Аун Сан

Четтль, генеральный инспектор армии: «Арест вызовет немедленное восстание».

Генерал Бриггс, командующий регулярной армией колонии: «Арест Аун Сана вызовет немедленное восстание в рядах армии. На армию полагаться нельзя. Тем более что, помимо бирманских, в ней теперь есть индийские части, настроение которых и сторона, которую они выберут в случае вооруженного конфликта, весьма сомнительны».

Генеральный инспектор полиции: «Опасно».

Начальник отдела расследований полиции: «Рискованно».

Совещание представило вернувшемуся из поездки губернатору свои соображения. Арест Аун Сана нежелателен. Губернатор не сдавался. Он продолжал держаться упрямой мысли, что Лига — это Аун Сан. А если Аун Сана не будет — Лига, развалится. Он послал в Лондон запрос на арест Аун Сана.

Телеграмма из Лондона с разрешением на арест застала губернатора в Сингапуре. В тот же день он вылетел обратно в Рангун и вызвал к себе генерального инспектора полиции.

— Выполняйте приказ, — сказал губернатор.

— Но, ваше превосходительство, я еще раз хочу напомнить вам, что, возможно, ни я, ни вы не переживем беспорядков, которые последуют за арестом.

— Хватит, — ответил Дорман-Смит. — У нас есть указание из Лондона, и мы обязаны ему подчиниться.

Инспектор вернулся в контору, позвонил жене, чтобы она заперла дом и приказала слугам никого не впускать, а сам выписал ордер на арест Аун Сана, тридцати одного года от роду, обвиняющегося в убийстве, совершенном в 1942 году. Несколько минут он не мог заставить себя нажать на кнопку звонка.

Потом сказал вошедшему лейтенанту:

— Возьмите взвод. Англичан. Вот адрес.

И тут раздался телефонный звонок. Звонили из губернаторского дома. Только что пришла из Лондона вторая телеграмма. Арест отложить впредь до особого распоряжения.

— Это ваша работа? — опросил на другой день губернатор инспектора полиции.

— Нет, я ничего не писал.

— Значит, все-таки кто-то нажаловался в Лондон. И скажу по правде, все-таки зря мы его оставляем на свободе.

Потом, через несколько лет, заказав книгу о себе писателю Морису Коллису, губернатор будет оправдываться перед историей. Он якобы лично неплохо относился к Аун Сану и не был уверен, стоит ли арестовывать его. Просто обстоятельства были сильнее его.

Аун Сан отлично знал о всей переписке и разногласиях, касавшихся его персоны. В конце концов во всех конторах работали бирманцы — писцы, курьеры, мелкие чиновники. И почти каждый из них платил в Лигу членские взносы или бывал на ее собраниях.

В феврале 1946 года из ссылки в Африке вернулся У Со. Он постарел, стекла очков стали потолще. А в остальном не изменился. У Со доставили в Бирму как раз в самый разгар кампании против Лиги. И он в эту камланию включился.

Примерно в то же время из Японии вернулся прощенный Ба Mo. Конечно, и губернатор и чиновники в Лондоне отлично понимали, что оба эти бывших премьера — люди в высшей степени ненадежные и что-что, а ненадежность свою они уже не раз доказывали. Но сейчас выбирать не приходилось.

Ни У Со, ни Ба Mo на первых норах не вошли в Законодательный совет. У Со ездил с визитами, выяснял обстановку, восстанавливал старые знакомства. Он даже нанес визит Аун Сану и предложил ему свое сотрудничество в рамках Национального фронта. Аун Сан сотрудничества не принял.

Вдруг 1 мая сэр По Тун, который еще не отказался от попыток добиться ареста Аун Сана, как подстрекателя к мятежу против законных властей, объявил, что в результате переговоров с У Со было достигнуто соглашение об объединении сил У Со и По Туна.

Дорман-Смит телеграфировал в Лондон об этом новом союзе и просил разрешения ввести У Со в совет. Кроме того, губернатор просил разрешения срочно прилететь в Лондон, чтобы лично обсудить с премьером Эттли обстановку в Бирме и меры, необходимые для сохранения Бирмы в империи.

