Страница 12 из 81
Бежал я не так, чтобы очень быстро, потому что не знал наверняка, что огонь меня пропустит, как старуху Брунгильду. Но ощущение было точно такое, когда этот чертов сукин сын Регин Фафнирсбрудер пихнул меня в него с той стороны — он был горячий, но не такой уж горячий, если вы меня понимаете.
Позвольте вам сказать, что старикан Регин Фафнирсбрудер не слишком-то обрадовался, когда Брунгильда выскочила из огня, а следом И я. Впрочем, на меня он особого внимания не обратил, идиот паршивый. Собственно, если заглянуть поглубже, так за это я не могу его так уж винить. С одной стороны — обычный парень, а с другой — эта чертова деваха в кольчуге бежит на него и орет:
— Теперь ты получишь то, что заслужил! — замахивается этим самым мечом, будто хочет срубить ему голову. Да и собиралась, провалиться мне.
Однако старикан Регин Фафнирсбрудер был куда проворнее, чем выглядел. Поднырнул под меч, отпрыгнул, и она проскочила мимо. Меч свистнул раза два, но рассек только воздух. А старина Регин Фафнирсбрудер опять от хохота кишки надорвал:
— Твой меч испить мою жизнь не предназначен.
Ну, старуха Брунгильда и так была черт-те в каком бешенстве, но это разъярило ее еще сильнее. И она начала махать мечом, как сумасшедшая — вверх, вниз, вправо, влево, уж не знаю, как еще. Ей-богу, не понимаю, как старикан Регин Фафнирсбрудер не превратился в корм для собак, нет, правда. Даже Гудини не сумел бы увернуться от этого меча, а вот Регин Фафнирсбрудер сумел. Он был первостатейная сволочь, но очень ловкая сволочь, этого у него не отнимешь.
Наконец он сказал:
— Становится скучно. Тебя ждет сюрприз.
И он исчез. Только что был — и никаких следов. Наверное, он и на самом деле маг, нет, правда.
Понадобилось полминуты, чтобы до старухи Брунгильды доперло, что он улетучился. Она все махала, все рубила, будто настал конец света. Она уже проткнула небо в четырнадцати разных местах и вроде бы не собиралась притормозить. Мне до чертиков хотелось от нее избавиться — ничего другого мне тогда не хотелось, нет, правда.
Вот только как? Замок с кольцом огня вокруг, склон, спускающийся к старому Изенштейну и Рейну, который больше не воняет, да мы со старухой Брунгильдой — и все. Попробуй спрячься. Если бы ей взбрело в голову, что я заодно со стариканом Регином Фафнирсбруде-ром, она разрубила бы меня пополам. Черт, я не знал, как от нее улизнуть, зато знал — и еще как! — что у меня-то никаких шансов нет.
Ну, до Брунгильды наконец дошло, что старикан Регин Фафнирсбрудер давно смылся. Глаз она не протирала, не делала вида «просто поверить не могу!» и вообще ничего такого. Только вроде бы пожала плечами, так что кольчуга снова зазвякала, и сказала:
— Будь проклято его гнусное колдовство!
И тут она вспомнила про меня (честное слово, я бы не обиделся, если б позабыла). Подошла ко мне — а эта дурацкая кольчуга звенит при каждом ее шаге — и посмотрела на мое лицо.
— Ты прошел сквозь огонь, — сказала она. — Думаю, не по своей воле и благодаря колдовству Регина Фафнирсбрудера, но как и почему, не очень важно. Главное — ты это сделал.
— Угу, вроде бы так.
Старуха Брунгильда кивнула. Солнце отражалось от ее шлема, ну прямо как пятно прожектора от раструба тромбона в ночном клубе. Она сделала жутко глубокий вдох:
— Как бы там ни было, это произошло. Я уже сказала тебе, когда ты меня только разбудил: если хочешь потребовать меня в жены, требуй. — И поглядела на меня так, что стало ясно: если у меня хватит идиотизма потребовать, она устроит мне такое!..
