Страница 70 из 91
— Я намерен стоять на причале, когда подойдет „Чалметта“, — упрямо ответил Питт.
На лицо врача появилось строгое профессиональное выражение.
— Вы еще по меньшей мере четыре дня проведете в постели. Нельзя путешествовать со сломанными ребрами. И неизвестно, насколько серьезно ваше сотрясение.
— Простите, док, — сказал Джордино. — Но поступил приказ, который отменяет ваши решения и решения Питта.
Питт посмотрел на него.
— Кто может меня остановить?
— Во-первых, адмирал Сандекер. Во-вторых, государственный секретарь Даг Оутс, — ответил Джордино таким тоном, словно читал биржевую сводку. — Тебе приказано, как только придешь в себя, лететь в Вашингтон. У нас назревают большие неприятности. Кажется, мы сунули нос куда не надо, когда обнаружили конгрессмена Морана и сенатора Ларимера в плену на борту русского корабля.
— Они могут подождать, пока я не отыщу Лорен на „Чалметте“.
— Это оставь мне. Ты отправишься в столицу, а я — в Майами и сыграю роль инспектора таможни. Все уже устроено.
Отчасти умиротворенный, Питт снова лег.
— Что с Мораном?
— Не мог ждать, — сердито ответил Джордино. — Как только сошел на берег, потребовал, чтобы флот все бросил и перевез его в столицу. У меня было небольшое столкновение с ним в коридоре госпиталя, после того как его осмотрели. Я был на волос от того, чтобы вколотить его нос в желудок. Негодяй не проявил ни малейшего беспокойства о Лорен и вроде как обрадовался, когда я рассказал ему о смерти Ларимера.
— У него талант бросать тех, кто ему помогает, — с отвращением сказал Питт.
Санитар привез инвалидное кресло, и вдвоем с Джордино они усадили в него Питта. Резкая боль пронзила ему грудь, и Питт застонал.
— Вы уходите вопреки моим рекомендациям, — сказал врач. — Хочу, чтобы вы это поняли. Не могу обещать, что обойдется без осложнений, если вы станете перенапрягаться.
— Я освобождаю вас от ответственности, доктор, — с улыбкой сказал Питт. — Никому не скажу, что был вашим пациентом. Вашей репутации врача ничто не угрожает.
Джордино положил на колени Питту груду одежды — морскую форму — и небольшой бумажный пакет.
— Это приличная одежда и вещи из твоих карманов. Чтобы сэкономить время, переоденешься в самолете.
Питт открыл пакет и нашел внутри виниловый бумажник. Убедившись, что его содержимое цело и сухо, он посмотрел на Джордино и пожал ему руку.
— Доброй охоты, друг.
Джордино потрепал его по плечу.
— Не волнуйся. Я ее найду. Аты езжай в Вашингтон и отправь их ко всем чертям.
Никто не мог, проснувшись, пасть жертвой симптома Рипа ван Винкля и удивиться больше, чем Алан Моран. Он помнил, как почти две недели назад лег спать на президентской яхте, а следующим его сознательным воспоминанием было, как его втаскивают в лимузин где-то в поречье Южной Каролины. Плен и спасение с горящего русского корабля казались расплывчатым пятном. Только вернувшись в Вашингтон и обнаружив, что и конгресс, и верховный суд изгнаны из своих законных мест обитания, он очнулся и вспомнил о своем политическом влиянии.
Видя, как эмоционально и политически разбито правительство, он почуял возможность удовлетворить свое честолюбивое желание стать президентом. Не обладая достаточной популярностью и поддержкой, чтобы занять это место после выборов, он решил воспользоваться несчастьем. Марголин отсутствует, Лаример убрался с его пути, президент вот-вот будет смещен, и Морана теперь ничто не остановит.
Моран собрал пресс-конференцию посреди Джексон-сквер, на другой стороне Пенсильвания-авеню, напротив Белого дома, и ответил на вопросы множества корреспондентов. Пробил час его торжества, и он наслаждался всеобщим вниманием.
— Вы можете сказать, где находились последние две недели? — спросил Рэй Марш из „Нью-Йорк таймс“.
— С удовольствием, — ответил Моран. — Лидер большинства сенатор Лаример и я отправились в отпуск порыбачить в Карибском море; мы хотели попытать счастья и поймать рекордного марлина, но в основном чтобы обсудить проблемы нашего великого народа.
