Страница 19 из 61
Ингрид с удивлением обнаружила необычное стечение самых различных несчастий в жизни женщин, просивших ее о помощи. Причем некоторые проблемы, вроде бы и не такие значительные, оказалось, невозможно разрешить моментально. К ним относились странные боли, не поддающиеся лекарствам, временная слепота и острые неожиданные приступы мигрени, частые ночные кошмары. Многие женщины, которые были значительно младше Табиты, не могли зачать. Ингрид видела внутри каждой из них ту же блокирующую серебристую массу, как и «опухоль» подруги. И Ингрид принялась за дело, не покладая рук. Она рисовала пентаграммы, зажигала особые свечи и раздавала множество крошечных магических узелков, а иногда создавала для той или иной пациентки по два оберега. Она принимала «клиентов», как называл их Хадсон, только во время обеденного перерыва. В конце концов, у нее полно и другой работы — нужно было подготовить чертежи к выставке. В качестве компенсации за свои услуги Ингрид просила посетительниц делать посильные взносы в библиотечный фонд. Возможно, таким образом сотрудникам удастся собрать побольше денег для спасения здания, да и женщины останутся довольны. Ингрид уповала — вдруг ей удастся заткнуть дыру в городском бюджете? Тогда мэр, полный амбициозных планов, откажется от мысли продать участок земли, на котором построена библиотека.
В тот день последней пациенткой оказалась Эмили Фостер, привлекательная женщина около сорока лет. Эмили была художницей, хорошо известной в Нортгемптоне своими гигантскими панно с морскими пейзажами и лошадьми. Ее муж, Лайонел Хорнинг, также был живописцем. Они владели фермой в пригороде, держали домашних животных и кур. В частности, именно Фостеры снабжали Бошанов свежими яйцами и молоком, но никогда не требовали платы, поскольку Джоанна постоянно завозила им овощи со своего огорода.
— Чем я могу тебе помочь? — задала привычный вопрос Ингрид.
— Это так странно… — Эмили всхлипнула и высморкалась, — но мне нужно… в общем, я не знаю… очень глупо…
— Здесь тебя никто не осудит, Эм, — пообещала Ингрид.
— Я… понимаешь, в последнее время я не могу сосредоточиться. У меня никогда раньше ничего подобного не было… Мне словно что-то мешает. Я теперь даже рисовать не могу. Или вообще что-то делать… Я знаю, у всех, конечно, бывает нечто похожее, будто вдруг на месте забуксуешь… но я простаиваю уже две недели и до сих пор из этой ямы не выбралась. И по-прежнему ни на чем не могу сосредоточиться. Такое ощущение, будто в голове у меня… пустота… я ничего толком воспринять не способна, ни форм предметов, ни красок… Кажется, все вокруг меня затянуто серой мглой. — Она попыталась рассмеяться, но смех получился горестный, хриплый. — Ну что, сможешь ты исцелить художника, утратившего способность воспринимать окружающий мир?
— Попробую, — сказала Ингрид.
— Спасибо. — У Эмили на глазах выступили слезы. — У меня ведь через несколько месяцев выставка. Я буду тебе просто благодарна.
Ингрид велела Эмили встать в центр пентаграммы, зажгла свечу и попыталась оценить состояние души своей подопечной. Снова она, та самая серебристая масса! Комок находился прямо под сердцем. Теперь Ингрид весьма наловчилась извлекать подобные штуковины, прекрасно понимая, что «новообразования» мешают не только зачатию, то есть созданию новой жизни, но и любому другому созидательному процессу. Надо, наверное, поговорить об этом с Джоанной, подумала она. Подобные случаи участились, вряд ли это — простое совпадение. Здесь, в Нортгемптоне, творится нечто очень странное.
Позже Ингрид вернулась к обычной работе и в первую очередь занялась подготовкой чертежей, принесенных Гарднером. Разложив их на большом столе в конференц-зале, она медленно их развернула. Листы были большие, размером практически со стол. Бумага пожелтела и от старости стала хрупкой. Ингрид умело перелистывала края чертежей, пока не отыскала центральный план усадьбы. Она всегда начинала именно с этого. Ей казалось, что набор дизайнерских чертежей похож на роман, на сложный текст, предназначенный для строителей. Всякий раз перед ней словно развертывалось повествование о том, как следует возводить определенный дом и как он должен выглядеть. А центральный план являлся завязкой произведения.
