Колумб

«Христианнейшие и высочайшие государи! Вот причина, по какой я желаю освободить Дом Господний и вернуть его воинствующей Святой Церкви. Высочайшие цари: сызмальства вступил я в море, дабы плавать в нем, и продолжаю сие и поныне. Искусство мореплавания склоняет тех, кто ему предан, к познанию тайн этого мира. И этому я отдаюсь уже сорок лет. Все, что я оплавал доныне, все я исходил. Толковал и беседовал я с учеными людьми, клириками и мирянами, латинянами и греками, иудеями и маврами, и со многими иными особами прочих верований. Желание мое Владыка Наш счел благим и вдохнул в меня дух к познанию… И я весьма преуспел в морском деле, достаточно изучил астрологию, а также геометрию и арифметику. И душой приобщился, и руки приспособил к искусству чертить фигуры земного шара и на них в должных местах наносить города, реки и горы, острова и гавани, и все это располагать в должном месте.

В то же время я узнал и стал научать книги всякие и разные, по космографии, истории, философии, а также хроники и труды по другим наукам, и я принялся их изучать, как на то сподобил меня Создатель, и познавал я все это с дрожью в руках, и узнал, как надо плавать отсюда в Индии, и явил господь волю, дабы сие я исполнил. И, горя огнем такого желания, пришел к вашим Высочествам. Все, кто занимались моим делом, с насмешкой его отвергали, и надо мной издевались, и напрасными оказались мои познания в упомянутых науках, и мои обращения к авторитетам. Только Ваше Высочество поверила мне и в этой вере утвердилась. Кто же может сомневаться, что свет этот воссиял в ее душе от Духа Святого в той же мере, как и от меня, и что Дух Святой чудотворным сиянием своим сподобил Вас познать истину? А истина эта, высочайшая и светлейшая, содержится в сорока четырех книгах Ветхого завета, и в четырех Евангелиях, и двадцати трех посланиях святейших апостолов, и Вы вдохнули в меня жизнь, снарядив меня в путь, и с тех пор меня ободряете непрерывно.

Чудо явное пожелал содеять Наш Владыка моим плаванием в Индии, дабы утешить меня и небесную свою свиту. Семь лет провел я при королевском дворе, в споре со многими особами, сведущими в разных науках и обладающими авторитетом, и под конец решили они, что все, что я предлагаю, дело пустое, и в этом укоренились. Но затем народилось то, о чем возвестил Наш Искупитель Иисус Христос, а прежде него провидели святые пророки…

Вот в чем причина желания моего вызволить Дом Святой и отдать его Святой Церкви…» (105, Р I, v. II).

На этом послание Адмирала не заканчивается, следуют многочисленные ссылки на Евангелие, Библию, комментаторов священного писания и пророческий расчет: осталось согласно святым пророчествам всего лишь 155 лет до конца мира, но именно эти полтора столетия будут временем великих побед христианского мира — так говорит священное писание. А стало быть, пришла пора воевать Иерусалим, и Адмирал изъявляет желание все свои силы отдать этому благородному делу.

Это письмо — крик тихого отчаяния. В исходе жизненного пути Адмирал подвел итоги своей былой деятельности. Двадцать лет учения, семь лет упорной борьбы за свой проект, двенадцать лет, проведенных в изнурительных плаваниях, привели его корабль на севильскую мель. Но жизнь еще не кончена, а пророки не лгут. Впереди есть еще светлая цель — Иерусалим, надо призвать христианский мир к новому крестовому походу, но в глубине души Адмирал сознает, что их высочества ни единого мараведи не истратят на вызволение «святой земли».

Сам же он готов пожертвовать на это еще не обретенные миллионы, что не мешает ему обдумывать и различные планы приумножения собственного достояния. Правда, заботится он не о себе, а о наследниках, их он стремится обеспечить постоянными доходами.

Десятина, Иерусалим, предсказания пророков, воспоминания о былых обидах, поправки к завещанию, расчеты с генуэзскими банкирами, мысли о необретенном проливе в индийское море — все эти сюжеты странным образом сосуществуют в его воображении, воспаленном бессонницей, подавленном минувшими испытаниями.

