Гриада

За очередной едой академик сказал мне:

— А эта Сверхновая — старая знакомая ученых: первую ее вспышку они наблюдали на Земле еще в 1604 году.

— Скажите, — перебил я Самойлова, а сколько лет мы уже в пути по земному времени?

— Не знаю, — был ответ. — И признаться, это меня не беспокоит. Земля, безусловно, вертится, а человечество наверняка достигло высочайшего развития цивилизации. И мы по-прежнему молоды.

— Положим, не так уж молоды, — намекнул я.

— Это еще как сказать, — бодро отпарировал академик.

Однако через минуту он помрачнел.

— Прожить бы еще тысячу лет, — задумчиво промолвил Петр Михайлович. — Я до конца использовал бы эти годы для изучения свойств материи.

— И скитались бы по Вселенной без родины, без близкого человека, одержимые лишь манией познания?

— Нет, я постарался бы обрести близкого человека. И отлучаясь надолго, ну, скажем, как мы, — оставлял бы его в анабиозной ванне нестареющим…

Лида как живая встала у меня перед глазами.

— …а ты забыл об этой великолепной возможности новой науки! Другим пришлось взять на себя трудную задачу устройства Лиды в Пантеон Бессмертия. Если ты вернешься на Землю через миллион лет, все равно ее возраст не будет сильно отличаться от твоего… Да оставь свои медвежьи благодарности! Задушишь!

Но я не слушал академика и пустился, пританцовывая, по салону.

Самойлов с веселым любопытством следил за мной.

— Дорогой мой Петр Михайлович! Вы вернули меня к новой жизни.

Он поморщился:

— Избегай говорить напыщенно. От этого предостерегал наших предков еще Тургенев.

Я остановился, чтобы возразить ему, но потом махнул рукой и снова пустился в пляс.

— Странное существо любящий человек… — задумчиво сказал академик, наблюдая за мной.

Я просидел потом несколько часов перед портретом Лиды. Милый Петр Михайлович! Как отблагодарить его за эту услугу? Величие души сухого на вид академика еще ярче вырисовывалось передо мной.

Анабиозные ванны, установленные в усыпальнице, позволяли избранникам совершать чудесное путешествие в будущее: если, например, великий ученый или Герой Земли желал увидеть последствия своих открытий или деятельности в любом далеком будущем, он мог лечь в свою ванну еще при жизни, то есть как бы «умереть» досрочно. Перед усыплением служители Пантеона настраивали реле времени ванны на тот век будущего, в котором он хотел проснуться.

Лида сладко спит и ждет нашего возвращения. Никто не нарушит ее сна: шифр ее пробуждения известен только счетчику времени и нам. «Двадцать восемь дробь сто двенадцать», — в упоении твердил я заветные цифры.

— Виктор! — окликнул академик, пробуждая меня к действительности. — Очевидно, тебе хочется вернуться на Землю не слишком старым? Хотя бы, скажем, в моем возрасте?

— Моложе, — потребовал я.

— Так скоротаем же время в анабиозе. Пусть протекут годы, не старя нас!

— Не говорите напыщенно, — напомнил я Самойлову.

Он виновато улыбнулся.

Однако прежде чем погрузиться в анабиозные ванны, пришлось проделать бездну работы: в сотый раз кропотливо проверяли и уточняли программу для робота-пилота, определяли с помощью электронного вычислителя новую траекторию полета и режим ускорений. Дважды за время нашего сна скорость должна автоматически падать до сорока километров в секунду, чтобы астролет мог безопасно описать ряд кривых на значительном удалении от Сверхновой и по прямой устремиться к ядру Галактики.

Наконец мы были почти у цели: как показывала карта, от желтой звезды Самойлова нас отделяли уже не десятки тысяч парсеков, а всего лишь сотни миллиардов километров.

Перед последним погружением в ванну академик спросил:

— Ты не забыл умыться, почистить зубы и принять препарат МЦ?

Я хотел воспринять вопрос как шутку, но сразу вспомнил, что бактерии и вирусы, отнюдь не шутя, могут продолжать свою разрушительную работу в то время, как мы находимся в анабиозе, не ощущая самих себя. Микроцидный препарат предохранял организм от бактерий и вирусов.

Пришлось проделать утомительную и сложную процедуру.

Уже в ванне, включив автоматическую подачу растворов и биоизлучения, я, как всегда делал, чтобы уснуть, начав считать: «Раз, два, три…»

Под закрытыми веками замелькали фиолетовые круги, проплыло чье-то знакомое лицо… Затем наступило небытие.

Глава восьмая. ПЛАНЕТА ИКС

Мне казалось, что это обычный сон. Встану сейчас, открою дверь, окно, и в комнату ворвется прохладный ветерок утра. Потом я вспомнил, что окна не открыть — его вовсе нет, понял, что меня разбудило реле времени, а значит, протекли годы и годы с момента погружения в анабиоз. Интересно, где мы сейчас находимся?

Я едва дождался конца цикла пробуждения и, накинув одежду, выскочил в рубку. На экранах, почти рядом — рукой подать — ослепительно сиял центр Галактики. Небесную сферу густо усеивали яркие крупные звезды.

— А где наша желтая? — спросил я Петр Михайловича, который, вероятно, давно находился в рубке.

— Прямо по курсу. И всего в полумесяце пути.

Искатель уверенно нацелился в желто-белую звездочку. Она светилась ярче остальных и уже показывала маленький диск. Очевидно, в мощный телескоп можно было бы разглядеть ее поверхность.

— Где-то теперь наше солнце?..

— Даже не ищите. Где-то на заброшенной окраине Галактики. Мы уже в центре ее, в столице, так сказать. Что нам за дело до каких-то окраинных обитателей!

Ровно пел свою мелодию гравиметр. Скорость держалась на уровне пяти тысяч километров в секунду. Да, здесь не разгонишься! Повсюду мощные гравитационные поля, и вместо нужной нам желтой звезды можно набрести на какую угодно другую. Интересно, есть ли жизнь на здешних планетах? А может быть, вообще органическая жизнь в этой части Вселенной существует только на двух-трех маленьких островках вокруг захолустного Солнца?

Я поделился с Петром Михайловичем своими сомнениями.

— Чушь, — уверенно сказал он. — Если Вселенная бесконечна в пространстве-времени, бесконечно и число обитаемых миров, пусть они разделены даже биллионами парсеков!