Страница 8 из 10
Слева на поясе у меня висит перочинный нож (игры с холодным оружием). Если его дополнить красным шейным платком, окружающие решат, что я люблю фистинг или игры с кровью.
Цвет тоже немаловажен, хотя я не встречал в русской БДСМ-тусовке строгого следования цветовой символике. Но все же, если вы не гей, голубую рубашку надевать не стоит. С розовым тоже не шутите, этот цвет означает пытки сосков, а теплая гамма от желтого до коричневого – пристрастие к малоаппетитным развлечениям, имеющим общее название «туалетные игры».
Браслет из толстой веревки на правой руке говорит о желании быть связанным, а веревочный бантик на левом лацкане – самому кого-нибудь связать.
Плетеный кожаный браслет или брелок в виде плетки – символ флагелляции. Впрочем, Кабош носит у пояса настоящий, скрученный несколько раз здоровый кнут.
Малюсенький пучок березовых розог вместо цветка в петлице – знак любви к дорогому отечеству и его славным традициям, например, русскому национальному виду порки: «березовая каша».
Есть еще один символ, общий для всего БДСМ-сообщества. Это трискель. Он похож на трехлучевую свастику или символ инь-ян с тремя лепестками. Злоупотреблять им не следует, чтобы не сочли завсегдатаем. Его мало кто носит. Я знаю двоих.
Дресс-код. Тематическая одежда. Атласные платья с открытыми спинами, высокие каблуки, черные чулки. Кожа, латекс, ПВХ.
Впрочем, на вкус и цвет… Мы как-то выпендрились, притащились на вечеринку в кимоно и с мечами – нормально.
Впрочем, здесь тусовка терпимая. Мэтр Кабош почти либерал. Д/с не любит, рабынь не имеет. Правда, у него сразу четыре боттома. Но это уж как кому нравится.
Потанцевали, насмотрелись на мужской и женский стриптиз. Того и другого много и иногда со вкусом.
Садимся за стол. Жюстина вопросительно смотрит на меня. Вассал обязан испросить у государя позволения сесть. Я небрежно указываю на стул рядом с собой.
Вина нескольких стран на выбор. Неплохо. Мы остановились на прованском розовом в память о нашем южнофранцузском путешествии.
Удовлетворив первый голод, народ повеселел и начал развлекаться тушением свечек кнутом. Ритмичные, как во время экшен, удары бича. Я не большой мастер этого девайса, но тоже пробую. Со второго раза. Даже у Жюстины получается.
В соседней комнате девушку поливают воском. Она обнажена и привязана ремнями к столу. На лице – кожаная маска, полностью скрывающая черты. Ноги разведены. На бедрах и на плечах горят свечи. Маленькие, тонкие, как на торте. Ее верхний по прозванию Господин Рабов предлагает такие же свечки всем желающим: можно зажечь от тех, что уже есть, и покапать на «жертву», можно укрепить на ее теле, добавив свою лепту к украшению «тортика». Моя свеча не крепится ни в какую. Вопросительно смотрю на хозяина девушки (свечи на плечах сидят, как влитые).
– Они на иглах, – тихо говорит он.
У Жюстины загораются глаза.
– Я тоже так хочу. Ты же обещал спросить у Кабоша!
Господин Рабов тонко усмехнулся. Его усмешка говорит: «Распустил рабыню!»
– У нас не Д/с, – упрямо говорю я.
– А я слышал, что у вас более элэсный Д/с, чем у «Посланников вечности».
– Вассал и раб – не одно и то же.
Девушка стонет.
Я оборачиваюсь. Жюстина капает на нее воском, улыбаясь, как развратницы Сада. Она прекрасна. Девушка кончает под каплями воска с ее свечи.
– Из тебя неплохой топ, – шепчу я Жюстине. – Свитчуешь?
– С тобой – никогда.
Я задумываюсь. Среди женщин очень много свитчей.
…Кажется, тогда же или чуть позже, Жюстина заговорила о брэндинге.
– Я хочу всегда чувствовать, что принадлежу тебе.
«Ну и что вы будете делать, когда она протянет вам раскаленное железо для клеймения?» – вспомнил я реплику из какого-то Тематического треда. Нет, удар меня не хватил. Но свыкнуться с этой мыслью удалось не сразу.
– Вассалов не клеймят ни в одной культуре, – заметил я. – Парашютным спортом никогда не увлекалась?
Она улыбнулась:
– Нет. Ничем экстремальным. Разве что, экстремальным бизнесом.
