Страница 21 из 138
— Давайте вашу вещь и берите деньги, здесь ровно десять тысяч, — заторопился ювелир. Только сейчас до него дошел ужас происходящего: при открытом сейфе, без свидетелей, с фронтовиком, судя по всему не из тихонь и простаков…
Йошка не спеша пересчитал пачки, рассовал деньги по карманам, с пристальным вниманием поглядел в водянистые глаза ювелира:
— У меня есть еще несколько подобных штучек. Обращаться к вам или поискать другого ювелира?
— Только ко мне! — воскликнул Зейштейн.
— Согласен, и еще один дельный совет: постарайтесь учтивей обращаться с увечными — они сейчас страшно сердитые.
Толстяк закивал, сверкая плешью, как китайский божок.
В семь с четвертью Йошка вернулся в погребок «Альтказе» и сразу же увидел узкогрудого молодого человека в потертом твидовом пиджаке и вигоневой фуфайке, хотя в пивной было жарко и душно.
— Ахим, вы должны получить от нас письмо, писали всем отделением сразу после боя, — сказал Йошка.
— Ничего не получал, кроме официального уведомления о смерти.
— Отец погиб на моих глазах.
Ахим вцепился в рукав Йошки, закашлялся, выхватил платок и привычно прижал ко рту.
«Да у тебя, парень, туберкулез, и долго, видать, ты не протянешь», — подумал Йошка.
По желтому лицу Фехнера пошли красные пятна, на сморщенной шее вздулись вены. С трудом подавив кашель, Ахим проговорил:
— Не надо рассказывать. Все равно отца не воскресишь.
Из заднего кармана брюк Йошка вытащил несколько бумажек разного достоинства, положил на стол:
— Вот что, парень. Купи жиров, масла… Ты должен поправиться.
Глаза Фехнера вдруг гневно заблестели:
— Ишь, фронтовое братство! Верните мне отца! Не надо ваших денег!
Такого оборота Йошка не ожидал, сурово одернул Ахима:
— Уймись! Если бы не цыплячья шкура, я бы сделал из тебя отбивную.
Парня вновь стал душить кашель. Он выкрикивал бессвязные слова, мучительно пытаясь построить какую-то фразу. Йошка жестко произнес:
— Черт с тобой! Ты не достоин своего отца.
Фехнер сделал попытку удержать Йошку.
— Прочь руки!
Он подошел к Хуго у стойки, который вместе с тестем не без интереса следил за перепалкой.
— Парень явно перепил, — сказал Йошка.
— Не знаю, какая блоха укусила его сегодня… Надеюсь, ты не останешься в обиде на наш погребок? — спросил Хуго.
Йошка подмигнул ему:
— Налей-ка нашего «рейнвейна» всем троим.
Тесть, благодушно расплывшись, выпил рюмку. Йошка не поскупился на чаевые. Покинув погребок, он доехал до пансионата, осторожно стал приближаться к флигелю. Дважды прошел мимо освещенных окон, увидел Нину за вязанием. От сердца отлегло.
— …Я правильно сделал, что не стал связываться с неврастеником? — закончил свой рассказ Йошка.
— Да. Тем более, что он был пьян, — согласился Павел.
— Уверен, Фехнер сам станет разыскивать меня.
Утром к Павлу прибежал Франц:
— Господин Шрайэдер требует вас к себе.
Павел выслушал Франца спокойно, на его лице не дрогнул ни один мускул.
Йозеф Шрайэдер жил на небольшой вилле с колоннами, лепным карнизом и высокими узкими окнами в стиле древнегерманской готики. Он стоял у парадной лестницы, широко расставив ноги и закинув руки за спину. Франц прибавил прыти и, тормознув в нескольких шагах, выкинул вперед руку. Шрайэдер, глядя мимо него, спросил:
— Это и есть друг вашего Артура?
— Так точно! Майор и представитель фирмы «Демаг» в Донбассе Пауль Виц.
Павел выступил вперед, отдал честь по-армейски:
— Великодушно простите меня, я отвлеку саше внимание на несколько минут, вот мои документы… Осмелюсь просить вашего содействия в прописке, чтобы выкроить несколько дней для отдыха.
Пока Франц устанавливал мольберт, пока раскладывал кисти и краски, Павел подавал одну бумагу за другой. Натренированным взглядом Шрайэдер просматривал их, остановился перед прошением и щелкнул пальцами. Павел догадался: ему понадобилась авторучка. В углу листа появилась надпись: «Капитану полиции Каппе. Оформить немедленно».
