Страница 31 из 44
Девушка игриво посмотрела на Джакара
-А хорошо быть императором? Тебе кланялись?
- Да ты еще совсем девчонка. Кланялись… - спародировал он ее - Лучше быть с ногами, чем без ног – вот в чем истина. – И положил руку девушки на свою культю для большего эффекта. Ту передернуло, и она быстро вышла, оставив Джакара в одиночестве.
Он отвернулся к стене и, более ни о чем не раздумывая, уснул. Сеанс связи с Марией Магдалиной не состоялся – после прошлого раза радетелям придется попотеть, чтобы она согласилась с ним разговаривать.
Мнимый коллега.
Утро встретило Джакара Джойстера похмельем и Шиншиллой. Вид у нее был таким потрепанным, что Джакару даже стало жаль ее.
- Ну как. Полное удовлетворение? – иронично спросил он.
Шиншилла молча показала ему сшитый из одетых на нее вчера трусов мешок, с надписью помадой «деньги». Также молча, она засунула его Джакару в нагрудный карман и зевнула.
-Верни наполненным, дорогой.
Джакар смеясь, поднялся и сел – ноги не болели, и он чувствовал их, до самой линии, где старый бабак отпилил почерневшие кости.
-Эх, сейчас бы ноги.
Шиншилла плотно застегнула одежду и сказала
-Ага, а еще миллион интелов и «Мегатроник-адмираль». Вертолет нам уже готовят. Полетим?
Джакар пожал плечами – А куда деваться? Нужно.
Женщина показала ему на низкую тележку с колесиками.
-Твое авто. Садись и шуруй вниз по лестнице
Не собираясь спорить, Джакар дополз до тележки и сел на нее. Отталкиваясь от пола руками он мог самостоятельно перемещаться. По полу конечно. По траве или песку он и метра в ней не прополз бы. Снова Джакар почувствовал, что не только цель его экспедиции, но и само существование здесь, зависит, в общем то, от терпения этой красивой, но взбалмошной бабенки, огрубевшей в барах и стрипклубах, но сохранившей женскую красоту и сексуальность.
По лестнице он спустился без проблем, опираясь в ступени руками, и таща за собой тележку, дополз до вертолета, поднялся на него с помощью лебедки. Теперь он самостоятельно смог перелезть спинку кресла и сесть в пилотскую кабину, рядом с Шиншиллой - отсюда намного легче было наблюдать за землей.
«Гавиел» летел над какой-то сумбурной кашей воды, леса, травы и песка. Такой ландшафт навряд ли где еще встречается. Эрепорталум открывал свои ворота, показывая, что дальше в нем и не такие черти ноги ломали. Хочешь жить и понимать, что с тобой происходит и где ты – поворачивай без оглядки.
Шиншилла была в веселом настроении и пела какие-то песни на буймиэльцком. Наверное о любви, а может и нет – буймиэльцкого Джакар не понимал. По уговору вертолет летел на пасеку, где жил один из знакомых Шиншиллы зарабатывая себе на хлеб медом. Интересный народ пасечники. Мы мажем хлеб медом, а они поступают наоборот.
Вертушка, срубая длинные ветви деревьев, похожих на ивы, села у сложенного из тонких бревен не то сарая, не то дома. Шиншилла выпрыгнула из кабины и побежала в сторону сарая.
Дверь открылась, и Джакар чуть не встал на обрубки – из двери меланхолично вышел, одетый в драный полковничий мундир император, царь всея Великая, Белая, Малая и прочих земель самодержец Николай второй.
-Коллега ядрена мать - прохватило на смех Джакара. Царь, услышав смех, недовольно посмотрел на него и о чем-то заговорил с Шиншиллой. Из сарая вышел одетый во фрак начала двадцатого века господин, чувствовавший себя, судя по всему намного увереннее царя. Засаленные рукава фрака были аккуратно зачинены, а сапоги начищены. Он кивком поздоровался с Джакаром и тоже подошел к Шиншилле, вступив в разговор.
Наконец они о чем-то договорились, и пошли обратно в сарай. Шиншилла призывно махнула рукой Джакару и последовала за ними.
Джакар кое-как выбрался из кабины и, крутя колесами, поехал за ними, матерясь о полном отсутствии уважения к инвалидам и ветеранам у населения эрепорталума.
В сарае было темно. Горел жир в плошках, стояли две грубо сколоченные кровати, накрытые шкурами, и стол, заскобленный ножами.
Стулья заменяли пни, на которых все и сидели. По их количеству Джакар понял, что большое количество гостей здесь – не редкость. Он подтянулся и влез на свободный пень. Шиншилла представила его, как бывшего императора Аргонской Империи Джакара Джойстера Аргонского. Николай Второй молча ковырял в носу, а второй обитатель сарая представился.