И я понял по тону, что последнее гораздо опаснее.
Мои размышления прервал окрик тюремщика:
– На «А» фамилия!
– Амелин, – устало отозвался я.
– С вещами на выход!
Я взял куртку и полбуханки хлеба, выданного на обед (здесь это очень ценная вещь), и вышел из камеры.
Олег Петрович
Я почувствовал слежку уже в начале бульвара. Обернулся. Ничего особенного. Старушка ковыляет из магазина, парень выключает сигнализацию на пульте и открывает дверь машины, девушка стоит возле рекламного щита и курит, мамаша с коляской на бульваре.
Нервы, что ли?
Прошел еще метров сто. Ощущение взгляда в спину не пропало.
Останавливаюсь, делая вид, что изучаю рекламу на кинотеатре «Россия» (то бишь «Пушкинский») и прикидываю, не перейти ли на ту сторону.
Девушка стоит под фонарным столбом и разговаривает по сотовому. Та самая! Так я и поверил, что ты тут давно! Только что остановилась!
Одета во все черное. Черные сапоги на шпильках. Героическая женщина! Это же еще выстоять надо – на улице каток! Черные обтягивающие брюки, короткая дубленка с пушистым мехом и черные пышные волосы. Головной убор отсутствует.
Ладно. Последний тест.
Медленно иду дальше, к пересечению с Большой Дмитровкой.
Если бы не плотный поток машин, заглушающий и более громкие звуки, я бы сказал, что слышу шаги за спиной. Невозможно их услышать! Но я их чувствую.
– Олег Петрович?
Девушка почти бежит ко мне, чудом умудряясь не поскользнуться на обледенелом тротуаре. Я жду.
– Вы Олег Петрович?
– Именно.
– Пойдемте! Это вас заинтересует.
Властно так сказала, королева хренова! Словно всю жизнь мужиками командует. Повернула на Дмитровку и махнула мне рукой, мол, иди. Даже не обернулась.
– А вы, простите, кто? И что должно меня заинтересовать?
– Кто? Не важно. Заинтересовывать буду не я. Речь пойдет о деле Маркиза.
Мы зашли в дверь под вывеской: «Русское бистро». Сняли верхнюю одежду, и я застеснялся дешевого свитера. Наверное, это заведение средней паршивости, забегаловка с бизнес-ланчами, но для меня и «Макдоналдс» дорог.
В зале, за одним из круглых столиков, сидит мэтр Кабош.
– Добрый день, Олег Петрович! Присаживайтесь.
Перед мэтром – штоф водки и тарелка с неким вторым блюдом.
Я сел.
– Что вы хотели мне сказать?
– Вы что предпочитаете? Осетрину на вертеле? Форель? Или мясное что-нибудь?
– Я сыт.
Хотелось добавить: «вами по горло!»
– Не обижайте, Олег Петрович! Я плачу. Водочки?
– Не пью.
– Да я вообще за рулем. Чуть-чуть!
Я осмотрелся. Кабошева подруга села одна за соседний столик и потупила глазки.
– Джин, закажи себе что-нибудь, – снизошел Кабош. – Что хочешь. Только без спиртного.
– Спасибо, мэтр, – девушка счастливо улыбнулась.
Достала пачку сигарет и с опаской взглянула на мэтра.
– Джин, нет.
Взяла сумку, чтобы положить сигареты.
– Джин, видишь, там мусорное ведро у туалета?
Девушка встала, подошла к туалетной двери, и пачка сигарет полетела в мусорное ведро.
У меня отпала челюсть. Джин повиновалась, словно кукла на веревочках.
Водка приятно согрела горло. Сам не заметил, как отхлебнул.
– Помогаю ближнему бросить курить, – улыбнулся Кабош. – Трудное дело. Самому тяжко пришлось.
Подошел официант, и передо мной опустилось здоровое блюдо с осетриной на вертеле, жареной картошечкой, свеколкой, помидоркой и прочими украшательствами. Клянусь, я ничего не заказывал!
– Так что вы мне хотели сказать?
Я сложил руки над тарелкой, не притронувшись к еде.
Кабош вздохнул.
– Нам бы не хотелось чрезмерного внимания властей к нашему сообществу. Мы и так как в осаде. Лесбиянок и тех с работы увольняют, а что уж о нас говорить! Что скажет среднестатистический обыватель, услышав о том, что мы делаем? В лучшем случае «Брр!», а то и «Какой ужас!».