Первый линзмен

Поднимаясь по лестнице, линзмен заставил собаку в ближайшей казарме обесточить мыслезащитный экран у одного из спящих пиратов. Прос1гувшись, этот пират, вместо того чтобы отправиться на пост и выполнять свои обычные обязанности, взял клещи и принялся перекусывать ими проводки, идущие от батарей к мыслезащитным экранам, у всех спящих, причем делал это так, что связаться со спящими можно было бы теперь не иначе как только сняв с них скафандры.

Несколько человек проснулись и направились в купол. Они бежали по узким проходам, они явно торопились и, казалось бы, ничего больше не делали. Но, пробегая мимо дежурного офицера, каждый из них выдергивал клемму батареи, питавшей мыслезащитный экран дежурного, и каждый дежурный по команде Киннисона поднимал забрало своего шлема и глубоко вдыхал воздух, казалось, насквозь пропитанный тионитом,

Тионит, о чем уже неоднократно упоминалось, самый худший из всех известных наркотиков. Достаточно ничтожной его дозы, чтобы жертве казалось, что любое се желание, каким бы оно ни было, исполняется. Чем больше доза тио-нита, тем сильнее возникало у жертвы ощущение удовлетворенности. Дозировки росли, и скоро наступал момент, когда экстаз, в котором пребывала жертва, становился непереносимым и жертва погибала.

В куполе все было спокойно: ни тревоги, ни крика, ни предупреждения. Каждый наблюдатель сидел или стоял, погруженный в транс, сохраняя ту позу, в которой он находился, когда открыл забрало своего шлема. Но, вместо того чтобы внимательно выполнять свои обязанности, каждый наблюдатель все глубже и глубже погружался в бездонную бездну пароксизмально-экстатического тионитового наваждения, стряхнуть которое ему уже было не суждено. И прежде чем Гельмут успел осознать, что случилось нечто необычное, половина состава была выведена из строя.

Гельмут дал сигнал общей тревоги и обратился к офицерам, находящимся в казармах. Но облако смерти достигло казарм раньше его приказов, и на вызов ответила едва лишь четверть офицеров. Только немногие из них сумели дойти до купола, но все рухнули замертво, так и не добравшись до своих постов. Три четверти личного состава базы было уничтожено, прежде чем Гельмут обнаружил корабли Галактического Патруля.

– Огонь! Уничтожить всех до единого! - закричал Гельмут.

Уничтожить кого? Линзмены вели теперь огонь со всех сторон из боевых излучателей.

– Уничтожить всех, кто сейчас не находится на посту! - заполнил весь купол дрожащий от ярости голос Гельмута. - Я обращаюсь к вам, пульт четыреста семьдесят девять! Немедленно уничтожьте человека, который лежит в проходе двадцать восемь у пульта четыреста девяносто пять!

Решительные инструкции Гельмута резко поубавили число невольных агентов Киннисона. Но стоило уничтожить одного, как на его месте появлялся другой, и вскоре несколько оставшихся в живых офицеров беспорядочно вели огонь из излучателей, стремясь уничтожить друг друга. А тут наступила кульминация всей вакханалии - момент ноль.

Флот Галактического Патруля был в сборе. Каждый крейсер, каждый боевой корабль, каждый истребитель нацелен на свою цель. Все излучатели расчехлены. Все аккумуляторы полностью заряжены, все генераторы и устройства отрегулированы. На каждом корабле за пультом управления огнем в полной готовности сидел офицер. Его рука покоилась рядом с пусковой кнопкой, не касаясь ее. Глаза всех офицеров были устремлены на стрелки точно выверенных хронометров. От напряжения офицеры едва слышали успокаивающий голос Командира Порта Хейнсса.

Старик, как называли его за глаза все офицеры, настоял на том, чтобы он сам дал команду открыть огонь, и сейчас адмирал Хейнес сидел перед главным хронометром и обращался к офицерам в главный микрофон. Рядом с ним в кресле сидел фон Хоэндорф, старый командир всех кадетов. Оба ветерана давно полагали, что навсегда расстались с космическими войнами, но удержать любого из них дома мог только приказ Галактического Совета, и то при полном кворуме. Они решили про себя, что их долг быть там, где возникнет смертельная опасность, хотя никому не дано знать, кто погибнет а кто останется в живых. Если погибнет Гельмут - прекрасно, лучше и быть не может. Если же погибнет Киннисон, то скорее всего погибнут и они. Чему быть, того не миновать.

