Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 9 из 14



— Да знаю я, знаю, просто забыл, — попыталась вмешаться черепашка.

— Кто-кто, а Великий Бог Ом, — священные рога, — должен знать, что он сам некогда сказал пророку Стеношпору. — Брута откашлялся и прищурился, сдвинув брови, что, по его мнению, означало глубокий умственный процесс: — «Да спалит священный огонь неверующего, причем начисто». Стих шестьдесят пятый.

— Что, именно так я и сказал?

— А в год Снисходительного Овоща епископ Крибльфор одной силой убеждения обратил в истинную веру демона, — продолжал Брута. — Тот присоединился к церкви и впоследствии даже стал поддьяконом. Так, во всяком случае, пишут в книгах.

— Я никогда не имел ничего против хорошей драки… — начала было черепашка.

— Твой лживый язык не искусит меня, рептилия, — прервал ее Брута. — Ибо силен я верой своей.

Черепашка аж запыхтела от усилий.

— Ну все, сейчас тебя поразит гром!

Над головой Бруты появилась маленькая, очень маленькая тучка, и крошечная, очень крошечная молния обожгла ему бровь.

По своей ударной силе она могла сравниться разве что с искоркой, которая иногда мелькает на кошачьей шкурке в жаркий сухой день.

— Ай!

— Теперь-то ты мне веришь? — осведомилась черепашка.

На крыше Цитадели дул легкий ветерок. Отсюда открывался чудесный вид на пустыню.

Б'ей Реж и Друна немного помолчали, переводя дыхание. А затем Б'ей Реж спросил:

— Здесь нам ничто не угрожает?

Друна посмотрел вверх. Над высушенными солнцем барханами парил орел. Интересно, насколько острый у орла слух, вдруг задумался он. Что-то у него точно острое. Слух? Способен ли парящий в полумиле над пустыней орел что-либо услышать? Ну и бес с ним, разговаривать-то он все равно не умеет, верно?

— Вряд ли, — ответил он.

— Могу ли я тебе доверять? — уточнил Б'ей Реж.

— А тебе я могу доверять?

Б'ей Реж забарабанил пальцами по парапету.

— Угу, — наконец промолвил он.

Именно в этом и крылась проблема. Проблема всех тайных обществ. Они ведь тайные. Сколько последователей у Движения Черепахи? Этого никто точно не знал. Как зовут стоящего рядом человека? Это знали два других члена, представивших его, но кто скрывается под их масками? Всякое знание несет в себе опасность. Квизиция медленно, но верно выдавит из тебя все, что ты знаешь. Поэтому лучше не знать ничего. Хорошо отлаженная система незнания значительно облегчает разговор внутри ячеек и делает его абсолютно невозможным за пределами тайного общества.

Перед всеми заговорщиками стоит одна основная проблема: как устроить заговор, не обмолвившись о нем ни словечком своему ближнему, он же предполагаемый доносчик, который в любой момент может указать на тебя раскаленной докрасна обвиняющей кочергой.

Мелкие капельки пота, которые, несмотря на теплый ветерок, выступили на лбу Друны, предполагали, что секретарь ломает голову именно над вышеуказанной проблемой. Впрочем, капельки пота — это еще не повод для обвинения. Ну а для Б'ей Режа оставаться в живых уже вошло в привычку.





Он нервно защелкал суставами.

— Священная война… — наконец промолвил он.

Данная формулировка была абсолютно безопасна. Предложение не содержало в себе ни единого словесного ключа, свидетельствовавшего об отношении Б'ей Режа к тому, что их ожидало. Он ведь не сказал: «Клянусь богом! Какая священная война? Этот парень просто чокнулся. Какой-то миссионер-идиот сам напросился, чтобы его убили, еще кто-то там насочинял гору чуши касательно формы нашего мира — а мы начинаем войну?» В случае давления, под пытками, он всегда сможет заявить, что имел в виду примерно следующее: «Наконец-то! Ни в коем случае нельзя упустить возможность погибнуть славной смертью во имя Ома, единственного истинного Бога, который Насмерть Затопчет Безбожников Железными Копытами!» Хотя какая разница, что скажет на допросе какой-то генерал-иам; обвинение, предъявленное святой квизицией, весомее всех прочих доказательств — но по крайней мере один или два инквизитора могут засомневаться в собственной неоспоримой правоте.

