Имя мое — память

Дэниел с мрачным видом кивнул.

— Я прыгнул, но не погиб.

— Но тогда я этого не знала. Искала тебя повсюду. Ты не представляешь, как я мечтала найти тебя и как много думала о тебе последние пять лет.

Он был искренне удивлен.

— Я понятия об этом не имел. Жаль, что я не знал.

— Ты, вероятно, и не знал, но он откуда-то проведал, как сильно я хочу снова увидеть тебя. Он подошел ко мне в колледже, назвавшись твоим именем. Сначала я не поверила. Но он знал о таких вещах, о которых не мог бы знать, не будучи тобой. Так, по крайней мере, я считала. За последние несколько лет я узнала о мире так много неожиданного, что теперь затрудняюсь сказать, что возможно, а что нет. Казалось, ему известно все то, о чем ты говорил мне на школьном вечере. Он сказал, что ты умер, как я тоже считала, и вернулся в новом теле. Он даже объяснил, как произошел этот сложный переход из прежнего тела в новое.

Лицо Дэниела исказилось от боли.

— Это была единственная правда из всего того, что он тебе рассказывал, — процедил он.

— Неужели?

— Да.

— Он сказал, что никому не причинил этим вреда.

— Нет, он причиняет людям вред, — возразил Дэниел.

Люси закрыла глаза.

— Я этого не знала, но убедила бы себя в чем угодно, потому что хотела ему верить.

— Правда?

— Да, я мечтала быть с тобой.

Они дошли по песчаному пляжу до полосы прибоя. Их ноги омывала вода. Было темно, но светила полная яркая луна. Спокойная вода словно звала их к себе, и Дэниел предложил Люси искупаться. Он мог бы раздеться до трусов, но на ней был лишь рабочий халат и, вероятно, ничего под ним.

Думая об этом, Дэниел представил, как выглядит ее тело в платье, а потом — как выглядит ее тело под платьем. А затем вообразил, как она расстегивает «молнию» на халате и входит в воду. Дэниел сел на песок и робко взял Люси за руку.

— Что с тобой? — спросила она.

— Ты о чем?

— Эти шрамы.

— Так, ничего. — Он опустил рукав.

— И все же?

К его изумлению, Люси наклонила голову и поцеловала следы ожогов — каждый из трех, — медленно и осторожно. Он смотрел на нее не мигая. Как бы Дэниел ни жаждал почувствовать на себе ее губы, он предпочел бы, чтобы эту часть тела она оставила в покое.

— У меня были суровые приемные родители, — нехотя объяснил Дэниел. — Мать-курильщица с дурным характером.

— Это сделала с тобой мать? — воскликнула Люси.

— Она не являлась матерью. Это женщина, в доме которой я жил ребенком.

Он говорил пренебрежительным тоном, граничащим с грубостью, но ничего не мог с собой поделать.

— Кто же тогда был твоей матерью?

— Женщина, родившая меня, была героиновой наркоманкой. Я не видел ее с самого детства.

Люси снова поцеловала его руку.

— Я переживал и худшие времена, — произнес Дэниел. — Мне было на нее наплевать. Видимо, она полагала, что может причинить мне боль, но она ошибалась.

Подняв голову, она взглянула на него.

— Как ты можешь такое говорить? Ты был ребенком, а она обижала тебя. Прижигала тебе кожу, и от этого остались шрамы. Разумеется, это имеет значение. Вот почему ты их прячешь.

Вдруг рассердившись, он покачал головой.

— Я их не прячу.

— Прячешь! Мне безразлично, сколько жизней ты прожил и что именно ты помнишь, но это по-прежнему причиняет боль. Это имеет значение.

— Не в том смысле, как ты думаешь. — Он был раздражен. Не об этом он собирался говорить, и ему хотелось, чтобы она замолчала. — Я отличаюсь от тебя, София. Вот в чем дело. Я отличаюсь от всех. А ты этого не понимаешь.

— О, я прекрасно все понимаю. — Она нахмурила брови. — И, между прочим, я Люси. Я сейчас здесь, и я Люси. Ты — это ты, и не так уж сильно ты отличаешься от всех, как считаешь. Ты — мужчина, который сейчас тут. — Она накрыла ладонью его руку. — С этой кожей, этими шрамами на руке и твоей чертовой мамашей. Вот кто мы такие.

— Ошибаешься. — Дэниел сердито смотрел на нее. — Мы больше, чем это.

