Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 46

Плохо было и с транспортом. Туристы никогда не остаются в Катманду больше чем на два-три дня. В расчете на этот срок гостиницы заранее организуют для них экскурсии по интересным местам. Более свободного гостя транспортом никто не обеспечивает; ему приходится самому заботиться обо всем. Общественный транспорт для этой цели не подходит, а нанять автомобиль стоит около пяти фунтов в день. От велосипеда польза невелика: за пределами центра города его почти все время приходится тащить по усеянным камнями дорогам. Остается одно — ходить пешком, но подобные прогулки очень утомительны и занимают много времени. Карт города нет, жители его знают плохо; поэтому ходить пешком по Катманду — значит впустую тратить время.

Город был наполнен американцами. Большинство из них работали в организации, которая распределяет финансовую помощь развивающимся странам. На многих были цветные непальские шапочки, словно они принадлежали к одному из тех странных американских обществ, члены которых имеют обыкновение носить всякие экзотические головные уборы.

Я был крайне огорчен, услышав, что некоторые из непальцев усвоили небрежное заатлантическое произношение. Мне казалось, что все эти перемены к худшему, и через несколько дней мною овладело уныние и разочарование. Однако случайная встреча решающим образом повлияла на мое дальнейшее пребывание в Непале. Ричард Прауд пригласил меня на ужин в британское посольство. Он ушел в отставку в чине полковника гуркхского полка, и министерство иностранных дел весьма разумно использовало его в качестве первого секретаря посольства. Он прожил в Катманду дольше, чем любой другой британский чиновник, и до тонкостей знал все особенности уклончивой политики непальского правительства. В его обязанности не входили заботы о путешествующих англичанах, однако в отличие от многих наших дипломатов он не только охотно давал советы, но и активно помогал приезжим. Я переписывался с ним в течение нескольких месяцев, а во время этой первой встречи собирался обсудить свои дальнейшие планы.

Среди гостей была молодая чета англичан, которые, как и я, недавно приехали в Катманду. Денис Гэллоуэй оказался художником; он со своей женой Бетт уже год, не торопясь, путешествовал в собственном автомобиле. Не удовлетворенные жизнью в Англии, они решили, пока оба молоды и энергичны, побывать в далеких краях. Дениса давно привлекал Тибет; Непал он избрал как наиболее близкий к Тибету район. Определенных планов у Гэллоуэйев не было: они просто хотели провести в Непале год чтобы познакомиться со страной.

