговор в целом. Он помолчал немного, собираясь с силами, и ласково улыбнулся любимой.
— Давай поужинаем! — предложил он миролюбиво.
Света согласилась, и они пошли на кухню.
После ужина любовники оказались в постели. Павел — потому что страстно желал этого, а Света, потому что хотела отсрочить момент, когда она скажет, что между ними все кончено. Теперь они лежали молча. Седов дремал, отогнав от себя беспокойные мысли. Света потянулась через него за пачкой «Мальборо», небрежно брошенной на прикроватную тумбочку.
— Что? — спросил он не открывая глаз.
— Паша, — робко начала Света, вертя в руках зажигалку и сигарету. — Паш, я хочу тебе кое-что сказать...
— Что? — повторил он выныривая из дремы. — Что-нибудь случилось?
— Да. То есть, нет, но... — она закурила, выдохнула дым и решительно объявила: — Я больше не буду с тобой встречаться!
— Почему?
Света не решалась взглянуть в его глаза, но по голосу Паши поняла, что он потрясен.
— Потому что я не привыкла к такому...
— К какому?
— Ну, Паша, я не хочу долго говорить. Дай, я просто уйду!
Он медленно поднялся с кровати, сообразил, что стоит голый перед женщиной, которая хочет стать ему чужой. Которая отвергла его, которой он не нужен. Стал одеваться, стараясь не думать, как будет жить дальше, когда из его жизни уйдет сияние.
Света все сидела на остывшем ложе любви, курила, наблюдала за ним, ожидая каких-то слов. Она видела, что причинила боль этому милому парню, и теперь испытывала вину и облегчение одновременно. Надо было уходить. Она тоже поднялась, нашла трусики, брюки, все снятое второпях, разбросанное по дороге от кухни к комнате. Ей было немного грустно при мысли, что ничто не повторится.
— Паша, — снова робко позвала она. — Паша, не сердись на меня! Я не могу жить в двух измерениях. Ты очень хороший...
— Просто уходи, — ответил он безлично.
— Паша... — она, уже полностью одетая, вернулась в комнату, где он стоял возле открытого окна, подставив горящее, будто обожженное словами Светы, лицо порывам холодного осеннего воздуха. Услышав свое имя, Павел нервно дернулся и вдруг сорвался, заорал, резко развернувшись к Свете.
— Что? Что ты здесь делаешь? Уходи! — потом добавил тише, но с раздражением и болью: — Уходи, оставь меня в покое!
— Ладно, но ты зря злишься, — Света не хотела расставаться в таком тоне. — Это бы все равно кончилось. Я не уйду от мужа, из его семьи. Даже если его посадят, не уйду. Пойми, я теперь живу только для Маринки! Если я сейчас брошу Ванечку, то его родители сочтут меня предательницей. А если уйду к тебе, то скажут: пусть твой новый муж и заботится о твоем ребенке!
— Ладно, иди.
Он снова отвернулся и говорил без всякого выражения, но Света хотела услышать его обычный голос, ей надо было, чтобы он понял ее и не осуждал. Сейчас, только сейчас, она поняла как это важно для нее.
— Паша, — она снова присела на кровать. Седов стоял возле окна на фоне серого заката, ветер играл его рыжими непокорными волосами. В комнате царил полумрак, и слова Светы от этого звучали весомей. — Прости меня, прости! Я не любила тебя по-настоящему, ты это знаешь! А ты еще будешь счастлив. Ты прекрасный мужчина, ты достоин, чтобы тебя любили. Я не могу, прости!