Положеньице, а? Положеньице в квадрате, разве нет? Вот эта дамочка, и очень красивая дамочка, особенно если вам нравятся блондинки габаритами с футбольных нападающих, говорит вам: «Ага, можешь дать волю рукам, и я тебе их не поломаю». Да только я знаю, что она потом меня возненавидит. А уж если старуха Брунгильда кого-нибудь возненавидит, так уж до конца. Спросите Регина Фафнирсбрудера, если не верите, нет, правда. И она так крепко сжимала свой меч, что у нее костяшки пальцев побелели. Ей-богу! И я сказал:
— Когда я тебя разбудил в этом дурацком замке, ну, и так далее, ты же мне сказала, что ты там ждала Зиг… ну, кого-то? — Черт, начисто позабыл его имя, даже для спасения жизни вряд ли вспомню.
— Зигфрида, — и лицо старухи Брунгильды опять размягчилось. Мне бы понравилось, если бы у девушки стало такое лицо, услышь она мое имя.
— Ну, — говорю, — в таком разе, может, тебе будет лучше вернуться туда и еще подождать, а?
Она вскинула этот чертов меч, и я уже приготовился припустить, как сумасшедший. Но рубить она не стала. Вроде как честь отдала.
— Да, — говорит она, прямо как старикан Регин Фафнирсбрудер, и вкладывает меч в ножны. — Так я и сделаю. — И тут она наклоняется вперед и чмокает меня в кончик носа.
Девчонки! От них свихнуться можно, нет, правда. И ведь, по-моему, они сами часто и думать не думают, но все равно доводят людей.
Мне хотелось схватить ее и влепить ей настоящий поцелуй, но у меня недостало духа. Я в таких случаях всегда слишком тяну. Старуха Брунгильда кивнула мне разок, а потом прошла сквозь огонь, будто его там и не было. Я услышал, как захлопнулась дверь. На спор — она опять легла на ту кушетку и заснула в ожидании, чтобы старикан Зиг… — как его там — закончил делать то, что он там делает, и заглянул к ней.
Только дверь захлопнулась, как я понял, что хотел-таки ее поцеловать. Я подбежал к кольцу огня и чуть было — самую чуточку — не сжег нос. Я не мог пройти сквозь огонь. Больше не мог.
Никакой тебе Брунгильды. Паршивый идиот! Мне бы следовало завалить ее или хотя бы поцеловать. Но я всегда слишком тяну. Ей-богу, в этом вся история моей жизни. И никакого Регина Фафнирсбрудера. Не знаю, куда он подевался и когда вернется, и вообще, вернется ли.
Если нет, так я до жути опоздаю на теплоход в этот Дюссельдорф.
Что тут остается? Паршивый замок, куда мне хода нет, крохотное селеньице у реки, где прежде был Изенштейн — или будет, чем бы он там ни был, черт его дери. Вот так. Теперь я жалею, что хлопал ушами на уроках истории. Нет, правда.
Так какого черта? И я пошел к старому… или вроде бы к новому Изенштейну. Интересно, изобрели они уже шотландское виски? Ей-богу, я по-настоящему жалею, что на уроках истории хлопал ушами.
Но хоть пиво-то у них должно быть, верно?
Harry Turtledove. "The Catcher in the Rhine", 2000
Перевела с английского Ирина ГУРОВА
Кейт Вильхельм
И АНГЕЛЫ ПОЮТ
По воскресеньям, вторникам и четвергам — в дни выхода «Новостей Северного Побережья» — Эдди засиживался в редакции до часу, а то и до двух ночи. Конечно, издателя Стюарта Уинкла заботила лишь реклама, но Эдди придерживался иного мнения. А вдруг в последнюю минуту что-нибудь произойдет? Ведь даже здесь, на краю света, может случиться нечто сенсационное, и тогда уж он, Эдди, окажется на коне — первым опишет это событие и вовремя поместит статью в номер. Вообще-то, за последние шесть лет от надежд Эдди на подобную удачу осталось не больше, чем от пригоршни прошлогоднего снега. Ну и черт с ней, с сенсацией!
В ту памятную ночь со среды на четверг он, по обыкновению, прочитал свой собственный текст и немедленно взревел:
— Где она?!
Под словом «она» подразумевалась, конечно же, Рути Дженсон — тощая брюнетка с жиденькими, коротко остриженными волосами, которую Эдди к тому же считал набитой дурой. А как иначе объяснишь то, что она, хотя и панически боялась Эдди, но все же три вечера в неделю засиживалась так долго, что непременно получала от него выволочку?!
Пышущий праведным гневом Эдди вихрем промчался по редакции и, как обычно, перехватил Рути у самой двери; правда, на сей раз она не просто там мялась, а уже набрасывала плащ на свои узенькие плечи.