Александр Агренев. Трилогия

– Будет сделано, Александр Яковлевич. Приступим к дальнейшим испытаниям?

– А можно я?

Унтер дождался утвердительного кивка, подобрал и пошел устанавливать одну пластину. Чего просто так палить, когда есть возможность совместить приятное с полезным?

Ттах… ттах…

Выстрелы пистолета воспринимались на слух, как резкие и звонкие щелчки. Как удары плеткой.

«Плеткой… А чем не название для «младшенького»? Будет «плеткой» с восьмеркой убийственных ударов в обойме».

– Господа, у меня есть предложение. Как вы смотрите на то, чтобы поименовать данное оружие «плеткой»?

Унтеру было глубоко по барабану, как там обзовут пистолет, потому что он Григорию не понравился. Резкий бой, сильная отдача и самое страшное – практически целая (хотя и с многочисленными вмятинами) мишень. Последнее для него было важнее всего, и в качестве успокоительного средства пришлось ему позволить опять поработать «рокотом». А Греве предложил назвать третью разновидность самозарядного пистолета «соколом», уловил, как поморщился заказчик, и решил, что «плетка» – это очень даже ничего.

– Валентин Иванович, образец, пожалуй, сыроват будет. Посмотрите, что можно сделать, но отдача должна быть помягче. И вот еще что. Давайте попробуем изготовить обоймы увеличенной емкости. У «рокота» доведем до двадцати двух, для «плетки» попробуем до четырнадцати.

– Интересная задача. Я думаю, что управлюсь недели за две, в аккурат к готовности «орла»?

– Разумеется «орла». Вы же помните, мы это уже решили. Как идут работы по винтовке, скоро ли результат?

– Затворный узел почти готов. Точнее, все три его варианта. А стволы требуется брать в Сестрорецком казенном. Но вы говорили мне, что время есть и сперва надобно довести до ума последнюю модель пистолета.

– Говорил и от своих слов не отказываюсь. Просто если успеть к концу этого года, то успеем поучаствовать в конкурсе на новую армейскую винтовку. Так что я на вас надеюсь, Валентин Иванович.

– Да-да, я приложу все усилия. Позвольте осведомиться, как идут ваши эксперименты с новым обмундированием?

Пошить форму получилось не сразу. Пока Марыся освоилась с супертехнологичным агрегатом (то есть привыкла работать и ногой, и руками одновременно), пока долго и безуспешно искали ткань подходящей расцветки… Не нашли, плюнули и взяли среднезеленого цвета, с последующим ручным добавлением светло– и темно-коричневых пятен. Солдаты, обнаружив, что их мнением не просто интересуются, а еще и учитывают все дельные пожелания, превратились в этакого коллективного модельера, на полном серьезе днями и ночами обсуждали расположение или форму кармана, где какие хлястики и прочее. Пару раз даже едва до «неуставняка» не дошло, такие страсти кипели. Первый и третий взводы просто исходили слюной пополам с завистью, глядя на эти парламентские дебаты, до того им хотелось принять участие в… да во всем, что делали их товарищи. Первый готовый комплект примерил поручик – походил, лег, присел и… форма отправилась на доработку. Потом пришел черед унтера со товарищи – бегали, прыгали, боролись, ползали по непросохшей еще земле. В результате таких краш-тестов на свет появилось два типа полевой летней униформы. Пятнистая ткань, накладные карманы, легкая рубашка на пуговицах, усиление на локтях и коленях, кармашек под медпакет – это было общее. Затем шли различия. У солдатской штурмовой прямо в куртку были вставлены-вшиты бронепластины, от горла до паха прикрывающие корпус. И разгрузка была на восемь пачечных обойм для «манлихера» или более широкие карманы под патроны для винчестеров (коих скопилась уже целая дюжина, под русский 44-й калибр). В егерском варианте защита отсутствовала вообще, и кармашков под обоймы в наличии было всего четыре, зато имелись – хороший маскбалахон, вшитый прямо в штаны узкий кожаный карман-ножны под недлинный клинок и очень удобный ранец (практически полная копия туристического рюкзака). Жалко, что до защиты на голову руки не дошли. Как только оба типа утвердили, Савва потерял покой – редкий солдат на примерке не хвалил новоявленную швею за ловкие руки или красивый голос, поглядывая при этом на фигуристую вдовушку с понятным сожалением. Эх, хороша Маша, да не наша! Успокоился (а заодно и немало позлорадствовал) денщик только тогда, когда началось освоение новой тактики. Маскировка, работа двойками и тройками, сигналы и приказы с помощью жестов, устройство правильных засад, стрельба из револьверов и опять же винчестеров. Получалось, правда, не у всех и далеко не с первого раза. Неосвоенными пока оставались только несколько дисциплин. Например, штурм хуторов и полевой допрос (и то из-за отсутствия «учебных пособий»). Ветераны пыхтели, кряхтели и скрипели зубами, но жаловаться и не думали, только иногда гадали: откуда берутся у командира такие идеи? Глядя на них, тянулись и допущенные к новой науке молодые, потихоньку стали пристраиваться к тренировкам и ветераны из других взводов. Одним словом, жизнь на заставе становилась все интереснее и интереснее.