- А я бывший дипломат. Здесь все бывшие. Зовут меня Иван Андреевич, я боярин Новгородского совета, представлял Республику в Папской Области. Это – он показал на царя – полковник Николай Александрович Романов, начальник моей охраны. Гостям мы всегда рады, так что располагайтесь как у себя дома, извиняюсь, что не дворец.
Джакар махнул рукой. – Пустяки! Последние три года я прожил в России, так что мне не привыкать.
Он понял – что эти люди из той самой, измененной Иоанном, реальности. Сразу же пришла мысль, что полковник Романов может стать его союзником – кому не захочется, превратится из начальника охраны, в государя величайшей империи, но отсутствующий вид Николая Александровича, и палец, не покидавший носа как-то сразу отмели ее.
Николай Александрович большей частью интересовался шумящими за узкой прорезью в стене воронами и, извинившись перед всеми, взял ружье и вышел – за стеной раздались выстрелы и вороний гам усилился.
Иван Андреевич извинился за него
-Он и в Риме Папе покоя не давал с этими воронами. Каждый сходит с ума по-своему, не будем обращать внимания. В остальном Николай Александрович культурный и я бы сказал достойный человек.
Шиншилла молча выскользнула, и выстрелы на улице прекратились. Иван Андреевич подвинул к Джакару чашку с чаем и, спросив, что случилось с его ногами, поведал о том, как они попали сюда.
-Уже пять лет здесь находимся. Я сам с Урала, у меня и отец, и дед пчелами занимались, а я вот тут. Николай Александрович дрова заготавливает – нравится ему эта работа. Все бы хорошо, но не знаю, как у Республики с Римом вышло – голова об этом болит, да и дети дома остались…
Джакар не стал расстраивать его рассказом о том, что он пришел сюда разрушить всю ту историю, которую знал, и, наверное, любил Иван Андреевич. Он спрашивал его про пчел, про погоду, про окружающую местность, пока не перешел на архистратига. Услышав его описание, боярин на удивление сразу узнал его.
- Это Иоанн Бастини? Он на Папу покушался, пол уха ему отстрелил. Я с ним не раз разговаривал. Иван Андреевич рассказал про виллу, где собирались революционеры.
Джакар задумался. По абсолютному времени эрепорталума, это было пять лет назад. По относительному земному, девяносто пять. По личному времени Иоанна может месяца два-три назад. Возможно, он еще в Папской области воюет, да бомбы под кареты клерикалам швыряет.
- Не скажете, где в последний раз вы его видели? Я этого человека ищу по некоторому делу. – Об истинных причинах Джакар предпочел скрыть.
Иван Андреевич показал ему фотографию на картоне. На ней сидела молодая девушка с красивым нервным лицом в обнимку с Иоанном Бластинским, обряженным в монашескую рясу, на фоне белых стен.
-Вилла дель Флорио, южнее Рима. На снимке Иоанн Бастини и его подруга, революционерка – Аманда - фамилии сейчас не вспомню. Там они и жили, но ведь пять лет прошло…
-А здесь вы его, Иван Андреевич нигде не видели, или его Аманду, или кого-то из людей, которые были с ним?
-Нет. Мы же с корабля сюда попали, а он и Италии не покидал. Как он тут окажется. А мы, когда сюда попали, грешным делом думали, что этот мир на дне моря находится.
-Иван Андреевич, вы мне фотографию этой Аманды не дадите на время? Обещаюсь вернуть.
-Почему же… - экс-посол протянул экс-императору картонку.
Джакар допил чай, и крепко пожав руку боярину, выполз в своей тачке на улицу.
Шиншиллы не было. Джакар не стал разыскивать ее, влезая в частную жизнь и доковыляв до вертолета, залез в кабину, рассматривая фотографию.
Магистр Иоанн не изменился со времени Технотепульского сражения. Только взгляд стал бесповоротно хмурый, да на голове светилась плешь тонзуры. Его подруга, Аманда, была из тех девушек, которых сто лет назад называли энглизированными – стройная тонкая фигурка, почти тот же идеал женщины, что и в наше время. Во времена Кустодиева ценились другие пропорции, но Иоанн-то был из другого мира. Под тонкими черными бровями светились большие черные глаза, рука в белой перчатке держала веер. Было в ней какое-то неспокойствие, сразу бросающееся в глаза, наверное свойственное всем революционеркам того времени. Для нее это действительно была революция во имя какого-то там светлого будущего, а для Иоанна, лишь игра в изменение мира. Вот разница между радетелем и его инструментом.