На этом чертеже волнистые концентрические линии окружали одну-единственную жирную точку в самом центре величественного особняка. Ингрид наклонилась, рассматривая четкие карандашные пометки. Каждый из планов обладал своими собственными «ключами» — различные символы указывали, что надо искать на других листах, изображающих отдельные части здания. Дизайнерское творение было подобно распускающемуся цветку. От общего плана «Светлого Рая» следовало перейти к главному фасаду и помещениям дома, а затем к его особенностям: лестницам и прочим деталям.
Постепенно у Ингрид в голове начал складываться конкретный образ усадьбы. Она перевела взгляд от общего плана на лист, изображающий лестницу, которая вела в бальный зал. После она решила сравнить чертежи, желая убедиться, что прочла все правильно. Как странно! Лестница на отдельном чертеже имела совсем иной вид, чем на общем плане. Знаки, оставленные архитектором, представляли собой непонятные указания. Что означает, например, «А 2.1/1»? Каждый был не только заключен в кружок, но и украшен по периметру сложными, витиеватыми узорами.
Ингрид подтащила стул, чтобы можно было сесть и внимательно рассмотреть крошечные, плотно переплетенные завитки. В них таилось что-то интригующее. Они явно имели связь с растительными орнаментами и походили на арабески эпохи модерна. По мере того как Ингрид все пристальнее в них вглядывалась, знаки все сильнее напоминали ей… послание на неизвестном языке! Ингрид никогда раньше не встречала подобной письменности. Безусловно, автор не использовал ни древнеегипетские иероглифы, ни другой мертвый язык. В этом она не сомневалась — за свою долгую жизнь на земле ей мельком удалось познакомиться со множеством диалектов.
Ингрид просмотрела остальные чертежи. Везде обнаруживались пометки, украшенные аналогичным образом. Причем обозначали они не просто комнату или стену, а арматуру и отделку. Каждый выглядел как уникальный герб в обрамлении загадочных завитушек. Ингрид была немного знакома со стандартными архитектурными «ключами» и была уверена в одном. Прихотливые значки не предназначались ни для строителей, ни для подрядчиков. Обычно такие «ключи» давали возможность с большей легкостью перейти от одного плана к другому. Здесь же скрывалась тайная функция, не имевшая ничего общего с зодчеством.
Ингрид достала мобильник, сфотографировала один из странных символов и отправила снимок по электронной почте. Она не в состоянии расшифровать письмена, но знает того, кому это по плечу. Рассматривая чертежи, она вспомнила о письмах, которые лежали у нее в кармане. Ингрид всегда носила их с собой.
Глава одиннадцатая
СВЕТ ЕЕ ЖИЗНИ
Вот что значит — быть бабушкой! Такого Джоанна еще никогда не испытывала. Во всяком случае, с ее девочками, предпочитавшими коротать свой век в одиночестве, это было практически невозможно. А если на нее снизошло тайное благословение свыше? Вспомним, какой толчок в развитии дали грекам знаменитые полубогини. Правда, и там получилась жуткая путаница. Впрочем, Фрейя, вероятно, еще переменит свое отношение к «холостяцкой» жизни, когда выйдет замуж за Брана. Но на Ингрид надежды мало.
Во всяком случае, маленький Тайлер Альварес окончательно завладел ее сердцем. После магической истории со сгоревшим и восстановленным черносмородиновым пирогом Джоанна, как и ее дочери, начала смело пользоваться магией. Особое наслаждение ей доставляло удивлять Тайлера. Она заставляла его игрушечных солдатиков оживать и отправляла войска в бой. Порой сражения длились часами. Стоило Джоанне войти в детскую, плюшевые медведи начинали говорить, а куклы — танцевать, хотя марионетками вовсе не были. Женщина стала для мальчика и нянькой, и волшебницей — в общем, самым лучшим другом по играм. Она даже показала ему ручного грифона, приятеля Ингрид.