Страница 9 из 49
Посольский боярин отметил, что Гази Барадж располнел, лицо красно, оплыло, некогда пушистая окладистая борода коротко острижена, усы на татарский манер сосульками свисают по сторонам. Движения замедлились, как и слова, которыми он встретил ночного гостя.
— Здрав будь, князь Роман Федорович. Садись к столу. Прости, что ждать пришлось. Ездил в Сарай, что Бату-хан воздвиг между Волгой и Ахтубой. Большой город, очень большой. Садись, садись, — показал он место рукой. — И давай уж без этих посольских заморочек. Мы с тобой давние знакомцы, так что выкладывай, с чем пожаловал.
— Приехал я к тебе с письмом от князя Ярослава. Вот оно, — положил боярин на стол свиток с княжеской печатью. — Прочти, не ведаю, что в нем, — схитрил Роман Федорович.
Сломав печать, эмир углубился в чтение.
— Хитер князь Ярослав. Хитер, — усмехнулся в бороду Гази Барадж. — Твою голову вместо своей подставил… и все напрасно. Не надобны мне его посулы. Много мне добра сделал князь Юрий Всеволодович. Я его должник. И пусть он ушел к своим предкам, долг я свой перед ним помню. Ты не смотри, что я под татарами, им служу. И ты служить будешь, коли жить захочешь. Татары — страшная сила. Видел их кочевья и станы, дымы от костров от края земли и до края, и нет им счета. Бату-хан сказал, что в зиму поход на Русь будет. Как пойдет, не ведаю, но поберечься следует. На север татары вряд ли пойдут, брать в землях нечего, а вот на Южную Русь навалятся.
Эмир с пренебрежением швырнул послание князя на стол.
— Татары пойдут не только на Русь. Бату-хан сказал, что пойдет до моря. А раз сказал, то сделает. Я тебе, князь Роман, вот что скажу: с ханом надо идти. Сильный ветер огромную и гордую ель с корнем выворачивает, а березка под ветром лишь гнется. Передай князю Ярославу мои слова — гибче надо быть. Для того чтобы и Булгария, и Русь крепко на ноги встали, нужно время. — Помолчав, он с раздражением добавил: — Быть гибким — не значит быть униженным. Ярослав же такое слезливое письмо написал, что у меня сомнение возникло — от князя ли оно. Гордым и непреклонным татары головы рубят, а слезливых попирают ногами. — Встав из-за стола, Гази Барадж продолжил: — Что услышал здесь, передай князю. Писать не буду, недосуг. Захочет приехать — пусть приезжает. Не неволю! Что до тебя, князь Роман, то земли под Ошелом за тобой оставлены, дом здесь, в Булгаре, у тебя есть — волен остаться. Воин ты знатный — найдется дело и для тебя. Уйдешь к князю Ярославу, не неволю, так тому и быть, тебе виднее.
Этот короткий разговор многое прояснил, но обязывал тоже ко многому.
«Возвратиться во Владимир надобно. Но где я больше пользы Руси принесу: у князя Ярослава или здесь? Жить в Булгаре… А как же Мария, сыновья? Брать их сюда нельзя, но и оставлять в Новугороде опасно. Сказаться князю Александру? Да надолго ли он? Бояре, что луна на небе — не постоянны, а призовут нового князя — беда! На жене и детях отольется мое служение Руси. Думать! Надобно крепко думать, как поступить!»
С этими непростыми мыслями и пошел Роман Федорович в обратный путь. Но людей своих, многих из которых он выкупил в свое время из полона, оставил в Булгаре, дав им денег и наказ: беречь дом. Мирона же отрядил в Ошел с грамотой, дающей ему право распоряжаться землей и всеми теми, кто на ней сидит.
АЛЕКСАНДР ЯРОСЛАВИЧ — КНЯЗЬ НОВГОРОДСКИЙ
1
Весна поздно пришла в Новгород Великий. Волхов от притока талой воды набычился, вспучил лед и понес глыбы в Ладогу. Вместе с льдинами уходили тревоги прошедшей зимы: о татарах доносились лишь отголоски. Поговаривали, что Бату-хан насытился кровью, награбленным добром и сел в низовьях Волги.
Только через год от обещанного Александр пришел во Владимир, и то если бы не нужда: надумал жениться. За благословением отца отправился в стольный город.
