Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 20 из 49



В начале 1243 года во Владимир приехал посол Бату-хана. Князю Ярославу он объявил: «Сын Неба, великий хан Бату зовет тебя к себе на поклон. Быть тебе в Сарае не позднее как земля очистится».

Это было не приглашение, а скорее приказ.

Сборы были недолги. Великий князь Ярослав Всеволодович ждал нечто подобного и исподволь готовился к поездке в Сарай-Бату.

Водным путем по Волге, а затем на лошадях русское посольство достигло столицы города-ставки хана Батыя.

Ханская ставка князю не глянулась. Огромная, насколько видит глаз, степь заполонена кибитками, шатрами, небольшими палатками, здесь же среди жилья пасется скот, в котлах на кострах варится еда, среди всего этого хаоса копошится детвора, везде грязь, смрад от костров и запаха бараньего жира, роями летающие насекомые, шум, гам, крики… рев верблюдов, лошадиное ржание. Кое-где встречались шатры побольше и почище, с охраной, видно, ханских сановников и вельмож.

Посольство встало на постой в отведенном месте, поставили княжеский шатер и палатки воинов охраны. Лошадей отогнали в степь.

Ханский чиновник, что встречал посольство и выделил ему место в городе, наведывался часто, бывало, по нескольку раз в день. Всякий раз он требовал подарки, а взамен поучал князя, как нужно вести себя в ханской ставке, кому надо дать и сколько, чтобы ускорить встречу с ханом.

Почти месяц прожил князь Ярослав в Сарае в ожидании. Наконец день приема был назначен. Прежде чем войти в шатер хана, князь должен был пройти обряд очищения.

Помолившись накануне и испросив прощения у Господа Бога за прегрешения во имя Руси, князь в сопровождении двух десятков татарских воинов и полсотни гридей с подарками направился к ханскому шатру. На дорожку очищения вступил он один. Ярослав уже знал, как нужно себя вести, и потому смело пошел вперед. Он прошел меж двух огней, затем поклонился солнцу и кусту, каким-то безликим, наряженным в пестрые лохмотья куклам-онгонам, олицетворявшим умерших великих ханов, а затем через восточный вход, осторожно переступив через высокий порог, прошел в шатер. Сделав три шага, упал ниц. Так лежал, распростершись на земле, не поднимая головы, довольно долго, пока к нему не подошел толмач и тихо произнес:

— Сын Неба великий хан Бату разрешает тебе поднять лик и сесть.

Князь привстал на коленях. Перед ним лежал коврик, на который он торопливо переместился. Огляделся. К противоположной стороне шатра тянулась дорожка, выстланная яркими арабскими коврами. Она пролегла до возвышения, на котором на троне восседал Бату-хан, на другом поменьше — одна из его многочисленных жен. Справа вдоль стены на лавках, а то и на земле сидели ханские братья, сыновья, родственники и ханские вельможи — мужчины, слева от трона расположились женщины. Играла музыка.

Хан был тучен, красное обветренное лицо лоснилось, губы презрительно поджаты, отчего лицо выражало неприязнь. Через толмача хан обратился к князю Ярославу. Речь была высокопарна, в ней он называл себя Сыном Неба, великим и мудрым правителем, непобедимым полководцем, покорившим полмира.

Князь Ярослав был краток. Он, назвав обязательные титулы и велеречивые сравнения, сказал, что явился по зову хана с поклоном и подарками.

По знаку хана в шатер через западный вход ханские слуги вкатили бочонки с золотом и подарки для его двадцати пяти жен и сыновей. Это были венгерские скакуны, немецкие и шведские мечи и кинжалы, рукояти и ножны которых были искусно отделаны драгоценными камнями, щиты, рыцарские доспехи.

Хан остался доволен подарками. Он жестом разрешил князю подняться с колен и приблизиться к трону. Перед князем появился слуга с золотым подносом, на котором стоял кубок. Толмач перевел слова хана, обращенные к Ярославу Всеволодовичу:

— Выпей, князь, кумыса. Великий хан Батый жалует. — Когда же кубок оказался пуст, толмач продолжил: — Князь Ярослав, будь старшим над всеми князьями Руси!

Прием завершился пиром. Перед князем поставили низенький столик, и ему пришлось опять опуститься на колени. Но столик стоял напротив ханского трона, а это было великой честью по меркам монгольского этикета. Из-за этого князь Ярослав приобрел немало недоброжелателей среди ханского окружения.

