Свадьбы

- Великий визирь Махмуд-паша, - сказал Мурад торжественно, - вдумайся в слова своих удивительных титулов и будь достоин их величия и высоты…

Глава вторая

Персидский шах Сефи I оказался проворнее Мурада IV. Его посол жил при дворе императора Джехана уже целый месяц. Оберегая честь шаха, достойный муж, не задумываясь, мог бы пожертвовать головой, и это прекрасное качество персидского посла бостанджи-паша тотчас обратил себе на пользу.

Посол Сефи I все еще не предстал пред очи Джехана, ибо ритуал приема показался ему оскорбительным для чести персидского престола. К Великому Моголу нужно было являться чуть ли не ползком, но то, что возможно для рабов, неприемлемо для независимых.

Двор Великого Могола не собирался поступиться традициями, и переговоры, не начавшись, зашли в тупик.

Положение бостанджи-паши было незавидным. Чтобы столкнуть Индию с проторенной дороги мира на неведомые тропы войны, нужно было взломать непробиваемую леность Великого Могола Джехана, которая заменяла тому мудрость и прочие государственные добродетели.

Бостанджи-паша подобострастно исполнил все ползанья и поклоны, сказал все высокие слова, какие полагалось выслушивать от послов Великому Моголу, и Джехан пригласил турка посмотреть бой слонов.

Персидский посол смеялся над бостанджи-пашой.

- Что взять с турка? - разглагольствовал перс. - В империи Османов низкопоклонство и высокий род - разные названия одного предмета. Здесь, в Индии, я слышал присказку: “Если шах скажет днем: “Наступила ночь”, - “Вижу месяц и звезды!” - кричи во всю мочь”. В Турции же нет такого человека, который бы не следовал этой мудрости.

Все эти высказывания доходили до ушей бостанджи- паши, но они его даже не сердили. Он знал, что делал, и знал, ради чего он это делает.

Трон Джехана был подобен солнцу. На четырех золотых лапах, весь в рубинах и бриллиантах, трон Великого Могола слепил глаза, и не только блеском. Он пригибал к земле любую голову, будь она головой полководца или владыки государства. Неимоверное тщеславие и богатство этого трона было невыносимо для человеческой гордыни. Говорили, что стоимость трона превышает сорок миллионов рупий.

Джехан, опустившийся на свое место, не погасил сияния, но прибавил.

Бостанджи-паша чувствовал себя очень маленькой собачкой. Будто эта собачка угодила в львиное семейство, и львы со львятами не сжирают пока собачку только потому, что чрезмерно сыты.

Бостанджи-паша оглядывал ряды вельмож, скрывая цепкость взгляда улыбкой. Ему хотелось найти своего двойника. Человек из первой десятки властителей Турции, при этом дворе он в богатстве остался бы за чертой первой сотни. Так ему казалось.

Действо развертывалось на внешнем дворе перед павильонами, где стоял трон и где толпились вельможные зрители. Позади трона по мраморному ложу струился неиссякаемый ручей благовония. Благовония источали два небольших фонтана перед троном.

“Сколько миллионов стоит этот благоухающий источник?” - сверлила мозги мыслишка.

А ведь это был будний день. Полуденная аудиенция Великого Могола для всех.

Бостанджи-паша не слушал дел, которые решал Джехан. Он обменивался приветствиями с вельможами и царственными детьми.

У десятого потомка Тимурленга было четыре сына и две дочери. Старший, двадцатичетырехлетний Дара, любезный, блистательно образованный, принимавший у себя индусов и иезуитов, уже имел трон. Ниже трона отца, стоявший там, где место эмиров. Второй сын, Султан Суджа, был шиит - друг персов, твердых!, скрытный, привлекавший к себе людей богатыми подарками. О третьем сыне, Аурензебе, говорили, что он звезд с неба не хватает, но в людях разбирается.

Четвертого сына и младшую дочь бостанджи-паша во внимание не принимал - малы, а вот старшей дочери, Бегум-Сахеб, он отослал лучшие свои подарки.

Главная принцесса была безумной любовью стареющего Джехана. Отец поручил ей надзор за своим столом. Она была великой умницей и великой красавицей, нежно любила старшего брата, помогала ему. У нее искали защиты от гнева ее отца, но себя Бегум-Сахеб от этого гнева не спасла.

