Тайные страсти

Она пошевелила замерзшими пальцами ног, подумав о том, что здесь, по крайней мере, теплее, чем в наемной карете, в которой ей пришлось ехать чуть ли не полночи. Однако вместо того, чтобы попытаться придвинуться поближе к огню, Марселла принялась лихорадочно перебирать в памяти события последних двух часов.

Точнее сказать, неприятности начались еще утром, за завтраком, когда Кларри явился к ней с последней покаянной исповедью и пристыженно признался, что подчистую проигрался в фараон. Хуже всего было то, что его расписки находились у отъявленного негодяя Вольфа.

Марселла достаточно часто просматривала страницы газет с описанием жизни высшего света и скандалов, чтобы иметь представление о человеке, известном лишь под этим прозвищем и слывшем чуть ли не разбойником... хотя он управлял одним из самых роскошных игорных салонов города. Поговаривали, будто тот, кто осмеливался ускользнуть от оплаты карточных долгов и проигрышей этому злодею, подвергал свою жизнь серьезной опасности. Марселла подозревала, что это были всего лишь слухи, но ей совсем не хотелось, чтобы Кларри проверил их на себе.

Тем не менее брату ничего не оставалось, как пойти на это, особенно после того, как их отец, отбросив соображения семейной чести, заявил, что не собирается больше оплачивать счета своего единственного сына.

— Существует только один способ научить этого щенка какой-либо ответственности, — объявил на прошлой неделе сэр Бертрам Ханникат.

Несмотря на то, что их уравновешенный родитель редко проявлял такую твердость, то если он, в конце концов, принимал какое-то решение, никакие упрашивания на него уже не действовали.

Напомнив Марселле об этом факте, Кларри мрачно заявил:

— Надежды нет, Жаворонок, я буду вынужден уехать из города, а возможно, и из страны. Упоминание братом ее детского прозвища, заставило Марселлу вспомнить о своей сестринской ответственности. Как она могла позволить Кларри совершить такой недостойный поступок, пойти по столь позорному пути, как могла допустить, чтобы родители страдали от неизбежного горя, которое обрушится на них в результате проступка сына?

Решив спасти брата от этого сокрушительного несчастья, Марселла незадолго до полуночи украдкой выбралась из дому, чтобы отыскать игорный дом, называвшийся так же, как предпочитал именовать себя его владелец, — «Золотой Волк». Здесь, в этом притоне, в этом гнезде порока и скверны, по слухам, соперничавшим если не по престижу, то по роскоши убранства со знаменитыми дворцами, она и собиралась поговорить о своем брате.

Найти клуб ей не составило большого труда. Правда, потребовалось проявить кое-какую изобретательность, чтобы ускользнуть от бдительного швейцара у дверей заведения. Несколько монет сверх обычной платы, втиснутых в грязную ладонь кучера наемного экипажа, дали Марселле возможность наблюдать представление, достойное таланта самого Кина. Воспользовавшись оживлением, вызванным притворной перебранкой из-за платы, с блеском разыгранной кучером, Марселла опустила на лицо вуаль и проскользнула в игорный дом.

Оказавшись в центральном салоне, она сразу заметила безупречно одетого джентльмена средних лет, красивые черты смуглого лица которого лишь слегка портила жестокая складка у полных красных губ. «Возможно, это и есть хозяин заведения», — с надеждой подумала Марселла.

Не сводя глаз с заинтересовавшего ее человека, она спросила у кучки расфранченных молодых людей, как ей увидеться с Вольфом.

Между тем присутствие девушки в зале вызвало возбужденное шушуканье среди посетителей. Смуглый мужчина обменялся несколькими словами с дюжим лакеем, которого, как выяснилось впоследствии, звали Симом, и, прежде чем Марселла успела выяснить, кто он такой, исчез в толпе.

В следующее мгновение этот парень налетел на нее, под громкий смех собравшихся буквально сбил с ног и вынес из салона на улицу. В пылу сражения с нахалом, — но не раньше, чем успела рассчитаться с противником, — Марселла потеряла свою сумочку, любимую индийскую шаль и модную шляпку с перьями. Последнее, что она успела заметить, пока Сим не натянул ей на голову мешок и не затолкал в экипаж, был его окровавленный нос.

— Сюда, милорд, — послышался совсем рядом голос Сима.

Марселла очнулась от своих невеселых дум и хотела тут же потребовать, чтобы ее немедленно отпустили, но быстро вспомнила, что, судя по всему, находится во власти неизвестного Вольфа, поэтому благоразумно решила сначала выяснить характер этого человека, а уж потом обращаться к нему со своими торопливыми просьбами.

Когда открылась дверь, Марселла неуклюже поднялась на ноги.

— А что же мне еще оставалось делать, милорд? — продолжал Сим начатый ранее разговор, и в его голосе послышалась смиренная мольба. — Она клялась, что не уедет, пока не поговорит с самим Вольфом. До чего же странно было видеть там, у нас, леди. Посетители были недовольны, а сэр Роберт сказал...

— Сэр Роберт — дурак набитый, — оборвал излияния лакея его спутник, — и ты тоже, раз осмелился привезти ее сюда.

Марселла похолодела от страха, уловив стальные нотки в мягком голосе, принадлежавшем человеку явно образованному, и тут же подавила искру мимолетного сочувствия к незадачливому Симу. Очевидно, тот привел к ней самого Вольфа. Странно, но Марселла ожидала, что его голос будет носить отпечаток низкого происхождения этого человека, ибо знала, что Вольф прошел путь от уличного сорванца до некоронованного главаря преступного мира.

Сим тоже уловил угрозу в мягких интонациях хозяина и негодующе взорвался:

— Но она нарушала спокойствие! Я не мог оставить ее где-нибудь на задворках, ведь эта девушка из благородных. Кроме того, сэр Роберт сам приказал отвезти ее к вам. Так уж получилось, милорд Вольф, — униженно проговорил в заключение лакей.

В ответ последовало лишь тягостное молчание, и Марселла неожиданно обрадовалась, что мешок скрывает ее от пристального взгляда незнакомца. Кроме того девушку немало озадачило столь странное обращение к нему: «милорд Вольф». События этой ночи, словно заимствованные из какого-то фарса, притупили ощущение опасности, заставили Марселлу забыть о тревожной действительности, вынудившей ее пойти на безрассудную авантюру.

Судя по всему, этот Вольф не какой-нибудь разряженный денди, чтобы распекать его за прегрешения, и не снисходительный пожилой джентльмен, которого можно разжалобить и убедить быть снисходительным к ее просьбе. Нет, это действительно безжалостный преступник, человек без чести и совести, погрязший во многих пороках, который — как утверждала молва, — сам творит свой скорый суд и расправу. И она отправилась к нему одна, никому не сказав ни единого слова о своих намерениях...

Почему ей пришло в голову, что она сможет воззвать к его милосердию, если понятие о добродетели, несомненно, чуждо самой природе этого человека?..

— Так это и есть та молодая женщина, которая надоедала всем сегодня вечером, — неожиданно раздался совсем рядом тот же бархатисто-мягкий голос.

Марселла невольно вздрогнула, так как не слышала приближавшихся шагов. Почему Вольф двигался бесшумно, подобно зверю — волку, как он себя называл? Полная отчаянной решимости не позволить больше ему захватить себя врасплох, Марселла напрягла слух, пытаясь уловить малейшее движение.