В трактир среднего пошиба «Три гуся», расположенный в не самом спокойном квартале, вошел непонятный человек азиатской внешности. Непонятен он был тем, что здесь ему было явно не место: по добротной одежке, по манере поведения, по общей для всех господ холености, что ли, любому видно было, что господин этот не бедствовал. А раз так, то и выбрать он должен был солидную ресторацию, а не трактир, где основная публика – извозчики да мелкие приказчики. Но раз уж пришел…

– Чего изволите? Выпить, закусить?

Быстро, но цепко оглядев подскочившего то ли буфетчика, то ли старшего полового, посетитель спокойно поинтересовался, где можно найти писаря городской управы по фамилии Ставински? Вместо ответа его молча отвели в укромную нишу, где в полном одиночестве обедал…

– Вы ли Войцехом Ставински будете?

– То так, пан…

– Абай. Просто Абай.

– Приятно свести знакомство. Чем обязан?

К этому визиту Александр готовился заметно тщательнее, чем обычно, потому как стрельба на месте в его планы не входила. Почитывая предусмотрительно откопированную «нетленку» покойного Стефана Ягоцкого, он долго выбирал сразу из трех подходящих кандидатур и в конце концов остановился на простом писаре из городской управы по имени Войцех. Тот брал дороже всех, зато и качество исполнения выдавал отменное, так как по долгу службы имел дело именно с паспортами и метриками. Как говорится, что имеем, тем и торгуем.

– Мне необходимо правильно заполнить несколько официальных бумаг. Мои знакомые порекомендовали именно вас, как настоящего мастера подобных дел. Вы меня понимаете?

– Гха…

Видя, что старый писарь находится в сомнениях, и искренне желая помочь в принятии правильного решения, проситель жестом фокусника выложил перед собой на чистую скатерку свернутый в четыре раза кредитный билет приятного для глаз радужного цвета. Сотня рублей перевесила опасения писаря, и теперь кашель прозвучал явно одобрительно.

– Гха! Отчего же не помочь хорошему человеку. Еще две красненьких – и по рукам.

– Это за одну запись. А ежели две?

– Ну… десяток целковых скину по такому делу.

– А вот мне любопытственно, вы только на русском заполняете или и на других языках можете?

– Гха… Было бы желание.

Собеседник Александра многозначительно посмотрел на незаметно перекочевавшую к нему под левую руку радужную бумажку.

– Есть желание. Немного, но есть. Так как, почтенный Войцех… к сожалению, не знаю имени вашего батюшки. Беретесь мне помочь?

– Пожалуй, что и да. Что именно вас интересует?

– По одной бумаге на русском, немецком и венгерском языках.

– Однако! Но можно. Еще четыре таких же. – Писарь легонько пошевелил пальцами, поглаживая сторублевку, благожелательно улыбнулся и продолжил: – И дело ваше устроится наилучшим образом. Как надумаете, милости просим, я тут почти каждый вечер.

«Значит, цену заломил. Поторговаться? Не, лениво…»

– Уже надумал. Где и когда?

– Молодые, все поспешаете. Впрочем, воля ваша. Через неделю тут же. Вы мне оставшуюся сумму – я вам ваши бумаги. И записи устроим, как полагается.