Ярослав пытался отговорить сына. Ведь посвататься он решил к дочери полоцкого князя Брячеслава Васильковича, изгнанного из Полоцка и нашедшего приют в Торопце. Во время похода на Литву русские полки останавливались на отдых в Торопце. Здесь-то Александр и познакомился со взрослой не по годам, четырнадцатилетней красавицей Александрой. Голубые глаза княжны запали в душу шестнадцатилетнего князя. И вот в свои девятнадцать Александр решил заслать сватов. Доводы отца, что с женой он получит войну с Литвой, на него не подействовали. Благословив с условием, что сын не будет втягивать отца в свои отношения с тевтонами и Литвой, великий князь занялся подготовкой похода на Каменец, а Александр вернулся в Новгород. В тот же день в Торопец отправился боярин Федор Данилович, бывший воспитателем и наставником юного князя, с подарками и представительной свитой.
Князь Брячеслав Василькович сватовство принял благосклонно, и сговор состоялся.
Через месяц прошло венчание в храме Святого Георгия в Торопце. Венчал молодых смоленский епископ Меркурий. На свадебную кашу-пир князь Александр пригласил всех оставшихся в живых после нашествия татар князей Северной Руси. Прибыли князья и бояре полоцкие, смоленские, псковские, новгородские и суздальские. С богатыми подарками приехали поздравить племянника дядья: Святослав суздальский и Иван стародубский. На свадебный пир поспешила из Новгорода матушка Ростислава с братьями и сестрами. Только князя Ярослава Всеволодовича на пиру не было. Он воевал Каменец.
Свадебный пир удался. Все любовались красавицей-невестой и славили жениха. Александр — высок, строен, плечист, русые волосы кудрями падают на плечи, мягкая, еще юношеская бородка и усы. Голосом Бог одарил щедро — зычен, будто сполошный колокол. Александра также стройна, горделива, высокий лоб, нос тонкий прямой, губы в меру полны и улыбчивы, голубоглаза, гордость девичья — коса русая — до пят, голос мягкий, певучий.
В застолье желали здоровья, счастья и деток полон дом. От пожеланий Александра краснела и стыдливо опускала глаза. Александр же глядел соколом и опрокидывал чарку за чаркой.
Из Торопца свадебный пир плавно перетек в Новгород Великий. Любили попировать новгородцы.
Но не только для гуляния или оказать честь созвал Александр князей и бояр на пир. Он понимал, что другого такого повода созвать съезд скоро не представится. Потому в один из дней незаметно для остальных гостей в трапезной оказались только князья, бояре и воеводы порубежных городков.
Пока еще хмель не затуманил головы, Александр предложил обсудить дела насущные. Возражений не последовало. Все понимали, что пришло время, когда в одиночку прожить трудно.
— Простите гоя князья и бояре, что не по чину говорить буду. Великого князя Ярослава Всеволодовича нет на пиру, и потому говорить он будет моими устами. Господь за грехи наши прогневался. Наслал кару страшную, необоримую. Сколь народу полегло — не счесть, да и еще немало поляжет. Видно, не все грехи мы искупили кровью, коль опять татары прошли по Руси, грабя и убивая. Пока мы медом хмельным веселили сердца, ворог пожег города наши. Нет больше родного моему сердцу Переяславля, разорен Гороховец, Муром, множество сел и деревень, жители которых вернулись в обжитые места. Уходя, татары пограбили мордву.
Ропотом возмущения и негодования отозвались князья и бояре на услышанную речь.
— Это еще не все, — продолжил Александр. — Новая напасть объявилась: Тевтонский и Ливонский ордена меченосцев объединились. Гроссмейстер крестоносцев Герман фон Зальц и папа римский Георгий Девятый объявили крестовый поход на восток. Ноне они воюют ижору, вожан, карелу. Скоро вступят в земли Новгорода Великого. Крестоносцы убивают всех, кто не принимает их веры. Кому вера Христова дорога, зову на тевтонов!
Вновь шум заполонил трапезную. Однако эту весть князья и бояре восприняли спокойнее. Их отчины далеко от крестоносцев, а что до новгородских земель, то бояре, коли не одолеют тевтонов, так откупятся.
Из-за стола встал князь Святослав Всеволодович. На правах старшего на пиру он поднял руку, призывая ко вниманию:
— Я вот что скажу: бить татар надобно! Не пускать на Русь! А то скоро ни одного мужика, ни одной бабы на земле нашей не останется. Всех татары повыведут.