Она была вне себя, и он решил, что это хорошо. Пусть лучше сердится, чем сочувствует ему. Она раздражала его, и в тот момент Дэниел ненавидел ее, но себя ненавидел больше. Господи, может, она опять от него убежит. Похоже, он снова все испортил. На всю жизнь. Или на все жизни. Ничего у них не складывается.

Люси долго смотрела на него в упор. Когда надо, она умела быть жесткой. Она положила руки ему на плечи, и он опасался, что она примется трясти его, но этого не произошло. Люси прильнула к нему, и Дэниел ощутил тепло ее тела. Он был потрясен, он задыхался.

— Дэниел!

Он задержал дыхание.

— Что?

Вот сейчас она попрощается с ним и уйдет. Он не знал, куда она отправится, но был уверен, что случится именно это. Он уповал на то, что она, по крайней мере, позволит ему отвезти ее в безопасное место.

— Если это не имеет значения, то пусть так и будет.

Наклонив голову, Люси прикоснулась губами к ямке у основания его шеи. Дэниел ощутил на коже ее влажный язык. Он был так потрясен, что не мог ей ответить. Он просто оцепенел и не знал, что делать. Тело вдруг превратилось в сгусток пульсирующих нервов, а мозг отказывался работать.

Слегка подавшись назад, Люси начала расстегивать на нем рубашку. Дэниел в изумлении смотрел на нее, словно это происходило с кем-то другим. Стянув рубашку с его плеч, она бросила ее на песок. Он тяжело дышал, но не смел пошевельнуться.

— Не имеет значения, так и не надо.

Наклонившись к его груди, Люси поцеловала ее. Дэниел судорожно вздохнул.

— И это не имеет значения.

Скользнув руками по его спине, она приблизилась к нему, чтобы поцеловать его в губы. Она жадно целовала его, а Дэниел торопливо и бурно отвечал на ее поцелуи. Он ни о чем не думал. Он целовал ее со всей страстью, потому что не мог больше сдерживаться. Его руки с жадностью ласкали ее бедра, но Люси отодвинулась от него.

Отстранившись, она взглянула на него, и все его большое тело заныло. Он не мог больше физически существовать отдельно от нее. Раз уж все это началось, предстояло испытать гамму эмоций. И ему уже было не остановиться. Дэниел погружался в пучину страсти.

Люси не сводила с него глаз, которые постепенно наполнялись слезами.

— Разве это не имеет значения?

Он понял, что сейчас она расплачется. Расплачется из-за него. Дэниел закрыл глаза.

— Скажи мне, разве это не имеет значения? — воскликнула Люси.

Ему не хотелось открывать глаза. Он чувствовал, как у него из-под века выкатывается слезинка. Он не мог ей лгать. Не мог прежде и сейчас не мог.

— Не останавливайся, — еле слышно прошептал он.

— Почему нет?

Он почувствовал, что умрет, если не прикоснется к ней.

— Потому что это имеет значение.

Когда Люси снова поцеловала его, он тоже плакал. Они лежали на песке, омытые слезами и поцелуями. Дэниел больше не пытался уловить в этом какой-то смысл. Он не старался что-то упорядочить или запомнить на будущее. Это все, что у него было. И лишь это имело значение. Он целовал ее самозабвенно, ведь любить человека — все, что мы умеем.

Дэниел не знал, сколько времени они целовались на темном песке. Ничто больше их не разделяло. В какой-то момент он взял Люси на руки. Он не раздумывал, а просто послушался своего тела. Дэниел уже давно перестал бороться с собой. У него было сильное тело, и он с легкостью поднял ее и отнес в дом, в спальню. Он раздвинул противомоскитный полог и положил Люси на кровать.

Время утратило свой смысл. Обычный порядок вещей, которого он так строго придерживался, нарушился. Возможно даже, цикл его долгого существования переключился в начало и обновил его.

Дэниел с болезненной нежностью расстегнул на ней халат, увидел ее наготу в приливе нежданного восторга, несмотря на то что знал, какой она предстанет перед ним. Ему казалось, что он раньше не видел женского тела. Обнимая Люси, он чувствовал, словно никогда прежде ни к кому не прикасался. Обследовал пальцами и губами каждую ее частичку. Дэниел целовал ее мокрое от слез лицо и заглядывал ей в глаза, чтобы убедиться, что она с ним. Она отдавала ему всю себя без остатка.