Гриада

Вот и сейчас Виктор ходит за мной по пятам, мешая проанализировать показания приборов, регистрирующих параметры гравитонного распада.

— Скорость достигла ста пяти тысяч километров в секунду, — вкрадчиво говорит он за моей спиной. — Через тридцать с половиной часов достигнем порога скорости света.

Мне понятна его наивная попытка привлечь внимание.

— Очень может быть, — спокойно отвечаю я и хочу скрыться от него в сектор УЭМК.

— Подождите, Петр Михайлович, — он осторожно берет меня за плеча железными пальцами. — Я давно хотел спросить вас о разных вещах, да вы все были заняты…

Хорошо, — сдался я, зажатый в угол.

— Я до сих пор восхищаюсь гравитонной ракетой, — продолжал он. — Это как в сказке.

— Что же тут сказочного?

— Почти все… Хотя бы возможность достижения суперсветовой скорости.

— Конечно, это необычно. Вообще говоря, я сам до конца не уверен, возможно ли будет победить скорость света. По теории как будто да. Но пока нет экспериментальных подтверждений, ученый должен сомневаться.

— Ну, хорошо. Я опять возвращаюсь к старому разговору… Помните, в Академии Тяготения? Допустим, мы превысили скорость света. Что произойдет с массой корабля, с пространством и временем? Ведь старик Эйнштейн строго доказал, что при скорости света масса бесконечно возрастает, пространство сжимается до нуля, а время останавливается. Неужели время потечет вспять?

Его лицо выражало удивление перед великими вопросами познания, которые — увы! — не были еще до конца ясны и мне.

Посмотрим, что будет в действительности, — осторожно ответил я. — Пока моя уверенность основана на твердо установленном факте — на том, что скорость гравитонов больше скорости света. Продукты внутригравитонного распада также имеют сверхсветовую скорость истечения, следовательно, реактивная тяга «Урании» должна позволить ей превысить скорость света.

— Каким же образом достигается в двигательной системе ракеты сверхсветовое истечение материи? — продолжал допытываться Виктор.

— Довольно просто. Как тебе известно, «Урания» представляет собой, в сущности, огромную летающую трубу, на передней части которой смонтирован купол с нашим салоном, рубкой, анабиозными ваннами, небольшой оранжереей, где осуществляется круговорот веществ, и складом материалов. Для чего сквозная труба в корпусе? Помнишь древние прямоточные воздушно-реактивные двигатели? Они засасывали в себя набегающий воздух, он сжимался до большого давления, затем туда впрыскивалось топливо и происходила вспышка, дающая начало газовой реактивной струе. ВРД как бы прогонял воздух через себя. В какой то мере аналогично построена и наша ракета. Только у нас прогоняется через трубу межзвездная среда: пылинки, частицы, атомы водорода, гелия, кальция. При субсветовой скорости они, влетев в нашу трубу, вызывают ядерные реакции, которые становятся дополнительными источниками энергии для нашей ракеты. Как видишь, эта совершенно даровая энергия, практически неисчерпаемая, заключена в самом пространстве. Но главную роль играет, конечно, истечение тяжелых квантов, порожденных распадом гравитонов. Гравитонный реактор находится в средней части корпуса, сразу после складов горючего. По сорока восьми волноводам в него поступают гравитоны, а про двум каналам в дне впрыскивается катализатор — каппа-частицы. Невероятно бурно, но не бесконтрольно освобождается внутригравитонная энергия. Точнейшие автоматы регулируют реакцию с помощью электромагнитных полей гигантской напряженности; причем сами эти поля создаются за счет той же энергии внутригравитонного распада. Они направляют продукты распада в квантовый преобразователь, где рождаются тяжелые кванты. По спиральным тоннелям в кормовой части астролета кванты направляются в фокус гравитонного прожектора, а последний отбрасывает их в пространство. В районе же фокуса прожектора начинаются и ядерные реакции влетевших в звездолет межзвездных частиц. Происходит новый мощный всплеск энергии, и реактивная струя извергается из дюзы со сверхсветовой скоростью.

— А чем вы измеряли скорость истечения?

Его вопрос поставил меня в тупик. Действительно, все это известно теоретически. А где же приборы, измеряющие сверхсветовую скорость истечения?.. Их нет… Невозможно сконструировать в земных условиях такой прибор, ибо в любом электронном или электромагнитном измерителе сигналы по цепи передаются со скоростью света и ни в коем случае не выше.

Я с интересом взглянул на Виктора. Он оказался не таким дилетантом, каким представлялся мне вначале".

Академик зашевелился и, младенчески почмокав губами, повернулся на другой бок. Я быстро закрыл блокнот и положил его на место. По-моему, Петр Михайлович уж слишком расписал меня!

Прошло семь суток с тех пор, как мы распрощались с Николаем Глыбовым. Академик безвылазно сидит в салоне и колдует над книгами и микрофильмами, время от времени сердито ворча. Что означает это ворчание, я еще не научился отгадывать. Иногда это, видимо, недоумение перед математическим парадоксом, а чаще — восхищение, если не восторг по поводу эквилибристических рассуждений какого-нибудь физика-теоретика.

Делать почти нечего: электронные автоматы и роботы с безупречной точностью ведут корабль по курсу. Откидываюсь в кресле, закрываю глаза.

Глава шестая. ЗА ПОРОГОМ НЕВИДИМОГО

Скорость близилась к световой. Академик разбудил меня, чтобы сообщить эту весть. Лицо его сияло. Я отвернулся к стене, собираясь снова уснуть. Мозг, еще окутанный дурманом сна, не осознал всей важности сообщения. «Зачем будить?» — сквозь сон подумал я. — Торопиться некуда".

— Алло, Виктор!.. Звездоплаватель-первооткрыватель!.. Не узнаю прежнего энтузиаста! Неужели тебе не интересно взглянуть на картину мира при суперсветовой скорости?

Наконец я проснулся и встал потягиваясь. Едва я протер глаза, как тут же забыл об усталости. Главный экран и все остальные проекторы были включены. Звездное небо переливалось всеми цветами радуги. Я никогда раньше не видел такой волшебной картины. Начал проявляться эффект Допплера, то есть изменение длины световых волн, идущих от звезд, при субсветовой скорости относительного движения. Мы настолько близко подошли к порогу скорости света, что цвет звезд менялся буквально на глазах. Те звезды, к которым мы летели, как бы уменьшали длину волны своего излучения. Они вначале голубели, синели, а затем, вспыхнув зловещим темно-фиолетовым светом, потухали вовсе, так как их излучение смещалось для нас в невидимую ультрафиолетовую область спектра. Из бесконечной дали на смену «потухшим» появлялись мириады новых, проходя ту же гамму цветов. И так без конца.