— Вообще-то, за последнее столетие церковь стала куда менее воинственной, — ответил Друна, глядя на пустыню. — Больше внимания уделялось мирским проблемам империи.

Утверждение. Ни единственной щели, в которую можно было бы вставить расщепитель костей.

— Был Священный Поход против Крестьянитов, — сухо заметил Б'ей Реж. — А также Покорение Мельхиоритов. Затем состоялось Устранение лжепророка Зеба. И Наказание Пеплелиан, и была наложена Епитимья на…

— Но все это не более чем политика, — прервал его Друна.

— Гм-м. Да, пожалуй, ты прав.

— Хотя, конечно, никто не усомнится в мудрости войны во имя Великого Бога и с целью распространения веры в Него.

— Что ты, никто не усомнится, — подтвердил Б'ей Реж, которому частенько доводилось бродить по полю брани на следующий день после очередной битвы и который не понаслышке знал, как выглядит воистину славная победа.

Омниане строго-настрого запрещают употребление любых стимулирующих средств. И этот запрет кажется особенно строгим, когда ты отчаянно стараешься не заснуть, чтобы не видеть снов, которые обычно следуют за такими прогулками.

— Разве Великий Бог не заявил через пророка Бездона, что не существует более великой и почетной жертвы, нежели отдать жизнь во имя Господа?

— Именно так он и заявил, — согласился Б'ей Реж.

Тут генерал-иам не мог не припомнить, что все пятьдесят лет своего служения Господу, перед тем как тот Избрал его, Бездон безвылазно просидел в Цитадели. На него не нападали, размахивая мечами, визжащие враги. И он никогда не смотрел в глаза человеку, который желал бы ему смерти… впрочем, нет, церковь же встречается со своими прихожанами, вот только сделать эти простолюдины ничего не могут — в отличие от воинов-варваров.

— Умереть смертью храбрых во имя своей веры — это самая благородная смерть, которую только можно себе представить, — нараспев произнес Друна, словно читал слова по некой развернутой внутри головы бумажке.

— Так утверждают пророки, — тихо подтвердил Б'ей Реж.

Б'ей Реж знал, что пути Великого Бога неисповедимы. Разумеется, Он сам избирает Своих пророков, хотя иногда создавалось впечатление, что помощь Господу не помешала бы. Или Он слишком занят, чтобы заниматься какой-то там отбраковкой, и служители церкви уже ему помогают? Во всяком случае, во время служб, проводимых в Великом Храме, все священнослужители постоянно о чем-то перешептывались, кидали друг на друга многозначительные взгляды и утвердительно кивали друг другу.

Определенно, вокруг молодого Ворбиса присутствует некое божественное свечение — как легко перейти с одной мысли на другую… Этот человек явно отмечен судьбой. «Или еще чем-то», — добавила крошечная часть Б'ей Режа, которая провела свою жизнь в палатках, в которую часто стреляли и которая участвовала в кровопролитных схватках, где могла быть убита как врагом, так и союзником. Этой части генерала-иама была уготовлена участь бесконечные вечности жариться в самых глубоких преисподних, но определенная практика выживания у нее уже была.

— Тебе известно, что я много путешествовал? Когда был моложе? — спросил он.

— Я частенько слышал твои крайне занимательные истории о путешествиях в варварские земли, — вежливо ответил Друна. — Особенно ты любишь рассказывать о колокольчиках.

— А я когда-нибудь рассказывал тебе о Коричневых островах?

— Это о тех, которые находятся за краем всего? — уточнил Друна. — Вроде что-то было. Хлеб там растет на деревьях, а девушки занимаются тем, что ищут в ракушках маленькие белые шарики. По твоим словам, они ныряют за этими своими ракушками без единой нитки…

— Не это главное. Я припомнил еще кое-что, — прервал его на самом интересном месте Б'ей Реж. Вспоминать было тоскливо, особенно здесь, в пустыне, под лиловым небом. — Там на море очень сильное волнение. Волны гораздо выше, чем на Круглом море, и люди выгребают ловить рыбу за прибой на странных деревянных досках. А когда им надо вернуться на берег, они поджидают волну, встают на нее, и она несет их прямо на берег.