– Помните, ребята, стрелять только по моей команде, - успокаивающий голос Хейнеса звучал из динамиков, ничем не выдавая то чудовищное напряжение, в котором он находился. - Я дам вам несколько предупредительных сигналов и отсчет времени в течение последних пяти секунд. Я знаю, что каждый из вас хотел бы произвести первый залп, но помните, что я своими руками повешу каждого, кто выстрелит раньше хотя бы на одну тысячную секунды. Теперь уже недолго осталось ждать… Вторая стрелка пошла по последнему кругу… Руки прочь от кнопки, ребята… Осталось пятнадцать секунд… Начинаю отсчет. Пять, четыре, три, две, одна, огонь! - скомандовал адмирал.

Возможно, кто-то из офицеров нажал кнопку чуть раньше, но таких оказалось немного. Разброс во времени был настолько незначительным, что сокрушительный залп из всех излучателей флота можно считать данным одновременно. Непрерывный огонь по Главной Базе велся на протяжении пятнадцати минут. И если чья-то задача не была выполнена в эти пятнадцать минут, значит, она просто невыполнима.

Совершенно бесполезно даже пытаться представить себе то, что происходило на Главной Базе, или описать зрелище, развернувшееся на экранах. Что толку объяснять слепому, что такое розовый цвет? Достаточно сказать, что огонь излучателей обрушился на Базу, как потоп. Но автоматические защитные экраны Гельмута сопротивлялись до последнего, и нужно сказать, что сопротивление было немалым.

Если бы все наблюдатели Гельмута были на своих постах и вовремя обнаружили приближающуюся опасность, эти экраны были бы подкреплены практически неограниченным запасом энергии. Тогда даже вся мощь Галактического Патруля оказалась бы бессильной, и защита Босконии не пала бы даже под чудовищным натиском флота. Но офицеров на постах не было. Мыслезащитные экраны двадцати шести офицеров, некогда добросовестных наблюдателей были отключены, а их владельцы бессмысленно бродили назад и вперед по заданной линии.

Каждый сигнал тревоги, исходивший от Гельмута, достигал двадцати шести жизненно важных пунктов Главной Базы пиратов, но напрасно. Ни одна рука не поднялась, чтобы нажать на нужную кнопку, которая высвободила бы чудовищную энергию всесокрушающих излучателей Босконии. Ничей взгляд не следил за совмещением прицелов с приближающимися целями. Только Гельмут в своем тщательно заэкранированном кабинете сохранял способность реагировать, а Гельмут обладал недюжинным интеллектом, железной волей и отнюдь не был рядовым оператором. Но теперь у него не было операторов, которыми он мог руководить, и он чувствовал себя совершенно беспомощным. Ему оставалось лишь наблюдать за гигантским флотом Галактического Патруля; он полностью сознавал исходившую от противника смертельную опасность, но не мог ни усилить экранировку, ни привести в действие излучатели. Ему оставалось только сидеть в кресле, скрипя зубами в бессильной ярости, и наблюдать за уничтожением укреплений, которые, если бы они могли обороняться, прихлопнули бы все эти боевые корабли и истребители, как мух.

Время от времени Гельмут вскакивал на ноги, порываясь бежать к одному из постов управления, но всякий раз снова опускался в кресло. Одной огневой точки слишком мало, чтобы сокрушить противника, но все же лучше, чем ничего. А за всем этим кошмаром, несомненно, кроется все тот же проклятый линзмен, и никто другой. Он был, должен быть где-то здесь, поблизости, под куполом. Ему, этому проклятому линзмену, очень хочется, чтобы он, Гельмут, покинул свой пост, но оставаясь за своим пультом, он в безопасности. Именно поэтому был в безопасности и весь купол. Еще не построен проектор, способный пробить своим лучом такие экраны! Нет, что бы ни случилось, он должен оставаться у своего пульта!

Киннисон, выжидая, дивился выдержке Гельмута. Он давно бы покинул пульт, но Гельмут будет оставаться за своим пультом и дальше. Время шло, истекли пять из пятнадцати минут. Киннисон надеялся, что Гельмут оставит свое святилище, потенциальные возможности которого до конца не выяснены, но если пират оттуда не выйдет, то ему, Киннисону, придется войти к Гельмуту. Именно для штурма внутренней твердыни и был предназначен новый тяжелый скафандр.