За борт!

Человек за каллиопой, защищенный лесом медных труб, заиграл „Желтую розу Техаса“; в паровых свистках каллиопы появилось несколько пулевых отверстий, и звук стал намного ниже.

На главной палубе майор Ларош, его люди, а также Питт и Джордино не показывались. Тюки с хлопком стали отличной защитой, ни одна пуля их не пробила. Хуже всего пришлось на открытом пространстве у котлов за главным трапом. Два кочегара Макгина были ранены; пули пробили трубы, и оттуда вырывался обжигающий пар. Макгин снял свою шляпу с манометра. Стрелка давно перешла красную черту. Макгин испустил протяжный вздох. Чудо, что мы еще не взорвались, подумал он. Заклепки на котлах едва держались. Макгин, готовясь к столкновению, стал быстро открывать запасные клапаны, чтобы сбросить огромное давление.

Колеса по-прежнему гнали „Стоунуолл Джексон“ со скоростью двадцать миль в час. Если корабль погибнет, то не как другие пароходы, сгнившие в каких-нибудь затонах или разрубленные на дрова. Он станет легендой и достойно закончит свой путь.

Раздвигая носом волны, содрогаясь под потоком свинца, от которого разлетались хрупкие надстройки, пароход продолжал двигаться вперед.

Ли Тонг как зачарованный смотрел на неумолимо приближающийся пароход. Он стоял в открытом люке на барже и поливал корабль пулями, надеясь попасть в жизненно важную часть и замедлить его ход. Но с таким же успехом он мог надеяться остановить выстрелом из пневматического оружия нападающего слона.

Он отставил карабин „Стейер-манлихер“ и взял бинокль. За баррикадами из тюков никого не было видно. Даже издырявленная, как решето, рубка казалась пустой. На покосившейся доске с названием виднелись золотые буквы, но он разобрал только слово „Джексон“.

Плоский нос был нацелен точно в левый борт буксира. Ли Тонг понимал, что это глупый и бессмысленный жест, попытка потянуть время: несмотря на свои размеры, деревянный колесный пароход не сможет повредить стальные борта буксира.

Он снова взял карабин, вставил новую обойму и, пытаясь повредить руль, сосредоточил огонь на рубке.

Сандекер и Меткалф тоже наблюдали эту картину.

Их захватило величие этой безнадежной попытки. Старания связаться с пароходом по радио ничего не дали. Капитан Белчерон был слишком занят, чтобы отвечать; к тому же старая речная крыса не думала, что ей есть что сказать.

Меткалф вызвал лейтенанта Гранта.

— Спуститесь ниже, — приказал он.

Грант подтвердил приказ и сделал несколько резких разворотов над кораблями. Стал во всех подробностях виден буксир. Огонь по пароходу вели не меньше тридцати человек.

А вот пароход был окутан дымом из труб и паром.

— Он разлетится на куски, когда ударит, — сказал Сандекер.

— Доблестно, но бессмысленно, — пробормотал Меткалф.

— Надо отдать им должное. Они делают больше, чем удалось нам.

Меткалф медленно кивнул.

— Да, этого у них не отнять.

Сандекер встал со стула и показал:

— Посмотрите, ветер отогнал дым от борта парохода.

— Что это?

— Кажется, пара пушек?

Меткалф оживился.

— Клянусь богом, вы правы. Точь-в-точь старые памятники из городского парка.

За двести ярдов от них Ларош поднял саблю.

— Батареи один и два: заряжай! Цельсь!

— Батарея один заряжена и нацелена! — крикнул в ответ мужчина в старинных очках в проволочной оправе.

— Батарея два готова, майор!

— Пли!

Потянули за вытяжные шнуры, и две старинные пушки с раздирающим уши грохотом изрыгнули заряд шрапнели — шариков от подшипников. Первый залп пробил борт буксира, попал в камбуз и разбил печи. Второй пробил рубку, оторвав голову капитану Пуйону и руль. Ошеломленные неожиданными залпами, люди Ли Тонга на несколько секунд прекратили стрельбу, но скоро пришли в себя и возобновили огонь с прежней яростью, сосредоточившись на узких щелях между тюками, откуда торчали стволы мушкетов.

Мушкеты убрали, а артиллеристы быстро протерли стволы банниками и снова начали заряжать. Пули свистели и у них над головами и плечами, одному пуля попала в шею. Но меньше чем через минуту старые пушки „Наполеон“ были готовы к стрельбе.