Перед самым приездом бостаиджи-паши случилось страшное. Джехану доложили, что у принцессы в покоях возлюбленный. Джехан тотчас явился к дочери. Юношу спрятали в котел для ванны, и Джехан об этом догадался.

- Ты грязная! - закричал он на Бегум-Сахеб. - Прими ванну.

Слуги разожгли огонь, и Джехан не ушел из комнаты, покуда вода в котле не закипела.

…Последней на аудиенции была принята жена ростовщика. По закону имущество подданных после их смерти наследовал Великий Могол. У жены ростовщика отняли двести тысяч рупий. Она явилась пред очи Джехана и сказала ему:

- Хранит бог ваше величество! Я нахожу, что мой сын имеет основание требовать деньги от отца. Он наш наследник, но я хотела бы знать, в каком родстве с моим покойным мужем состоит ваше величество, чтобы предъявлять права на его наследство?

От такого вопроса из уст женщины у бостанджи-паши вспотели руки - что с нею сделать?

Джехан засмеялся. Приказал вернуть деньги.

Тотчас началось представление. Перед Великим Моголом прогнали удивительной стати лошадей, потом быков, антилоп и носорогов. Пошли слоны. Слоны рухнули перед Джеханом на колени и, поднявшись, страшно трубили.

Наконец был устроен бой слонов. Две пары разъяренных животных, с погонщиками на спинах, разломали глинобитную, разделявшую их стену и бросились друг на друга. Одному слону удалось схватить хоботом погонщика. Мелькнуло в воздухе темное тело, розовые пятки. Звонкий, как пощечина, удар о каменную стену и радостные крики выигравших пари. Победил слон Дара.

В тот же день бостанджи-паша явился к Дара поздравить с удачей. Бостанджи-паша был выслушан. Еще через неделю его слушал Джехан, выслушал и промолчал.

Наконец был принят посол Сефи I. Ему приготовили ловушку. Дверь в тронный зал оказалась такой низкой, что пройти в нее можно было только ползком. Посол встал на колени, но, верный гордыне, вполз, повернувшись к трону Великих Моголов задом.

- Эй, эльгиджи (господин посол)! - вскричал удивленный Джехан, - Неужели у твоего шаха нет приличных людей, коли он посылает такого полоумного, как ты?

- Великий государь! - ответствовал умный посол, - Более приличных при дворе моего шаха Сефи I множество, но каков государь, таков и посол к нему.

Боясь, что потомки в этом словесном препирательстве отдадут предпочтение послу, Джехан повел разговор о величии государей и государств, вынуждая посла провести сравнение между царями Индостана и царями Персии.

- Царей Индостана можно сравнить с луной на пят- надцатый-шестнадцатый день, - ответил посол, - а персидских - с маленькой луной на второй-третий день после рождения.

Джехан был доволен: упрямец посол начинал ему нравиться, - и тотчас из толпы послов, бывших на приеме, раздался голос турецкого бостанджи-паши:

- Оказывается, персы будущее оставляют за собой! Даже величайшая империя Великого Могола для них - ничто. Она для них - на ущербе.

Один удачный ход - и партия выиграна. Великий Могол объявил Персии войну.

ШАХ ПЕРСИИ

Глава первая

Персидский шах Сефи I принял русского посла, кутаясь в драгоценную соболью московскую шубу. Москаль был молод, но мудр, не книжной порченой мудростью, а дорогим шаху природным, свободным, нездешним умом. На больших званых приемах Сефи ловил на себе непривычный вопрошающий взгляд русского посла, словно человек этот знал о нем нечто совсем простое, чего и другие видели, да не понимали. Шах Сефи презирал людей, а иноземцев тем более, но откровенничал он только с чужими. Чужие все равно не могли его понять, а он и не хотел быть понятым. Только ведь, чтобы выговориться, нужны человеческие сочувствующие глаза, Сефи же нравились глаза русского.

Шах два месяца не показывался перед своими подданными и не занимался государственными делами. Причиной тому жестокая нежданная болезнь с мучительной рвотой, головокружениями, с приступами небывалой слабости: не то что сесть, рукой не шевельнешь.