Князь Ярослав был оставлен в ставке Бату-хана, а прибывший с ним шестнадцатилетний сын Константин был отправлен в Каракорум, в ставку великих ханов.

До глубокой осени оставался князь Ярослав в Сарае. Хан Бату отпустил его на Русь только после того, как из Владимира в Сарай привезли пятнадцатилетнего сына Ярослава и оставили в качестве заложника.



Великому князю владимирскому Батый выдал символ власти — ханский ярлык на коже и золотую дощечку-пайцзу с выцарапанной на ней непонятной надписью иероглифами.

В конце 1243 года князь Ярослав Всеволодович вернулся во Владимир. Княгиня Ростислава сильно горевала об оставленных на чужбине сыновьях: Константине и Ярославе. Считая, что потеряла их навсегда, она заболела. Почувствовав кончину, она постриглась в монахини с именем Евфросиния, а в начале зимы отошла в мир иной. По ее просьбе тело было положено в усыпальнице Юрьевского монастыря в Новгороде рядом с телом ее старшего сына Федора.

Горе было невосполнимым. Князь заливался слезами, ночи простаивал в церкви перед иконами, потерял интерес к делам, переложив заботы Северной Руси на бояр и воевод. Князья, почувствовав слабину, устремились в Сарай-Бату за милостями: Владимир Константинович — князь угличский, Борис Василькович ростовский, Глеб Василькович белозерский, Василий Всеволодович… Они ехали в степь с подарками в надежде на ярлык, но возвращались ни с чем, а на следующий год опять с надеждами устремлялись в Сарай к хану Батыю.

В 1245 году из Каракорума вернулся сын Константин с грамотой от великого хана Гуюка. Хан требовал великого князя владимирского к себе.

Путь до Каракорума неблизок — целых семь тысяч верст. Потому, кроме множества подарков, без которых в степи ни шагу нельзя сделать, надо было подумать об охране, еде для людей, кормах для лошадей.

В разгар подготовки из Булгарии приехал Роман Федорович. Он приехал за женой и сыновьями, которых не видел четыре года. Ярослав Всеволодович тут же пригласил его к себе на разговор. Вел себя князь с Романом Федоровичем не как с посольским боярином, а как с равным себе. Да и как иначе: князь знал, что Роман стал правой рукой булгарского эмира и от него теперь многое зависело. За эти годы Роман Федорович не раз побывал в Сарай-Бату и в Каракоруме. Это и интересовало владимирского князя больше всего.

За прошедшие со дня последней встречи годы Роман Федорович еще больше заматерел, стал степеннее, солиднее. Обнявшись, сели на поставленные друг против друга скамьи.

— Стареем, — горестно качнул головой князь Ярослав.

— Становимся мудрее, — поддержал его Роман Федорович. — А старость — она в седине да в морщинах. Главное, чтобы здесь, — показал он на лоб, — мы оставались молодыми и горячими.

— Так-то оно так, — согласился князь. — Только ты, как я посмотрю, молодцом, а у меня годы берут свое. Да еще Ростиславушка меня покинула, царствие ей небесное, — перекрестился князь, — совсем худо без княгини.

Помолчали, каждый думал о своем.

— Вовремя ты приехал, Роман Федорович. Хан Гуюк меня к себе требует. Просвети, будь добр, что там, в Монголии, делается, к чему готовиться? — положив руку на колено Романа Федоровича, попросил Ярослав Всеволодович.

На пороге вырос гридь с подносом в руках. Кивнув на стоящие на подносе кубки, князь предложил:

— Выпьем вина ромейского. Оно бодрит. Я-то уж от хмельного меда отвыкать стал. Выпью, и сердце заходится.

Брякнув кубками, неспешно выпили.

— Так что в Каракоруме?

Роман Федорович, покачав головой, начал разговор, ради которого оторвал его князь от радостной встречи с родными.

— Не в простое время путь твой в Каракорум. Ой, не в простое! Гуюк, хотя и взошел на великий ханский стол по решению хурала, сидит на нем шатко. Великим ханом его признали не все чингизиды, а многие из потомков Чингисхана сами метят на его место. Бату-хан на место великого хана не метит, ему и своего улуса хватает, потому и не присягнул Гуюку. Но дело даже не в самом хане, а в его матери. Ханша Туракина — женщина коварная и злая. Поговаривают, что она извела своего мужа — великого хана Угедэя, чтобы возвести на трон своего сына. Гуюк Батыя ненавидит, и он, по-видимому, знает, что хан дал тебе ярлык на правление русскими землями.