В полицейском управлении Павел нашел Каппе. Магическое «немедленно» сделало капитана расторопным. Документы пробежали по конвейеру с десятками других с той лишь разницей, что проверялись «немедленно», и их обладателю не пришлось потратить много времени на ожидание. Вместе со штампом на жительство были выданы продовольственные карточки на хлеб, мясо, маргарин, сахар, мыло и табак, распределяемые в рейхе по строгим нормам.
В воскресенье Йошка снова появился на почте. Ингрид сказала, что передала Беру все, о чем он просил. По ее словам, тот страшно заволновался, однако обещал быть. В шесть вечера Йошка сел на лавочку в сквере напротив Новой ратуши, развернул газету «Дойче иллюстрирте». Вдруг к нему подошли двое в шляпах. Йошка похолодел. Неужели девицы на почте на него донесли?! Как же он не учел, что служащие почты, несомненно, связаны с полицией!
— Документы! — рявкнул один из полицейских.
— Нельзя ли повежливей? — пробормотал Йошка, чтобы выиграть время и прийти в себя.
— Проверка, — снизил тон верзила, увидев на отвороте френча бело-красную ленточку Железного креста.
Слухай подал солдатскую книжку со штампом остановки в Розенхайме.
— А зачем приехали в Мюнхен?
— Да мало ли какие у меня тут дела?! — возмущенно воскликнул Йошка. — Может, встреча с подружкой! Может, на родину поглядеть!
— Ладно-ладно, — успокоил его полицейский, возвращая документ. — У нас тоже хоть и не фронт, а служба не приведи господь.
Полицейские ушли. Минут через двадцать Йошка увидел Березенко, прошел мимо, шепнув: «идите за мной!» Еще в прошлый раз, осматривая город, он облюбовал один тихий погребок и сейчас направился туда. Березенко пошел следом. В погребке Йошка заказал кофе на двоих.
Без лишних слов Слухай достал из бумажника письмо матери, пододвинул Березенко. Тот стал читать, то и дело протирая очки. Наконец медленно свернул листок, вложил в конверт, сунул его в карман:
— Как к вам попало это письмо?
— Долго рассказывать. Да и ни к чему.
— Неужели мама пошла в услужение… — Березенко замялся.
— Нет, к немцам она не пошла.
— А вы кто?
— Я чех. Для нас немцы те же завоеватели, что и для вас, — Йошка решил играть в открытую.
— У мамы довольно-таки странная просьба: полностью доверять человеку со шрамом на правой руке. Это вы?
— С тем человеком я скоро вас сведу, — Йошка понял, что Березенко ему не верит. — Хотите, я расскажу о вас то, чего не могут знать немцы и не скажет мать ни под какими пытками? Ну, например, как ухаживали в институте за Оксаной Полищук?..
Березенко почувствовал себя свободней:
— Кстати, где она сейчас?
— На одном из заводов в Нижнем Тагиле… Вам ничего не говорит имя Грач? — Йошка назвал кличку подпольщика, который давал задание Березенко, когда его отправляли в Германию.
— Говорит, — после паузы проговорил Березенко.
— Тогда ответьте на мой вопрос: где вы живете?
— В Мюнхене, в общежитии для иностранных рабочих.
— В лагере?
— Нет, мы, специалисты, пользуемся относительной свободой. С некоторых пор я живу в Розенхайме.
— В Розенхайме?! — удивился Йошка.
— Да. В пансионе фрау Штефи.
Йошка взволновался:
— В мансарде?
Этот вопрос в свою очередь удивил Березенко, но он не подал вида.
— Кто за вами приглядывает?
— Здесь — арбайтсфюрер Лютц, а там капитан Вилли Айнбиндер и, по-моему, Франц Штефи.
— Он же художник!
— И соглядатай по велению долга. Они с Лютцем друзья с давних лет.
Йошка допил кофе:
— Мне пора. Если встретимся в Розенхайме, мы не знакомы.
Ему не терпелось быстрей сообщить Павлу, что Березенко, на поиски которого они потратили несколько дней, оказывается, проживает под боком в мансарде пансионата фрау Штефи. Вести разговор дальше не решился. Березенко и так открылся достаточно полно. Теперь ему нужно доказать, что именно он и Павел связаны с матерью и Грачом, стало быть, с Родиной.