Страница 5 из 78
— Они твои. Я спросил, и ты поделилась своей мудростью. Не твоя вина, что ответ оказался иным, чем я ожидал.
Я повернулся и взялся за занавеску.
— Погоди, — обронила Мать Ягуара. Я повернулся и молча ждал, пока она бросала кости — раз, другой, третий…
— Эта девушка — не единственная, которую украли таким образом, — наконец изрекла Мать Ягуара. — Были и другие, все безупречного происхождения, хотя, к сожалению, не обласканные судьбой.
— И все девушки?
— Не только. Были и мальчики, несколько холостяков, незамужних женщин, возможно, равное число тех и других. Все произошло за последние две недели.
— Кто?
— Неизвестно. И почему — тоже.
Она снова обернулась к столу, откуда, как по волшебству, исчезли монеты.
Дядюшка Тлалок не выказал никаких эмоций, услышав мой рассказ о похищениях.
Солнце еще только садилось, и поэтому дядюшка пил мате вместо алкоголя. Нагнувшись к тыкве-горлянке, он сосредоточенно вытянул последние капли чая через золотую соломину и неохотно поднял жирную морду.
— Довольно забавно, — проворчал он, — вот только никак в толк не возьму, какое нам дело до всего этого.
Я нахмурился.
— Всегда можно взять выкуп, дядюшка.
— При условии, что похищенные живы, — отмахнулся он.
— А это не так?
— Против этого чересчур много обстоятельств. К тому же, как я понял, этой историей заинтересовался Тень Императора.
Я хотел расспросить поподробнее, но понял, что это не только глупо, но и опасно. И прикусил язык. Похищенных могут попросту принести в жертву, особенно тех, кто не имеет ничего более, чем знатное происхождение. А приносить в жертву людей могли только Император или императорские жрецы, для всех остальных это считалось государственной изменой, поскольку предполагало родство с богами, бывшее привилегией одного владыки. Да, именно Тени Императора поручалось расследование подобных дел. А от него лучше держаться подальше.
— Дядюшка, по-нашему, это как-то связано с убийством хуэтлакоатля?
— Ты сам сказал, что его в жертву не приносили. Кроме того. Тень Императора остался безразличен к этому происшествию.
Заерзав в кресле, он пососал пустую соломинку и шумно вздохнул.
— Нет, мальчик мой, подобную связь можно считать маловероятной. А пока у меня для тебя есть еще одна работенка. Та, что прольет свет на другое дельце.
Щурясь от полуденного солнца, я облокотился на низкие каменные перила и глянул вниз, на бывших повелителей всего живого.
Давным-давно близнецы-герои, Кетцалькоатль и Тецкатлинока, убили водяное чудовище Силпактли, а потом соорудили мир из его изломанного скелета. Так началось сотворение человечества.
За злобу, похоть и пороки боги поразили хуэтлакоатлей небесным огнем, и их правлению пришел конец. Только на южном континенте, скрытом за пеленой штормов и бурь, они остались — как предостережение человечеству и свидетельство величия богов.
По крайней мере, так рассказывают легенды. Лично я считаю, что если боги позволили человечеству перехватить бразды правления, то, по крайней мере, обязаны хотя бы извиниться перед хуэтлакоатлями.
В яме подо мной их было четверо: все жевали зеленую массу из кормушек, ввинченных в стены.
Когда один выпрямился, голова оказалась всего футах в четырех от парапета, при том, что эти особи отнюдь не считались великанами: всего-навсего двуногими обжорами, волочившими тело и хвост почти параллельно земле. Какой-то из них поднял голову и, не обращая внимания на то, что листья едва не вываливались из пасти, равнодушно уставился на меня. Интересно, что старые повелители всего сущего думают о новых?
Но тварь отвела глаза и снова потянулась к кормушке.
Я видел больших хуэтлакоатлей и настоящих великанов, достаточно огромных и злобных, чтобы считаться полубогами, и таких, кто отличался глупостью и неповоротливостью. Очевидно, южный континент кишит всеми видами тварей, словно явившихся из ночных кошмаров.
Но до сих пор все, что я увидел сегодня в императорском зверинце, не будило воображения.