И он помнит: 22 участника последней экспедиции терпят нужду, и письмо к Диего от 25 ноября 1504 года сопровождает такой припиской: «Я отпишу их высочествам и умолю их обеспечить этих людей, ведь они бедны и три года плавали со мной, покинув свои дома. Они испытали бесчисленные бедствия и много потрудились, а новости, которые они привезли, величайшие из великих…» (105, Р I, v. II, 232–233).

Какой мерой можно измерить дела и помыслы этого необыкновенного человека? Престарелый младенец и расчетливый бессребреник, слепой провидец и мечтательный реалист — таким он был, таким остался на склоне лет…

Дни шли, холодные и дождливые дни андалузского предзимья. Болезнь не отпускала Адмирала, а он во что бы то ни стало хотел добраться до королевской ставки. В конце ноября у Адмирала явился великолепный план. В кафедральном соборе хранился катафалк недавно умершего архиепископа Уртадо де Мендосы; катафалк можно использовать как носилки, мулов — как тягловую силу. Так ли уж далеко до Медины-дель-Кампо, всего лишь 500 миль, три недели пути. Но уже 1 декабря Адмирал сообщил Диего, что этот план осуществить не удастся. Усилились холода, хуже стало со здоровьем…

Адмирал решил остаться в Севилье, ко двору он послал брата Бартоломе. А 3 декабря до столицы Андалузии дошла скорбная весть. Умерла королева.

Это был сокрушительный удар. Бесспорно, Адмирал обманывался, чересчур уповая на королеву. Изабелла не вернула бы ему пост правителя Индий и отвергла бы его денежные претензии. Интересы короны она ставила превыше всего и никогда ими не поступалась ради блага приватных особ. Но она была искусной утешительницей ею же обиженных людей и очень ловко вселяла в их души надежды на грядущие милости. Доверчивый Адмирал искренне верил, что королева щедро его вознаградит за все испытания, которые он претерпел.

За полтора года до смерти, в начале 1503 года, королева подписала устав преобразованного ведомства заморских дел — Торговой палаты (Casa de Contractación). Это новое ведомство, созданное по проекту Франсиско Пинело и при участии Хуана де Фонсеки, меньше всего занималось торговлей. В его функции входил строгий контроль над всеми перевозками в Индии, оно обеспечивало подбор новых колонистов, без дозволения этой палаты никто не имел права предпринимать поиски новых земель.

Севильская Торговая палата овладела ключами к Индиям и обеспечила монополию короны на сношения с заморскими землями. Все морские карты хранились в ее архивах, все данные о новых открытиях ее картографы наносили на «Падрон Реаль» — сводную карту, рамки которой постоянно расширялись, причем карта эта была архисекретной.

С 1503 года корабли могли отправляться в Индии только из Севильи и только с ведома Торговой палаты. Изабелла, крестная мать этой «службы открытий», одобрила заморскую политику, которая совершенно исключала участие Адмирала в делах управления Индиями. Как всегда, интересы короны она ставила превыше всего…

А доверчивый Адмирал искренне верил, что королева щедро вознаградит его за все испытания, которые он претерпел на коронной службе.

Некоторое время Адмирал тешил себя надеждами, полагая, что королева восстановила его права в своем завещании. Увы, в завещании Изабеллы имени Адмирала не значилось, на смертном одре Изабелла о нем не вспомнила.

Теперь приходилось рассчитывать только на Фердинанда, и Адмирал, который короля знал куда лучше, чем королеву (ее истинные намерения оставались тайной даже для наиболее проницательных царедворцов), понял, что ничего путного он при дворе добиться не сможет.

Однако оружия он не сложил. Он отправил королю пространный мемориал, в котором изложил свое мнение о делах управления Индиями. Король оставил это послание без ответа. Впрочем, ему было не до Адмирала.

Смерть королевы сразу же вызвала серьезные осложнения. Фердинанд был королем Арагона, в дела Кастилии он вмешивался лишь на правах супруга Изабеллы. Но когда королевы не стало, корону Кастилии унаследовала ее дочь — Хуана. Жена Филиппа Габсбурга, герцога бургундского и сына императора Священной Римской империи германской нации Максимилиана I.