— В первых сообщениях говорится, что сенатор Лаример погиб во время трагедии „Леонида Андреева“.
— С прискорбием сообщаю, что это правда, — сказал Моран, неожиданно посерьезнев. — Мы с сенатором находились в пяти или шести милях от русского круизного лайнера, когда услышали взрыв и увидели огонь и дым. Мы сразу приказали капитану сменить курс и направиться к месту катастрофы. Когда мы прибыли, „Леонид Андреев“ уже был в огне от носа до кормы. Сотни испуганных пассажиров прыгали в море, у многих горела одежда.
Моран помолчал для усиления эффекта, потом принялся энергично описывать:
— Я прыгнул в воду, сенатор за мной, и мы стали помогать тем, кто был ранен или не умел плавать. Мы боролись за них, казалось, долгие часы, держали на плаву женщин и детей, пока не удавалось поднять их на борт. Я потерял из виду сенатора Ларимера. А когда увидел опять, он плыл лицом вниз — явно результат сердечного приступа от перенапряжения. Можете процитировать меня: он умер героем.
— Сколько людей, по-вашему, вы спасли?
Джо Старк из „Юнайтед пресс“.
— Я потерял счет, — скромно продолжал лгать Моран. — Наша маленькая яхта была опасно перегружена обгоревшими и едва не утонувшими жертвами. Поэтому, чтобы не превратиться, так сказать, в соломинку, которая может ее потопить, я остался в воде — лишь бы еще один бедолага мог спастись. Но мне повезло: меня подобрал флот, который, надо сказать, проявил себя великолепно.
— Вы знали, что на „Леониде Андрееве“ находилась конгрессмен Лорен Смит? — спросила Марион Турнье с радиостанции „Ассошиэйтед пресс“.
— Тогда не знал, — ответил Моран, снова делаясь серьезным. — К сожалению, мне только недавно сообщили, что она числится пропавшей без вести.
Кертис Майо сделал знак оператору и подобрался поближе к Морану.
— Конгрессмен, каково ваше отношение к беспрецедентному закрытию президентом конгресса?
— Я в ужасе от того, что можно так бесцеремонно поступать с нашим правительством. Ясно, что президент не в себе. Одним страшным ударом он превратил нашу страну из демократической в фашистскую. Я намерен приложить все силы к тому, чтобы сместить его со своего поста, и как можно быстрей.
— Как вы намерены этого добиться? — подстрекал Майо. — Всякий раз как члены конгресса собираются, чтобы начать процедуру импичмента, президент посылает войска разогнать их.
— На этот раз все будет иначе, — уверенно сказал Моран. — Завтра в десять утра члены конгресса проводят объединенную сессию в Аудитории Лиснера в университете Джорджа Вашингтона.[27]
Для того чтобы избежать безнравственного и незаконного вмешательства призванной президентом армии, мы намерены противопоставить силе силу. Я посовещался в палате представителей и сенате с коллегами из соседних штатов Мэриленд и Виргиния, и те убедили правительства штатов прислать для нашей защиты национальную гвардию.
— Получит ли она приказ стрелять? — спросил Майо, чутьем газетчика угадывая кровь.
— Если на них нападут, — холодно ответил Моран, — безусловно да.
— Так начинается Вторая гражданская война, — устало сказал Оутс, выключив телевизор и повернувшись к Эммету, Мерсье и Брогану.
— Моран безумен не меньше, чем президент, — сказал Эммет, с отвращением качая головой.
— Чем, по-вашему, может кончиться столкновение в Аудитории Лиснера? — спросил Оутс у Эммета.
— Спецчасти армии и морской пехоты, патрулирующие Капитолийский холм, — хорошо подготовленные профессионалы. Можно не сомневаться, что они удержатся и не предпримут ничего глупого и безответственного. Подлинную опасность представляет национальная гвардия. Достаточно, чтобы один человек запаниковал и выстрелил. И тогда мы станем свидетелями бойни, как в университете Кент,[28] только гораздо худшей. На этот раз на огонь национальных гвардейцев ответят несущие смерть снайперы.
27
Аудитория Лиснера — зал на полторы тысячи мест, где проходят театральные постановки и другие массовые мероприятия.
28
В 1970 году четыре студента университета штата Огайо были застрелены национальными гвардейцами, которые утверждали, что перед этим слышали пистолетный выстрел.