День выдался на редкость солнечным, поэтому здесь было полно знатных людей и их слуг. Встречались и простолюдины, допущенные по специальному разрешению, а проще говоря, догадавшиеся дать небольшую взятку стражникам. Простолюдины вырядились в лучшие праздничные платья, аристократы накинули яркие мантии, подобающие их положению. Люди казались куда более красочными, чем хуэтлакоатли, и гораздо более интересными, нежели гигантские емкости с водяными чудовищами и клетки с мохнатыми северными зверями.
Я вынудил себя перевести взор на хуэтлакоатлей, переваливавшихся внизу, но в эту минуту что-то, задев мое плечо, упало в яму. Хуэтлакоатли попятились и нервно захрюкали. Потом рядом с первым предметом, красно-зеленым манго, приземлилась связка бананов. Обернувшись, я увидел зрителей, столпившихся у барьера — судя по дешевым туникам, сплошь простолюдинов. Бормоча молитвы, они швыряли в яму фрукты, словно верующие, приносящие жертву. Кое-кто даже раскачивался взад-вперед с закрытыми глазами, словно в экстазе.
К площадке уже бежали два надсмотрщика. Они обрушили удары тяжелых палок на молящихся и в два счета рассеяли вопящих бедняг. Один стражник ударил молодую женщину по почкам. Та качнулась, и надсмотрщик опустил палку на ее голову. Женщина пыталась бежать, но стражник вцепился в нее, ловко орудуя жезлом.
Подождав, пока они окажутся ближе, я небрежно переменил позу. Стражник споткнулся о вытянутую ногу и растянулся в грязи. Пока он барахтался на земле, я взял руку молодой женщины и глазами показал на узкий закоулок между клетками. Несмотря на стекавшую по щеке кровь, она улыбнулась и в мгновение ока исчезла. Я приложил все силы, чтобы помочь надсмотрщику. К тому времени, как он от меня отделался, девушка вместе с остальными была уже далеко.
Несколько стражников спустились в яму и принялись деловито собирать подношения. Они шныряли между неуклюжими морщинистыми лапами, смело лезли под хвосты, сгребая остатки раздавленных фруктов. Хуэтлакоатли все еще нервничали, и я с минуты на минуту ждал, что служителей разотрут по земле, как манго.
За моей спиной раздался тихий свист. Все четыре особи насторожились и, подняв головы словно по команде, подступили к стене. Я инстинктивно попятился и сунул руку под плащ, нащупывая рукоять меча.
— Все в порядке, — раздался голос за моей спиной. Я снова повернулся и оказался лицом к лицу со стариком в грязном плаще с тройной оторочкой из перьев, знаком среднего круга знати. Старик опирался на тяжелую резную трость.
— Это они меня почуяли. Не правда ли, красавчики?
При звуках его голоса хуэтлакоатли принялись посвистывать и шипеть. Старик доковылял до парапета и посмотрел вниз. Животные прижались к стене и продолжали тянуть головы, пока старик не перегнулся через барьер под весьма опасным углом и не почесал тростью эти острозубые рыла.
— Ну, как мы сегодня? — проворковал он. — Здоровы и счастливы?
Более мелкие пытались подпрыгнуть, чтобы дотянуться мордами до его трости.
— Великолепны, правда? — спросил он, не отрывая от них глаз. — Видите ли, я их матушка.
Он искоса взглянул на меня, очевидно, желая убедиться, что слова произвели желаемый эффект.
— Должно быть, роды были трудными, дядюшка?
Старик весело закудахтал, продолжая скрести тростью головы хуэтлакоатлей.
— Я растил их с первой минуты появления на свет, — сообщил он, выпрямляясь, к очевидному разочарованию «деток». — Был первым, кого они увидели, вылупившись из яиц. Проводил с ними ночи и дни, пока они сидели в гнезде, кормил жеваными листьями. Став постарше, они ходили за мной по пятам. О да, они мои дети.
— Вы хорошо их знаете? Я имею в виду хуэтлакоатлей.
Расплывшееся в улыбке лицо словно пошло трещинами.
— Так же, как и остальных. Я Четыре Орла, хранитель императорских животных.