— Цельтесь в тросы! — крикнул Питт. — Надо отрезать баржу!

Ларош кивнул и передал приказ Питта. Пушки развернули, и следующий залп пришелся буксиру в нос, отчего во все стороны полетели бухты веревок и тросов, но баржа оставалась привязанной к буксиру.

Хладнокровно, почти с презрением не обращая внимания на смертоносный вихрь, обрушивающийся на „Стоунуолл Джексон“, ряженые солдаты зарядили мушкеты и ждали приказа открыть огонь.

Всего двести ярдов разделяло корабли, когда Ларош снова поднял саблю.

— Стрелки — целься! Ну, ребята, отправьте их в ад! Пли!

Передняя часть парохода извергла страшный поток огня и дыма. На буксир словно обрушилась сплошная стена пуль. Результат был опустошительный. Разлетелись все стекла в дверях и иллюминаторах, от переборок отлетали щепки, люди падали, заливая палубу кровью.

Прежде чем стрелки Ли Тонга опомнились, Питт обрушил на буксир от носа до кормы огонь из „Томпсона“.

Джордино присел за тюками с хлопком; он ждал, когда расстояние сократится, чтобы можно было стрелять из пистолета, и с интересом наблюдал, как один за другим второй и третий ряды стрелков отступают и перезаряжают мушкеты.

Конфедераты продолжали вести убийственный огонь. Залп следовал за залпом, и почти каждый выстрел поражал плоть и кости. Сквозь дым и грохот доносились крики раненых. Ларош, увлеченный бойней и хаосом, кричал во все горло, требуя, чтобы стрелки лучше целились, а пушкари быстрее перезаряжали.

Прошла минута, две, три, и битва достигла жестокого равновесия. На палубе „Джексона“ возник пожар, пламя охватило деревянные борта. В рубке капитан Белчерон потянул за веревку парового свистка и в голосовую трубу передал приказ Макгину. Стрелки прекратили огонь, все приготовились к столкновению.

Когда прекратился огонь и стихли звуки каллиопы, странная, нездешняя тишина окутала пароход.

Пароход был подобен боксеру, избитому намного превосходящим его противником, но вновь собравшему все силы для последнего удара.

Удар пришелся в середину буксира. От сотрясения баррикады из тюков опрокинулись, борт, доски, балки на протяжении шести футов лопнули, как тонкие рейки. Обе трубы парохода повалились вперед, окутав возобновившуюся схватку дымом и паром. Теперь стрельба велась в упор. Поддерживающие канаты перегорели, и на палубу буксира опустились сходни, точно огромными когтями сцепив оба корабля.

— Штыки примкнуть! — крикнул Ларош.

Кто-то поднял знамя полка и начал размахивать им. Мушкеты перезарядили, штыки примкнули.

Тот, кто играл на каллиопе, вернулся за клавиши и снова грянул „Дикси“. Питта поразило, что ни один человек не выказал страха. Напротив, всех словно охватило неуправляемое боевое безумие.

Питту показалось, что он перенесся в прошлое.

Ларош сорвал свою офицерскую шляпу, надел на кончик сабли и поднял в воздух.

— Шестой Луизианский! — воскликнул он. — Вперед, на врага!

Завывая, точно дьяволы, появившиеся из-под земли, люди в сером бросились на буксир.

Ларош был ранен в подбородок и в ногу, но, хромая, продолжал наступать. Питт прикрывал наступающих огнем, пока не истратил последнюю обойму. Тогда он положил автомат на тюк хлопка и бросился вслед за Джордино, который, не щадя раненую ногу, бежал по палубе, яростно стреляя из револьвера. За ними, размахивая лопатами, как дубинами, бежали Макгин и его кочегары.

Люди Бугенвилей не выдержали натиска. Эти наемные убийцы, жестокие, не знавшие пощады и не ждавшие ее для себя, не были готовы к безумному натиску южан и допустили ошибку: вышли из-под защиты стальных бортов и попытались встретить нападающих лицом к лицу.

„Стоунуолл Джексон“ горел. Артиллеристы дали последний залп; они стреляли мимо схватившихся на палубе людей, и залп разорвал тросы, привязывавшие баржу. Подталкиваемая буксиром, баржа зарыскала в сторону, и два стальных корабля с обеих сторон зажали разбитый деревянный нос парохода.