Мне нелегко вступать в близкие контакты с людьми младшего поколения, но к этой паре я сразу почувствовал симпатию. У нас оказалось много общих интересов, и вскоре мы стали разъезжать вместе. Это устраивало обе стороны: у Гэллоуэйев был автомобиль, я переводил и показывал им много интересного, что вряд ли они без меня догадались бы посмотреть. Но, возникнув на базе взаимной выгоды, наши отношения скоро превратились в настоящую дружбу, которая продолжала расти и крепнуть. Гэллоуэйи снимали комнату в частном доме и сами готовили себе еду, однако они были не очень довольны и собирались найти какой-нибудь дом подальше от городской грязи и шума. После нескольких недель безрезультатных поисков мы нашли небольшой домик в Чобаре, деревне над рекой Багмати в пяти милях от Катманду. Как и в других непальских домах, здесь не было никаких удобств, а воду приходилось носить из единственного в деревне колодца. Нижний этаж, который служил хлевом, был забит навозом, все стены покрыты грязью и черны от дыма. Но расположен дом был идеально. Я не верил, что его удастся сделать пригодным для жилья, но Денису он полюбился с первого взгляда. Узнав, что снять его можно за мизерную плату — двадцать фунтов в год — и что хозяин не возражает против переделки дома на иностранный лад, мой новый друг немедленно подписал контракт. Когда мне предложили участвовать в этом предприятии, несмотря на некоторые опасения, я решил рискнуть. Во всяком случае это будет лучше, чем мрачный «Сноувью отель», думал я. Между тем я начал готовиться к путешествию в глубь страны, что, собственно, и было основной целью моей поездки в Непал. В этом мне весьма способствовал Ричард Прауд. И вот однажды утром я отправился в Сингх Дарбар разузнать, как продвигается мое дело. На этот раз почетного караула не было, и небритый страж у входа даже не спросил, зачем я пришел. Мне надо было явиться в министерство иностранных дел, но, проблуждав полчаса по бесконечным коридорам, забитым мусором и пропитанным запахом аммиака, я оказался в лесном ведомстве. Приветливый чиновник направил меня в противоположный конец здания. Докладывать обо мне было некому, и я сам представился чиновнику, которому надлежало заниматься с иностранными посетителями. Сняв ботинки и носки и задрав ноги на стол, он читал газету. Вел он себя вежливо и дружелюбно, хоть и несколько сдержанно, но скоро стало ясно, что ни обо мне, ни о моем заявлении он никогда не слышал, и первые несколько минут мы говорили, что называется, на разных языках. Мне он сказал, что в Катманду я могу оставаться сколько захочу, но вообще-то путешественникам в их собственных интересах лучше ограничиться рамками Непальской Долины. Более того, продолжал он, мне придется столкнуться с языковыми трудностями: вне Катманду редко можно встретить человека, который знал бы более двух-трех английских слов. Я решил, что наступил подходящий момент, чтобы перейти на непали. «Если речь идет обо мне, то языковой проблемы не существует», — сказал я. Чиновник просиял от удовольствия. Его будто подменили: тут же припомнились какие-то письма из Англии с моей фамилией. Потом он заявил, что, раз я старый друг страны, для меня можно сделать исключение, и велел клерку принести соответствующую папку. У меня возникла надежда.

После некоторого промедления папка появилась. Я заметил, что кроме моей корреспонденции в ней содержалось несколько сотен других документов, не имеющих друг к другу никакого отношения. Причем они не были подшиты по обычной системе, а склеены в виде свитка длиной в несколько ярдов. Подобное расположение исключало всякую возможность составления какого-либо указателя. Вскоре мы запутались в непокорном свитке, который устелил весь пол; после слабой попытки поддержать репутацию своего учреждения мой новый знакомый потерял терпение и швырнул бумагу в угол.

— Ладно, — сказал он, — объясните мне, что вы хотите.





Я поведал ему о моем давнем интересе к Непалу и сказал, что хотел бы сам увидеть жизнь в горах. Чиновник вежливо выслушал меня, но в безучастном выражении его лица скрывалась подозрительность, и, когда он спросил меня, почему я так рвусь в путешествие, мне не пришло в голову никакого убедительного объяснения:

— Я просто хочу побывать там, — сказал я. — Мне нравится странствовать по горной стране, вот и все.

Он велел мне написать новое заявление с точным указанием мест, которые я хочу посетить. Он ничего не может обещать, но, вполне возможно, моя просьба будет удовлетворена.

Так как с ответом на мое новое заявление не торопились, через неделю у меня вошли в привычку ежедневные визиты в министерство иностранных дел. Я слышал, что другим посетителям приходилось неделями ждать аналогичного разрешения, и, потеряв надежду, они уезжали. Но меня нельзя было взять тактикой проволочек! Много интересного можно было узнать в самом Катманду, поэтому я мог сколько угодно терпеливо ждать. Я решил, что буду надоедать непальскому правительству до тех пор, пока оно само не захочет от меня избавиться. После двух недель ежедневных визитов оно сдалось. Я получил разрешение отправляться куда угодно при условии, что не приближусь к непало-тибетской границе ближе, чем на пятнадцать миль.

Перед отъездом из Англии я полагал, что по предгорьям Гималаев можно будет ехать верхом, и намеревался купить пони. Но на месте обнаружил, что из-за пересеченной местности здесь нет ни дорог, ни даже вьючных троп. Раньше мне случалось путешествовать в таких условиях, но теперь приходилось учитывать то обстоятельство, что тридцать лет назад я был намного сильнее, чем ныне.