Эттли отказался давать оценку действиям губернатора. «Трудно что-либо понять, — отвечал он, — когда политические деятели в Бирме меняют свои позиции ежедневно». Эттли имел в виду У Со. Но на приезд губернатора в Лондон согласился. В министерстве были недовольны положением в Бирме. Оно ухудшалось на глазах. Англичане явно теряли позиции в стране. Надо было менять не только политику, но и губернатора.

В июне 1946 года колониальное правительство перешло в решительное наступление на Лигу, на коммунистов. В районы и города направились карательные экспедиции. Все это называлось борьбой с бандитизмом. Начались аресты среди Организации народных добровольцев. Арестовывали сотнями. И в случае сопротивления расстреливали на месте. В мае расстреляли демонстрацию в Тантабине, в дельте Иравади.

На похоронах убитых выступал Аун Сан. За день до этого губернатор пригласил его к себе и попросил не поднимать в Тантабине восстания.

— Вы только обречете своих сторонников на смерть, — уверял он Аун Сана. — Зачем вы стремитесь к революции? Ведь все мы хотим одного и того же.

— Мы стремимся не к революции, а к свободе нашей страны. Если добьемся свободы мирным путем — тем лучше. Если свобода мирным путем не придет, возьмем ее с оружием в руках.

Аун Сан был совершенно серьезен. И губернатору стало страшно.

— Но на этот раз на митинге я не собираюсь призывать к восстанию. Вы нас все еще недооцениваете. Такое местное восстание и в самом деле принесет множество неоправданных жертв. Нет, мы восстанем по-другому. Так что не волнуйтесь. Завтра восстания не будет. Но этих убитых мы вам не простим. Можно идти?

С Аун Саном нельзя было договориться полюбовно.

8 июня в Рангуне собрался пятидесятитысячный митинг. Аун Сан сказал на нем: «Мы хотим добиться осуществления наших национальных требований мирным путем, но в связи с действиями правительства вряд ли имеется много шансов на мирное решение вопроса. Если англичане полностью удовлетворят наши требования, битва за свободу в широких масштабах может и не начаться. Если, однако, англичане хотят этой битвы, они ее получат».

После митинга Аун Сан позаботился, чтобы текст речи доставили губернатору.

Но английские власти еще не собирались отступать. По официальным данным, к июлю 1946 года в тюрьмах Бирмы находилось несколько сот политических заключенных. Но на самом деле в тюрьмах находилось еще 22 тысячи человек, осужденных за «бандитизм». Из них бандитов было несколько сот. А остальные — это активисты Лиги, члены Организации народных добровольцев.

Английское правительство все больше запутывалось в совершенно безнадежной борьбе с целым народом, народом единым, потому что еще в войну во главе его стала сильная партия, возглавляемая такими людьми, как Аун Сан и его соратники. Стремительно приближался час, когда первая страна отколется от еще великой Британской империи. Этой первой страной будет Бирма.

4 июля был издан приказ, запрещающий ношение военной формы «частными лицами». Это запрещение относилось непосредственно к народным добровольцам.

К этому времени внутри Лиги возникли серьезные затруднения. От коммунистической партии откололась и вышла из Лиги троцкистская группа, так называемая компартия красного флага. В самой Лиге усиливались правые элементы, те многочисленные попутчики, которые, выступая под знаменем Лиги, рвались к власти, к теплым местечкам.

Но все-таки Лига оставалась единой и могучей организацией. Когда 26 июля она призвала провести День борьбы против репрессий правительства, в Рангуне прошла двадцатитысячная демонстрация рабочих. Но демонстрация была только прелюдией ко всеобщей забастовке, которую готовили исподволь на август. Чуя надвигающуюся прозу, англичане собирали вещи и потихоньку переводили деньги домой.

А в это время губернатор Бирмы сэр Дорман-Смит сидел в шезлонге на палубе парохода, который вез его в Лондон. Губернатор решил отправиться на консультацию к премьер-министру не самолетом, а более спокойным видом транспорта. Его мучила амебная дизентерия и неизвестность. Он боялся, что в Лондоне из него сделают козла отпущения. Было ясно, что политика Великобритании провалилась и, если не перейти к более гибким методам, если не пойти хотя бы частично на уступки, в Бирме будет все потеряно.